Караваны идут по пустыне. Книга стихов

воскресений не ждёт Фома.

Раз уж вспомнилось – эй, хорошая,
сделай музыку мыслям в такт.
Ты здесь местная, не прохожая,
здесь прохожий «Сибирский Тракт».

В ЧАСАХ МЕНЯЯ БАТАРЕЙКУ

Последний срок придёт однажды
и каплей упадет
в песок,
и тело высохнет от жажды,
любви
порвётся лоскуток.
И встанут ходики на стенке,
и ты поверишь —
Бог един,
согнёшь уставшие коленки
в конце концов конечных длин.
Но впереди ещё отрезок,
на нём теряются следы,
как неоформленный довесок,
как пепел рухнувшей звезды.
Там силуэты все размыты,
там пыль прибита вдоль дорог,
и там стоит твоё корыто,
в нём всё,
что ты ещё не смог.

В часах меняя батарейку,
лелеешь ты свою мечту,
она, похожая на змейку,
петляет хитрую версту.

ЗАКРЫТ ДАВНО АЭРОПОРТ ПУКСИНКА

Закрыт давно аэропорт «Пуксинка»
в краю лесов, болот и лагерей.
В душе, по сердцу катится дождинка
под колокольный звон монастырей.
Здесь дует ветер в брошенные трубы
и песни о лихой судьбе поёт,
а в том июле дождь стучал о губы,
я ждал в дождях пропавший самолёт.

Три дня назад как прохудились тучи
и небо превратилось в решето…
за взлётной полосой сосняк дремучий,
собачий лай и окрики постов.
А я свободный, человек свободный,
открыты все дороги и пути,
но дождь из неба мокрый и холодный
прижал к земле, и некуда идти.

Мне показалось, замерло движенье,
и где-то грохнул гром над головой,
и вот оно, земное притяженье…
за мной пришёл с овчарками конвой.
И захотелось, захотелось в небо,
туда, куда не ходят поезда,
туда, где вместе бродят быль и небыль,
хоть на минуту… или навсегда.

Но самолёт пришёл вне расписанья,
в метеосводках прорубив окно,
конвой остался в зале ожиданья,
посты остались где-то за бортом.

Давно закрыт аэропорт «Пуксинка»
и пристань, где встречали корабли,
в душе, по сердцу катится дождинкой
забытый богом лоскуток земли…

ДОРОЖНОЕ

А Богданович* – не Багдад.
«Рено» – не русский танк «Армата».
На ленте серых автострад
шансон в ушах, в уме – граната
французская «Вдова Клико»
системы той, которой нужно,
непринуждённо и легко
звучит движок слегка натужно.

Зазеленелся хвойный лес,
добавив нежности берёзы,
открытой синевой небес
звучат французские вопросы:
Шарше ля фам. Бонжур, мадам!
Я к Вам приехал отобедать.
На свалку выброшен весь хлам:
Кто виноват и что с ним делать?

На Троицу смягчился май,
уже попутно дуют ветры.
Намаялась? Иди, встречай,
пусть в пробках сжались километры.
Таможня взяток не берёт,
и за державу не обидно…