Провинциальные тетради. Том 1

Приближается ко мне.
Я сыграл бы
И сплясал бы —
Только руки на ремне.

Воет ветер,
Ноет ветер —
Прощевайте, господин!..
У подъезда
В день отъезда
Я обязан быть один…

Тень августа

По бездорожью, в осенней хмари,
Какие люди – куда идут?
И на проселках, густых от гари,
Вверяют шагу излом минут.

Жестокость нищих не знает меры —
Кого возвысить – кого казнить?
И чьи повадки и чьи манеры
Плетут по тюрьмам стальную нить?

И не до смеха, не до оваций —
Кому насколько? В который раз
Среди иллюзий и коронаций
На чистой ноте собьется час?..

Одиночество нового года

Как горько от старого года
На полках таить дневники,
И складывать в ящик комода,
Как ложки, чужие стихи.

Но что остается? Откуда
Сегодня такая тоска?
И среди немытой посуды
Жучком копошится строка.

Для счастья ей много ли нужно,
Не все ли равно, что за год,
Когда стрелки кружат и кружат,
А в гости никто не идет.

Когда уж остыла картошка
И чайник натужно свистит,
Когда за холодным окошком
Лишь снег под огнями блестит?

Но мне ли расплакаться, мне ли,
Что я не ушел от беды,
Когда равнодушно метели
Тасуют чужие следы.

И мне ль ненавидеть кого-то,
И мне ли вверяться кому?
Как горько из старого года
Куда-то идти одному!..

ХРИСТОС, КОТОРОГО МЫ ЗАСЛУЖИВАЕМ

К прочтению романа А. Камю «Посторонний» (1991)

Памяти С. Л. Кошелева.

* * *

…Нет ничего приятнее, чем писать о художественном произведении, которое пока не заклишировано и не сведено в некий догмат; и пока есть возможность свободно мыслить, было бы нелепо пренебрегать этой возможностью, как, впрочем, нелепо упрекать себя в том, что являюсь «проповедником» идей А. Камю, что временной раздел в пятьдесят лет не играет никакой роли – мир продолжает жить тем, чем он жил всегда: «обманом и слепыми надеждами». Однако иллюзия не может существовать вечно, даже хотя бы потому, что на смену ее всегда спешит новая, путь и похожая на правду и истину.

Нужно вовремя определить границы – ловить метаморфозы сознания на излете – и, благодаря этим геркулесовым столпам, корректировать и объяснять свою действительность. И открыт тему можно словами – «пограничность» модернизма есть его философская и эстетическая основа.

Действительно, литература нового времени во многом представляет собой примеры ограничения. Происходит как бы обыгрывание одного из тезисов Ницше: «Вы не должны ничего хотеть свыше своих сил» (сравните у О. Хаксли: «Люби то, что тебе предназначено») … Люди – не птицы, как, впрочем, и рай – не паноптикум отошедших душ. Для каждой вещи в мире отведено свое место, в том числе и для игрушки разумной. Нужно быть выше окружающей действительности настолько, чтобы понять всю абсурдность ссоры с этим миром, а за сим, падая с высоты, признать его таковым, каков он есть на самом деле.

В какой-то мере можно говорить об «апологии пассивности»; стоит сыграть роль агнца, довольствующегося той травой, которая есть на лугу, и не пытаться ее искать в лесу, среди волков, – и это, пожалуй, одно из условий для выживания, вполне претендующее быть достаточным условием для разумной организации бытия. В одной из своих пьес М. Метерлинк писал: «Лучше не трогаться с места!.. За стенами приюта не на что смотреть. Не будем совсем выходить из приюта. Я предпочитаю не выходить совсем…» Можно вспомнить и Г. Миллера, у которого в «Тропике рака» замечено: «Мир сжался до одного квартала, а дальше он пуст…»