***
Как из тумана острова,
Из песни, проступив едва,
В немую даль
цепочкой темной
Перебираются
Слова…
Перебирается душа
Из обиталища души,
Как пробираются, шурша,
Сквозь репродуктор мураши.
Когда бы вспомнить и понять
Что заставляет лес линять
И кожу сбрасывать змею,
Мы тоже поняли б свою.
Рубашка – к телу, к пенью – речь.
И кабы жить не согреша
И петь – рубашку, плоть сиречь,
Изнашивала бы душа?
Шуршала бы, как лес шуршит,
Когда ползет в него змея
И древний ужас ворошит
Разоблачившегося Я?
***
Ночь озаряет пчелиные ульи
И разоряет медовые соты.
В неразорённых – ещё не любили.
В неозарённых лютуют, несыты.
Соты погасли, лампады, светила,
Гроздья семян, лоно тяжко взрывающих…
Боже, храни их Пречистая Сила,
Вечность незряча, а Ты призревашь их.
Ты пощадишь их, один в целой вечности,
Души немые и непреткновенные.
Ночь сладострастна
от бесчеловечности.
Страсть человечна…
от жути, наверное.
ВЕЧЕРА ВЕСЕННИЕ
Свистень, пеpстень, уголёк!..
Помнишь? – липкий тополёк.
В тёплой дымке, в лёгкой плёнке
Путается мотылёк.
Воздух памяти латая,
Он летит, не долетая,
И садится, и сидит,
Белым домиком глядит.
Свистень, пеpстень, белый дым!..
И становится седым.
И в коpе, не долетая,
Умиpает молодым.
Только азбука жива,
Только, pазве что, слова
Всё ещё свистят и блещут,
Ну одно, ну, может, два, —
В плёнке, в кожице, в дыму…
Кликнул их по одному:
Свистень! Пеpстень! Уголёк!..
Плёнку дёpнул
И совлек
С дымных вёсен молодую
Жизнь, так нежно завитую
В память, в меловой кулёк…
Лопнет ветка тополиная.
Запнётся мотылёк.