Агасфер. В полном отрыве

– Все понятно, сэр! – улыбнулся из-за кружки пива Дик. – Как вам американский обед?

– Все отлично, только многовато, – пожаловался Краевский.

– Ну, тогда продолжим нашу поездку, пока Джонни не заснул в машине?

Краевский покачал головой:

– Боюсь, что уже не расположен к дальнейшей экскурсии, Дик. Мне бы до кровати добраться, – и заметив вытянувшуюся физиономию ирландца, рассмеялся. – Сами виноваты! Зачем было везти меня в ресторан, где гостей откармливают, как индеек перед рождеством?

– Ну, в отель так в отель! – покладисто согласился гид. – Я дам вам свою визитную карточку с квартирным телефоном нашего шофера. Возникнет желание покататься и поглазеть на город – милости просим, сэр! Эй, Бредли, неси-ка свой «приговор» нашему гостю!

После четверти часа лавирования таксиста Джонни в сумасшедшем потоке движения по улицам Нью-Йорка машина нырнула в узкий приезд между двумя небоскребами и остановилась.

– Ну, вот и ваш тихий отель, мистер! Отдыхайте, набирайтесь сил и… не забывайте про мою визитную карточку, сэр! – многозначительно напомнил Дик. – Кстати, если не секрет – чем вы вообще занимаетесь, сэр?

– Всем понемногу, – улыбнулся в ответ Краевский. – В основном – трачу наследство, полученное от тетушки. Пробую писать заметки о тех местах, где уже побывал. Иногда их берут в разные газеты.

– Тогда вам непременно нужно побывать в Ист-Сайде[47 - Верхний Ист-Сайд – квартал в Манхэттене, между Центральным парком и Ист-Ривер. Его границами являются Пятьдесят девятая и Девяносто шестая улицы, а также Центральный парк и Ист-Ривер. С начала XX века Верхний Ист-Сайд известен как «Район шелковых чулок», потому что считается одним из наиболее дорогих и престижных жилых районов Нью-Йорка. Квартал также славится обилием музеев. Наибольшая концентрация их приходится на отрезок Пятой авеню от Восемьдесят второй до Сто четвертой улицы, известный как «Музейная миля».], – убежденно заявил гид. – Про его «музейную милю» можно написать не одну, а десять книг! Между прочим, я знаю одну состоятельную старушку на Ист-Сайде… Если ее разговорить, то получится еще один десяток книг! Она из русских евреек – может, слышали, сэр? Когда-то за ней гонялась полиция всей Европы! Сонька Золотая Ручка – не слыхали, сэр?

Рассчитываясь с гидом и шофером, Краевский убежденно потряс головой:

– Не может быть, Дик! – Он хорошо помнил книгу и рассказы Дорошевича о Сахалинской каторге. – Это наверняка какая-то самозванка и авантюристка! Я совершенно точно знаю, что Сонька Золотая Ручка погибла на русской каторге при попытке к бегству!

– Не знаю, сэр, – задумчиво поскреб подбородок Дик. – Я возил к ней на Ист-Сайд нескольких репортеров из Европы, которые тоже сомневались. И видел их ошеломленные физиономии, когда они выходили от этой старой еврейки! Впрочем, как хотите!

Минут через двадцать Краевский уже блаженно вытянулся на обширной койке в небольшом семейном отеле. Уже засыпая, он подумал, что если ему посчастливится вернуться из Японии, то на обратном пути он мог бы и завернуть на Ист-Сайд. Настоящая живет там Сонька Золотая Ручка, либо самозванка-авантюристка – для газетчика в любом случае это находка!

На следующее утро автобус «Серая гончая» увозил его в Филадельфию, где Краевский со всей серьезностью принялся за выполнение плана перевоплощения в Палмера. Заказанные по телефону новехонькие чемоданы подверглись «косметической» обработке – в этом газетчику помог кусок наждачной бумаги. Пошоркав наждаком углы, Краевский извлек из саквояжа конверт с наклейками разных отелей Европы – ими щедро поделился с коллегой поездивший по свету Влас Михайлович Дорошевич.

Приведя чемоданы в соответствие с представлением о бывалом путешественнике, Краевский произвел настоящий переполох в магазинах готовой одежды, закупив десяток костюмов, брюк, сорочек и пиджаков пенсильванского производства. Вслед за этим вся закупленная одежда переехала в мастерскую белошвейки, которая два дня, не покладая рук, трудилась над изготовлением меток с двумя буквами – «Р. Р.», а потом пришивала их к рубашкам, брюкам и даже носовым платкам новоявленного Перси Палмера.

Не терял времени даром в Пенсильвании и сам «Перси Палмер»: он ходил по улицам, заходил в кабачки и дорогие рестораны, побывал на добром десятке лекций на самые разные темы. Интересовали его, впрочем, только особенности речи жителей своего «родного» штата.

Вернувшись в Нью-Йорк, он поселился в фешенебельном отеле, заказал билет в купе первого класса на поезд «Америкэн старз» до Сан-Франциско, произвел в Bank of New York последнюю на этом этапе пути финансовую операцию по обмену ценных бумаг, необходимых каждому солидному путешественнику. В Лондон была отправлена телеграмма человеку, через которого планировалась связь с редакцией. Депеша имела самое невинное содержание:

Дорогая тетушка Мэри зпт я здоров и продолжаю свое путешествие тчк погода в сан-франциско хорошая тчк = твой рр.

?

Постучав в дверь купе, стюард в белоснежной куртке вручил Краевскому-Палмеру меню вагона-ресторана. В тонкой папке был и карандаш, которым пассажиры первого класса отмечали желаемые ими блюда. Спешить Краевскому было абсолютно некуда: до западного побережья экспрессу предстояло промчаться 83 часа – чуть более трех суток. И он небрежно бросил папку с меню на подушку неправдоподобно шикарной и мягкой кровати.

С каждым оборотом колес железнодорожный потомок Пульмана все дальше уносил его от восточного побережья Америки и от длинных рук Манасевича и его агентуры. Только здесь, в поезде, у Краевского исчезло ощущение присутствия рядом некоего соглядатая.

Покидая патриархальную Москву, он не слишком прислушивался к деликатным предупреждениям насчет опасности путешествия под чужим именем, с чужими документами. В Париже он заглянул, как и было условлено, к старинному приятелю издателя Ивана Дмитриевича Сытина. И был весьма удивлен отчаянно-тревожной телеграммой, которая ждала его почти сутки. Телеграмма была отправлена не из Москвы (еще одна предосторожность), а из Тамбова. Содержание телеграммы было самым банальным. Однако условные фразы сигнализировали о необходимости крайней осторожности.

Получил Краевский и еще одно предупреждение – устное, от некоего анонима. Тот явился в гостиницу ни свет ни заря, и поначалу едва не был выставлен Краевским за дверь. Однако пришелец, прекрасно говоривший по-русски, успел назвать два знакомых Краевскому имени и упомянуть тетушку Мэри, и только поэтому был впущен в номер.

– У меня очень мало времени, поэтому слушайте меня, господин Краевский, очень внимательно. Верить мне или не верить – дело ваше, но выслушать вы должны непременно. Мои друзья из Петербурга попросили навестить вас и сообщить, что русской полиции стало известно о некоем заказе вашего друга Дорошевича. Исполнитель этого заказа пойман, и полиции теперь известно многое. В том числе у них есть ваш портрет, известна и особая примета – шрам на внешней стороне кисти левой руки. Вам о чем-нибудь говорит имя Манасевич-Мануйлов?

Краевский отрицательно покачал головой.

– Это страшный человек, и он идет по вашему следу. Хуже того: у него осталось много друзей в парижской полиции. Должен сообщить вам, что Французская секретная полиция не слишком церемонится в выборе способов действия для достижения цели. Цель в нашем случае – это вы, господин Краевский!

– Значит, украденный у меня вчера чемодан – дело рук этого самого, как его? Манасевича?

– У вас украли чемодан? Когда это случилось? Где?

– Прямо здесь, в отеле. Прихожу, а чемодана нет…

– Заявили протест дирекции?

– Разумеется, – пожал плечами Краевский.

– Вы, как я понял, газетчик. Человек, стало быть, наблюдательный. Вспомните, пожалуйста: как реагировала обслуга отеля на ваше возмущение?

Краевский задумался, припоминая:

– А ведь они не слишком удивились, мсье… Да-да, они вели себя так, словно ожидали чего-то подобного! – Краевский с силой ударил кулаком в ладонь. – Проклятые фарисеи!

Визитер хмыкнул:

– Как правило, прислуга в приличных отелях вышколена и достаточно наблюдательна. Если бы сюда заехал профессиональный гостиничный вор, они перевернули бы весь отель! Я уже не говорю о том, чтобы пропустить постороннего…

– Хм… Простите, мсье, но вы-то просочились в номера! – Краевский подозрительно поджал губы.

– Я служу в полиции! – легко улыбнулся визитер.

– Значит, мой чемодан украли плохие полицейские, а вы хороший? – не удержавшись, съязвил газетчик.

– У меня и у тех полицейских разные друзья в Петербурге, – пожал плечами посетитель. – Но мы отвлеклись. Надеюсь, паспорт был не в чемодане?

– Паспорт достаточно тщательно спрятан.

– Ваш номер был обыскан?

– Я ничего не заметил…Значит, если и обыскан, то весьма деликатно… Послушайте, а кто вас прислал?

– Я не могу вам этого сказать, – вздохнул визитер. – Немедленно, прямо сейчас, уезжайте в Лондон, и постарайтесь сделать это незаметно. Если вас поймают с чужим паспортом, то тут же отправят в Россию – и отнюдь не для того, чтобы вручить подарок. Скорее всего, там вас ждет обвинение в шпионаже и тюрьма. Прощайте, и будьте осторожны! Постарайтесь быть все время в компании людей – неважно кого, но в компании…

Незнакомец коротко поклонился и направился к двери.

– Погодите! Как же я вынесу паспорт из отеля? Как я доберусь с ним до парома, если все обстоит так, как вы говорите?

Визитер пожал плечами и взялся за ручку.

– Погодите же! – Краевский взялся за виски, мучительно размышляя над возникшей дилеммой.

Визитера могли прислать его добрые друзья, но и не только! И названные имена, и упомянутая тетушка Мэри – все это могло быть частью игры. Зачем нападать на человека, обыскивать – если можно задурить голову и сделать так, что простофиля сам отдаст драгоценный паспорт? Однако другого выхода Краевский просто не видел.