У метро, у «Сокола»

Жунев и Покровский переглянулись.

– Вы свои каналы упомянули, – сказал Покровский. – А что за каналы, можно полюбопытствовать?

– Разные есть люди, которые ночами не спят, – туманно ответил Панасенко.

– Бандюганы, дружки твои, ходят высматривают, с кого котлы снять, вот и все, сука, каналы, – сказал Жунев.

– Вы, что ли, уже нашли маньяка? – раздраженно перебил Панасенко. – Предъявляйте, если нашли. Молчите? Так, может, я найду.

– А найдешь, что сделаешь? – спросил Жунев.

– Голову отвинтить обещали, – вспомнил Покровский.

– Сгоряча, что вы. Отдам в руки советскому правосудию, – усмехнулся Панасенко.

– Но вдруг маньяк окажется родственником члена Политбюро? – спросил Покровский. – Нам прикажут его отпустить.

– Я уже буду знать, где он живет, – напомнил Панасенко.

Жунев закурил. Панасенко достал американские сигареты, тоже закурил, пачку положил перед собой на стол Жунева.

– Мужики, понятно, вы на меня в обиде, – сказал мягко, насколько умел, Панасенко. – Но у меня тетю Нину грохнули, не у вас.

Некоторое время Жунев еще пошипел на Панасенко. В глубине души он вовсе не был против, чтобы матерый цеховик «потеребил», как он выразился, свои каналы. Но отчитываться перед гостем, что сами они до сих пор никаких следов не нашли, не хотел. Покровский это понял.

– Если даешь добро, – сказал Жуневу, – мы с Григорием Ивановичем можем сами продолжить…

Увел цеховика к себе, рассказал ему о местах покушения, о перчатках и о галошах.

– А у кинотеатра «Баку»? – спросил Панасенко. – Ты про «Баку» не рассказал.

– Там кино снимали, – сказал Покровский. – Про любовь и ревность. Девушка пошла с другим в кино, а ее парень ждал с ножом после сеанса, хотел зарезать… Бабушка заслонила внучку, получила нож в грудь… Но это съемки, а слух пошел, будто на самом деле.

– А как там ее бабушка оказалась?

– Билетершей работала, как еще, – сказал Покровский. – Или в гардеробе, не знаю…

Панасенко отреагировал длинным взглядом, развивать тему не стал.

– А из примет, значит, одни галоши и нитки? Хорошо поработали.

Тут уж Покровский развивать тему не стал.

Только Панасенко удалился, а Покровский собрался наконец в Петровский парк, позвонил Митяй из парка Чапаевского. Сеня Семенов, что состоял в компании любителей опасных трюков на кариках, вернулся… Не просто вернулся! Он шел, когда Митяй его только что встретил, на сбор этой самой компании. Не упражняться, поболтать собрались.

То есть они прямо сейчас там, на каркасах что-то обсуждают.

Покровский рысью на «Сокол». Пока добрался, сходка кончилась. Ввинтившись, чертыхаясь, в лаз под забором, Покровский обнаружил на той стороне четверых молодых людей и девушку. Собирались, наоборот, выбираться с каркасов в мир.

– Не запылился, дядя? – презрительно спросил высокий блондин с тщательно зализанными волосами. Шеф, внук генерала.

Покровский в таких ситуациях, встречаясь с целым коллективом, где своя иерархия и традиции, любил зайти сбоку. Можно сказать, что потерял ночью на каркасах арбуз. Несезон, арбузы в Москве с первого августа, тем неожиданней бы прозвучало. «Потерял ночью арбуз в темноте, ребята, помогите найти». Посмотреть на реакцию. Но сейчас Покровский действительно запылился, а главное – запыхался.

– Не больше тебя, племянничек, – жестко ответил Покровский. – Присядьте-ка на каркасики, поговорим. Присядьте, сказал. Проход загораживаем!

Проход действительно заблокировали… Другое дело, что не такое уж интенсивное здесь движение.

Покровский вытащил удостоверение. Некоторые и раньше сообразили, что он неспроста. Расселись цветной стайкой. Маленький молчаливый крепыш в старом тренировочном костюме, вытертая фланель. Шеф и второй парень из генеральского дома, Глеб, одеты помоднее, особенно Шеф. Видно, что есть возможности. Сенька в школьной форме. Худая высокая девушка с волосами, забранными в хвост, стоптанные коричневые туфельки на ногах и джинсы «Рабочая одежда», но голубая рубашка (батник!) в талию с накладными карманами фирменная, кто-то подарил.

Встречали, быть может, развлекаясь на каркасах, человека, который что-нибудь тут выглядывал-вынюхивал? В самое последнее время, неделю-две? Нет, не встречали. Сюда или нагадить приходят, или, напротив, вступить в интимные отношения. Пока рассказчики подбирали синонимы к интимным отношениям, понял Покровский – по тому, как взгляды пересеклись, как Шеф на девушку глянул, как Глеб на Шефа, – что не обошлось в этом неформальном коллективе без любовного треугольника.

Говорил в основном Шеф, и не очень дружелюбно, и осталось впечатление, что кто-то, может быть, больше бы рассказал. Но Шеф всех заглушил авторитетом. «Мы не видели», – заявил несколько раз.

Покровский попросил показать какой-нибудь трюк… захотел сбить ритм. «Удивите меня», – попросил и тем самым удивил собеседников. «Мы не нанятые, не будем выворачиваться сейчас», – сказал Шеф. Кивнул тому, что в тренировочном костюме. Колени протерты почти до дыр. Тот встал, поплевал на руки, посмотрел наверх, там железная балка, далеко до нее, попросит подсадить… Но парень подпрыгнул, как из пращи, подтянулся на балке, а, соскакивая, сделал заднее сальто. В общем, обычная фигура… Но это же не турник, а ржавый кусок железа в два обхвата ладоней… И площадка для приземления небольшая. Покровский выразил восхищение всем телом: руками развел, головой покачал.

Обстановка разрядилась, Покровский заехал иначе: может быть, не внутри каркасов, а рядом, в парке Чапаевском или в округе чудака в галошах видели?

Нет, сразу замыкаются.

– В галошах сейчас только деды замшелые!

Покровский сказал, что, если что вспомнят, надо запомнить фамилию Покровский и позвонить на Петровку. Несложно.

Сам позвонил из телефона-автомата Митяю, который, согласно договоренности, ждал дома. Покровский велел Митяю бежать на улицу, снова случайно встретить Сеню Семенова и вызнать у него подробности переговоров друзей-каркасолазов с милиционером. Прямо через мембрану почувствовал, как горд на той стороне провода Митяй, что ему выпало такое важное задание.

– Футбол любишь? – спросил в конце Покровский.

– А то!

– В следующие выходные «Динамо» – «Торпедо». Я тебя приглашаю.

– Я за ЦСКА болею, – решил поважничать Митяй.

– Не пойдешь, что ли?

– Пойду!

До Петровского парка Покровский за полчаса пешком домахал по бульвару, устроенному прямо посреди Ленинградского проспекта. Командировочный с мороженым… стюардесса в форме… папа в галстуке, полоски белые и черные, и дошкольник на детском педальном голубом «Москвиче», дорогущая вещь… бабушка ведет на поводке болонку.

На бабушку Покровский невольно оглянулся. Сейчас сзади вообще никого, а впереди ближайшие спины метрах в ста. Если хватануть бабушку кистенем, болонка будет единственным свидетелем. Заверещит, правда, болонка, да и кистеня нет. А бабушка аккуратная, с матерчатой голубой розой на кофточке, удобного роста. Маньяк, возможно, ходит здесь теплыми вечерами, обдумывает преступления. Чем еще тяжелым шандарахнуть. Что уже использовано? Кирпич… Ккирпич еще непонятно, использован ли он человеком или просто сила земного тяготения постаралась. Кирпич, рельс, асфальт, гиря… Урну кто-то уронил, треснула… Хрустальной вазой можно. Канделябром в марте было убийство на улице Горького, а на Ленинском проспекте в прошлом году – домкратом. В просвете между деревьев прозвенел трамвай, красный, стремительный.

Кравцов ждал у краснокирпичного дома-свечки в начале улицы Серегина, который совсем недавно выстроили для Героев СССР. Из-за дома символически вышел пионер в белой рубашке и алом галстуке, посмотрел налево, посмотрел направо, снова скрылся за домом. Хороший пионер, молодец. Или, напротив, планировал набедокурить да увидел Кравцова в форме. Кравцов ел беляш. Покровский поморщился. На усах жир, фу. Кравцов дожевал, торопясь, удерживая беляш в шершавой бумажке, руки об нее уже не смог вытереть, попытался вытереть о лопух – не преуспел, пришлось о брюки вытирать. Форменные не фирменные… Покровский иногда что-нибудь Кравцову про гигиену говорил, но часто не будешь одно и то же повторять, так что на сей раз промолчал.

Кравцов довел Покровского до кровавой скамейки, присели на нее. Кравцов с некоторой опаской присел, даже оглянулся. Сгорбился… Смешно. Сгорбленность маньякам не помеха. До кустов, из которых предположительно выскочил убийца, два-три шага… Все же не один шаг. В принципе жертва могла услышать шум, оглянуться… Да, в деле написано, что Кроевская плохо слышала.

Одинокая, нелюдимая, плохо слышала.

Парк устроен сложно, тропинки пересекаются под любыми углами. Выгорожено тропинками и кустами укромное пространство… ну, отчасти укромное: если ты парк насквозь пересекаешь, то сюда не пойдешь, будет крюк, но если гуляешь, то свернуть ничто не помешает. Посидел, посчитал… Да, дольше пяти минут человек в одиночестве здесь не остается.