Агасфер. Старьевщик

Аббат оглядел собравшихся, ожидая возражений, однако лишь престарелый предстоятель ордена бенедиктинцев что-то пробормотал про то, что Господь сам укажет верной своей пастве заблудшую овцу. Не обращая на старика внимания, Девэ повернулся к брату Тадеушу, жестом велел ему сесть в свободное кресло и начал свой рассказ.

– Как вам всем известно, братья сервиты[2 - Сервиты – один из нищенствующих орденов Девы Марии, основанный в 1233 году во Флоренции. Сервиты работают в приходских общинах, занимаются преподавательской деятельностью и миссионерством.] привезли на нашу конференцию двух девочек-подростков, имея целью продемонстрировать нам достижения своего ордена на ниве просветительской деятельности, а также удивительные способности малолетних служительниц Девы Марии в постижении ими угодных Господу наук. После демонстрации сих удивительных отроковиц они были накормлены, а затем отведены специально закрепленным за ними наставником, братом Рафаилом, в помещение для ночлега паломников, ныне пустующее. Брату Рафаилу было велено дежурить в коридоре до утра. Однако он злоупотребил оказанным ему доверием и заснул, выпив перед этим две бутылки вина из монастырских погребов. Проснулся он лишь под утро от ужасных криков, доносившихся из кельи отроковиц. Брат Рафаил вбежал в келью и обнаружил, что одна из отроковиц мертва, а вторая только-только получила возможность двигаться и кричать, освободившись от опутывающих ее простыней. Сквозь слезы она пояснила брату Рафаилу, что проснулась ночью от каких-то шорохов и стонов. В свете лампады у своей кровати она увидела некую фигуру, совершающую нечто страшное с ее подругой. Отроковица вскрикнула, и злодей, оставив свою жертву, кинулся к ней, потушив по пути лампаду. Девочку спутали простынями и ударили по голове, отчего ее сознание помутилось, и она лишилась чувств.

Собравшиеся поначалу глухо ворчали, затем послышались возмущенные выкрики. Аббат Девэ поднял обе руки, призывая братьев к спокойствию. Постепенно шум затих, и приор продолжил:

– Спустя какое-то время вторая отроковица очнулась, сумела выпутаться из простыней, добраться до двери кельи и позвать на помощь. Брат Рафаил зажег фонарь, обнаружил свершенное злодеяние и, захватив уцелевшую девочку, кинулся наружу, призывая брата Симеона, который, насколько ему было известно, нес ночное бдение у помещения паломников снаружи. Однако брата Симеона на положенном ему месте не оказалось, и на крики брата Рафаила прибежали только ночные истопники и повара. Поручив отроковицу их заботам, брат Рафаил поспешил к моей опочивальне, разбудив по дороге ключника и звонаря. Я немедленно направился к месту страшного происшествия, где сбивчивый рассказ брата Рафаила получил полное подтверждение.

В воцарившейся тишине аббат закончил:

– В злополучной келье я обнаружил убитую девочку – ей свернули шею, а перед этим изнасиловали. Братья-паулины, которых я поднял по тревоге, обыскали весь монастырь и прилегающие сады, но нигде не обнаружили брата Симеона. Причем монахи-стражники у ворот поклялись святым Причастием, что ночью монастырь никто не покидал, и мимо них не проходила ни единая живая душа.

Аббат перекрестился, вслед за ним перекрестились все присутствующие, исключая калеку Тадеуша.

– Так что же нам теперь делать, братья? Давайте подумаем сообща… – проговорил аббат Девэ.

– А что тут думать? – раздался из угла густой бас предстоятеля ордена францисканцев. – Этот ваш брат Симеон, доподлинно зная о грешном увлечении винопитием брата Рафаила, воспользовался его бессознательным состоянием, сотворил грех насилия над девочкой, а потом удрал. Я не удивлюсь, если после вторичного, более строгого допроса ночной стражи выяснится, что кто-то из них слукавил. И ужасный насильник, и убийца сейчас уже далеко отсюда…

Приор паулинов в сомнении покачал головой и с надеждой воззрился на калеку Тадеуша, спокойно сидевшего в кресле и лишь теребившего конец опоясывающего его вервия. Почувствовав устремленный на него взгляд, Тадеуш поднял голову и глазами показал аббату, что желает переговорить с ним наедине.

– Простите великодушно, братья, но Тадеуш имеет сообщить мне нечто важное, причем строго конфиденциально, – объявил присутствующим аббат и, сделав повелительный жест, направился в смежную с гостиной молельню.

Не обращая внимания на недовольные взгляды и ропот оскорбленных недоверием предстоятелей, калека встал и последовал за приором.

– Брат Рафаил, конечно, страдает склонностью к чрезмерному пьянству, – без предисловий начал он. – И нет ничего удивительного в том, что, оставшись один, он предался этому пороку и уснул. Возможно, это спасло ему жизнь. Но чтобы брат Симеон, которого я знаю с момента поступления в монастырь, совершил грех прелюбодеяния, надругался над малолетней девочкой, да еще и убил ее – нет, не верю! Так же, как и вы, святой отец! Нам надобно искать не брата Симеона, а его бездыханное тело!

– Но братья уже несколько раз обшарили весь монастырь, все его потаенные уголки, все подвалы и даже колокольню! И никого не обнаружили – ни живых, ни мертвых тел, Тадеуш!

– И тем не менее надо искать! С вашего позволения, святой отец, я немедленно приступлю к поискам. А когда мы найдем тело, я предъявлю вам неоспоримые доказательства совершенного преступления и, возможно, укажу убийцу и насильника.

– Какая помощь тебе потребна, сын мой?

– Мне нужны все ключи от запираемых помещений монастыря. Было бы хорошо, если бы вы отрядили в помощники мне ключника. А вас, святой отец, я самым убедительным образом прошу ни под каким видом не выпускать из соседней комнаты никого из гостей!

– Но что я скажу, если кто-то из них потребует, чтобы его выпустили?

– Не ведаю, святой отец. Знаю лишь одно: гнусный насильник и убийца находится среди них! Благословите меня на поиски истины, святой отец! Хоть я и не принадлежу к католической церкви, думаю, лишним это не будет!

Выйдя на монастырский двор, Тадеуш велел ключнику принести все имеющиеся у него ключи к зданию, служившему обычно приютом для паломников. Сам он направился туда, стараясь не обращать внимания на угрюмые взгляды монахов-паулинов, кучками и поодиночке бродивших по дорожкам.

Подойдя к дому паломников, Тадеуш остановился и оглядел стены, прикидывая, где обычно коротают время охраняющие вход монахи. Ага, вот, кажется, такое место: сбоку от крыльца, в тихом закутке, спасающем от холодных ветров и летнего зноя! Здесь даже валун большой приспособлен – явно для отдыха.

Тадеуш подошел поближе, пристально рассматривая старую стену. Вот здесь, как раз неподалеку от валуна-скамейки, кирпичная кладка словно отполирована спинами караульщиков на уровне лопаток человека среднего роста. Он заметил и снял с одного из кирпичей длинную серую нить, опустил глаза и осмотрел землю.

Так и есть! На утоптанной земле две бороздки – словно от каблуков сползшего по стене человека!

Тадеуш прошелся по дорожке от крыльца до угла здания, затем осмотрел широкий газон, поросший молодой, пробивающейся к солнцу травой. Да, будь сейчас разгар лета – он мог бы и не различить слабые следы волочения тела, что вели за угол мощной крепостной стены, окружающей монастырь.

Эта стена еще в XVII веке защищала монастырь от набегов сначала гуситов, а позже и шведов. Стена была полой, с многочисленными ходами и внутренними лестницами, позволяющими защитникам крепости незаметно перебираться на наиболее опасные для штурма участки и оттуда обрушиваться на осаждающего противника. В нынешнее время эти ходы показывали только гостям Ясной Гуры, да и то не всегда: многие лестницы и внутренние перекрытия были источены временем и стали совсем ветхими. Потому и двери, открывающие доступ внутрь стены, велено было постоянно держать под замком, во избежание несчастных случаев.

К Тадеушу подошел наконец брат-ключник, сгибаясь под тяжестью полупудовой, не меньше, корзины с великим множеством ключей.

– Брат Теофил, гости вчера осматривали эту часть стены? – повернулся к нему Тадеуш.

– Да, но только снаружи. Меня попросили открыть одну из дверей, ведущих внутрь стены, но замки совсем заржавели, и два ключа сломались прямо у меня в руках, – закивал Теофил. – А третья дверь, во-от эта, оказалась и вовсе открытой: замок там вообще превратился в труху. Поэтому дверь была прижата большим камнем. Но никто из гостей не пожелал пачкать руки и ворочать камень, все прошли мимо…

Уже не слушая, Тадеуш направился к двери, подпертой камнем. Беглый осмотр показал, что камень ворочали совсем недавно и даже не удосужились вернуть в прежнее земляное «гнездо».

Тадеуш взялся за камень, поднапрягся… Нет, слишком тяжело для однорукого.

– А ну-ка, помоги! – крикнул он брату Теофилу.

Камень дрогнул, тяжело качнулся. Тадеуш ухватился за массивную дверную ручку, в душе надеясь, что древние гвозди не вылетят от рывка. Но нет – дверь со скрипом поддалась и отворилась.

Теофил вскрикнул: прямо за дверью, почти на пороге, виднелись чьи-то ноги в грубых монашеских башмаках. Тадеуш и ожидал увидеть примерно такую картину, поэтому промолчал. Пригнувшись, он шагнул за порог, во влажную затхлость. Присел на корточки, взял лежащее тело за плечи и с усилием придал ему сидячее положение.

Это был, как и предполагал Тадеуш, брат Симеон. Разумеется, мертвый…

Теофил, непрерывно крестясь, порывался бежать за помощью. Прикрикнув на ключника, Тадеуш заставил его помочь вытащить тело наружу, перевернуть лицом вниз. Ощупал спину трупа, затылок: так и есть: сначала беднягу с силой «приложили» спиной об стену с выступающими ребрами кирпичей, а потом, оглушенному, проломили чем-то голову.

Тадеуш огляделся: кусты бузины надежно прикрывали их возню с трупом, никто из монашеской братии их не видел.

– Давай-ка, брат Теофил, спрячем тело до времени обратно за дверь. Давай-давай, так надо! – прикрикнул Тадеуш. – Я пойду доложу о нашей находке отцу приору, а ты запрись у себя и пока никому ни слова! Понял? Поклянись Девой Марией!

По дороге к апартаментам предстоятеля Тадеуш зашел в мастерские монастыря и именем аббата велел двум дюжим кузнецам следовать за ним. Сделав крюк, он заскочил в свою келью и захватил корзинку с рубашкой, найденной в купальне.

За дверями в гостиную, где аббат Девэ продолжал удерживать возмущенных клириков, было шумно. На пороге замерли два дюжих монаха, и Тадеуш мысленно усмехнулся: видно, отец приор тоже страховался от возможных неприятностей. Он объявил стражам, что прибыл с докладом о выполнении поручения аббата и просит его выйти наружу.

Взъерошенный и красный аббат через минуту вышел, увлек Тадеуша в боковой притвор и буквально простонал:

– Ну, говори же, сын мой! Говори быстрее, ибо наши гости на грани бунта!

Калека поведал приору о страшной находке за дверью в крепостной стене, а также показал нижнюю рубашку, брошенную в камин купальни и только чудом не сгоревшую.

Аббат выслушал рассказ, взял в руки рубашку, рассмотрел вышитые у ворота буквы «S. J.» и инициалы владельца, взятые в кокетливый вышитый вензель.

– Проклятый иезуит! – вырвалось у приора.

Он несколько раз перекрестился и с отвращением бросил рубашку обратно в корзину.

– С полгода назад он вернулся из заморской испанской колонии в Америке, – словно размышляя вслух, произнес аббат. – Ходят упорные слухи, что орден отозвал его оттуда из-за того, что брат наш во Христе приобщился к пагубной привычке местных племен жевать листья какого-то кустарника. Сок, содержащийся в этих листьях, дикари используют перед сражениями для придания воинам храбрости. Говорят, что злоупотребление этим соком может привести человека к совершению безумных поступков…

– И привело, – кивнул Тадеуш. – Если угодно, отец приор, я в любую минуту готов дать письменные показания.

Аббат машинально кивнул.

– Но, насколько я понимаю, они никому не потребуются, – позволил себе горько усмехнуться калека. – Самое большее, что грозит негодяю, это церковный суд его ордена. На насильника и убийцу наложат какое-нибудь «страшное» покаяние в виде тысячи молитв, потихоньку переведут в другой приход – тем дело и кончится…

– Мы поговорим об этом позже, Тадеуш! – раздосадованный аббат выпрямился, прищурился, глядя на собеседника. – Это не мирское дело, и не мирянину надлежит давать оценки поступкам отцов церкви!