– Дрон, не дури. Какой из тебя Страдивари?
– Никто из нас с тобой и не будет делать басовку. Я знаю Серёгу. Когда я, добыв дерево и инструменты для производства этого баса, скажу, что решил его смастерить… Да он меня тут же «уволит» и доделает всё сам! А он, к слову, большой мастер – что брюки сшить, что электричество починить, что гитару сделать. Вот увидишь…
– Да зачем мы ему? Он и так герой для своих бандюганов.
– Вот посмотришь, он сделает бас, и ему захочется на нём сыграть. У него-то усилков нет, и никакая гитара такого низа не даст, как наша будущая басовка через аппарат.
– Ну, Дрон, ты даёшь… У нас нет баса, нет усилителей, а ты говоришь об этом, как будто всё это в фабричной упаковке ждёт нас и мечтает, чтобы мы на этом сыграли.
– Игорёк, у нас этого нет, зато у нас… м-м-м… есть мечта на этом сыграть, а это даже более мощный аргумент, чем все твои дурацкие сомнения. Кстати, ты в курсе, что у нас в актовом зале есть кинопроектор и усилитель «Кинап»? Так вот я с киномехаником уже обо всём договорился.
– О чём?
– О том, что он поможет наши электрические гитары, которые мы обязательно приобретём, подключить к акустической системе актового зала. Вот так!
– Класс… Ну что, ко мне? Поиграем и попоём что-нибудь, пока родители не легли спать?
– А-а-а… не, – наконец выкатил свою фразу Дрон, – мне ещё надо сочинение дописать, а то меня предки сожрут.
– Что ж, привет предкам. У тебя мамашка просто чумовая! Она со мной общается, как подружка… Тебе с ней повезло.
– Ладно, не тяни на своих, они у тебя тоже очень даже ничего. А моя матушка… Так она на «Мосфильме» работает – волей-неволей должна соответствовать. Всё, пока!
– Пока.
3
Родители Игоря получили квартиру в новом московском районе, и его семья теперь соседствовала с журналистами и дипломатами, работниками органов и профессурой московских вузов. Он начал невольно сравнивать и анализировать жизнь, а ещё принялся читать нужные книги, которые ему подкидывала старшая сестра, учившаяся в продвинутом архитектурном институте. Фамилию Игорь носил Кулик, и в старой школе его никто не звал по имени – все величали его Куликом, правда, кто-то пытался назвать его Птицей, однако это прозвище к нему не прилипло, и в новую школу он пришёл просто Игорем Куликом. Но как-то раз кто-то назвал его Болотом, и это прозвище приросло, точно родное, и вскоре он уже отзывался на него, и это никак не напрягало парня.
Наверное, лишние квадратные метры повлияли и на родителей нашего героя, и однажды отец подарил ему приёмник «Сакта», и Болото все вечера рыскал по коротким волнам, разыскивая забугорные песни. Он к тому времени окончил музыкалку по классу баяна, и его просто не могла не заинтересовать эта мелодичная, с красивыми гармониями, сыгранная на необычных инструментах музыка. Энергия, с которой пелись эти песни, увлекала и подчиняла Игоря. И он, вникнув в суть новой для него культуры, начал её примерять на себя. Сначала он попробовал сыграть полюбившиеся мотивчики на баяне. Получалось похоже, но как-то не так… Как – не так, он ещё для себя не решил, но не так. И Игорь никому не показывал, как звучит «Twist again» на трёхрядной гармошке. Но однажды его школьный сосед по парте Юрка Давыдов сыграл тот же твист на гитаре – и Болото понял: «Вот оно! Гитара, гитара и ещё раз гитара».
Вы помните, что сердобольный Никита Сергеевич Хрущёв ввёл в те годы в школах производственное обучение, и Болото, как и все его сверстники, учился 11 лет, параллельно получая профессию авторемонтника. Практику класс Игоря проходил на автобазе, и за год он научился притирать клапана в распределительном блоке автомобиля и мыть в мороз в солярке грязные детали движка машины. И была первая зарплата, и на неё Болото купил себе недорогую, впрочем, и не самую дешевую гитару. Какое-то время он откладывал момент освоения инструмента, зато после «выступления» Юрки Давыдова он решил, что время пришло. Кстати, Игорь, наверное, исходя из эстетических соображений, купил себе шестиструнную гитару, не хотел быть похожим на всех дворовых музыкантов, которые играли на семиструнках. Он обратился к своему приятелю Вите Кондакову, который целый месяц ходил в гитарный кружок при заводе, прежде чем бросить почему-то опостылевшие занятия, и тот показал, как настроить шестиструнку, как взять основные аккорды, чтобы подыграть себе популярные во дворе песни. В тот же вечер Игорь вытащил баян и подстроил струны под ноты: ми, си, соль, ре, ля, ми. Это было легче всего… Потом предстояло освоить аккорды. Кондак не заморачивался на постановке руки, и поэтому будущему музыканту пришлось самому искать правильное положение пальцев и кисти, чтобы струны в аккорде звучали. Он помнил свои первые уроки игры на баяне и быстро сообразил, что пальцы должны ставиться на гриф практически перпендикулярно ему, чтобы не демпфировать другие струны. Собрав воедино ля-минорный аккорд, Болото почувствовал, что гитарный строй разъехался, и он неспешно подстроил струны. Имея определённую усидчивость, приобретённую ещё во времена музыкалки, Игорь с достойным упрямством начал осваивать новый инструмент.
Сказать, что получалось быстро, не скажу, но, наверное, быстрее, чем у просто новичка. Часа по четыре в день Болото мучил свою гитару, и под таким любовным натиском она не устояла. Игорь знал песни из репертуара своей сестры, которые она и её одногруппники по институту пели в компании. Он даже подыгрывал им эти песни на баяне. И у него получилось… Никто не показывал ему, когда надо менять гармонию, он это чувствовал. Болото подсмотрел, как ребята во дворе ритмически оформляют свой аккомпанемент, и, придя домой, сумел – конечно, не сразу – повторить пару-тройку «боев» из арсенала дворовых музыкантов. Короче, через две недели Игорь закатился на школьную вечеринку и ко всеобщему удивлению спел несколько песен из репертуара сестры и даже подыграл ещё ребятам, которым тоже хотелось поучаствовать в импровизированном концерте.
Этот период времени Игорь впоследствии вспоминал с нежностью, потому что успехи в деле освоения инструмента и разучивания песен приходили ежедневно. Он практически всё своё время посвятил гитаре и новой музыке, часами сидел около «Сакты» и рыскал по разнообразным волнам, выуживая эту самую новую музыку. Многие песни он узнавал и даже помнил ключевые слова… И Игорь начал подбирать полюбившиеся композиции, распевая откровенную тарабарщину вместо истинных слов… А однажды всё тот же Юра Давыдов принёс в школу фотографии английской группы The Beatles, и пару уроков Болото с Давыдом рассматривали фотки, обратив внимание на причёски музыкантов и на необычного вида гитары. Удивляла их форма и то, что инструменты были практически плоскими: тогда ещё не вошло в обиход словечко «доска», которое довольно точно обозначало их «духовную» и «физическую» суть. Это уже потом ребята поняли, что плоская гитара не резонирует, отражая громкий звук во время концерта, и поэтому её использовали во время выступлений на сцене, где играли бит-музыку. А тогда… А тогда ребята любовались дивом дивным на фотографиях и мечтали хотя бы подержать подобный инструмент в руках.
Вообще в новую школу, где Игорь уже освоился и даже успел пару раз подраться, информация о заграничной жизни проникала значительно интенсивнее, нежели в сто сорок вторую школу у Белорусского вокзала, где он учился в младших классах. Однажды кто-то принёс сорокапятку The Beatles. Там были «P.S. I Love You» и «Money». Все долго рассматривали обложку, читали, что на ней написано, а потом хозяин миньона Рома Сергиенко сказал:
– Её невозможно разбить.
– Врёшь?!
– Не веришь? – спросил Рома и, вытащив с этими словами пластинку из конверта, пустил её, словно летающую тарелку, в противоположную стенку.
Пластинка сначала летела параллельно полу, затем резко набрала высоту и со всей дури врезалась в застеклённый портрет В. И. Ленина. Грохот разбитого стекла… Сорокапятка, нужно отдать ей должное, осталась цела, зато портрет… Но кто-то быстро принёс из туалета ведро и швабру, и к началу урока следов вандализма на полу не осталось. На протяжении пяти дней никто из учителей не замечал разбитого портрета, а потом, придя в школу, все увидели, что вождь революции снова застеклён, а учителя… А учителя не показывали виду, будто что-то случилось. Видно, наставники сами боялись получить взбучку за плохую воспитательную работу среди учеников. Вот такие дела…
Однажды вечером Игорь услышал, как во дворе под окнами его квартиры какой-то парень поёт битловскую песню. Пел неплохо, правда, верхние ноты у него не брались, и он их как-то сознательно смазывал. Но в целом пение и игра на гитаре впечатляли… Болото как по тревоге оделся и выскочил во двор. В окружении нескольких ребят играл на гитаре и пел парень в клетчатой рубахе и светлых брюках. На ногах у него были надеты кеды, и это почему-то особенно отпечаталось в мозгу Игоря. Певец доброжелательно и одновременно снисходительно оглядел нового зрителя и продолжил своё повествование под гитару. Он закончил песню и неожиданно представился Игорю.
– Меня, кстати, зовут Андрей, но я откликаюсь, когда меня величают Дроном.
– А я – Игорь, и в школе меня часто называют Болото.
– Клёво! Болото!.. Ты любишь «битлов»?
– Да, они мне нравятся. Я их песни даже подобрал…
– Можешь нам сыграть? – спросил Дрон, протягивая гитару.
– Могу и спеть, только слова я не знаю, пою незнамо что…
– Это неважно, просто спой.
Игорь взял инструмент, проверил строй; подтянул третью струну и приготовился…
– Уважаю, – пробормотал Дрон, – подстроил гитару. Это наводит на интересные размышления.
Игорь решил не исполнять ничего из дворового репертуара и сразу запел битловскую «All My Loving». Он знал, что она неплохо получается у него, во всяком случае, девчонки постоянно просили спеть эту песню, когда одноклассники собирались на вечеринку.
– Очень… м-м-м… неплохо! – сказал Андрюха, едва Болото поставил точку, взяв ми-мажорный аккорд.
– Спасибо, – ответил Игорь, не обижаясь, что кто-то безапелляционно ставит оценку его игре. В конце концов, он прибежал послушать, как играет этот парень в кедах.
– Вот только в запеве перед си-мажорным аккордом есть ре-мажорный, давай покажу.
С этими словами Дрон взял гитару и сыграл место, в котором Игорь неправильно снял гармонию.
– Клёво, а я не услышал. У меня нет магнитофона, и я снимал песню по памяти. Из слов запомнил только «All my loving I will sent to you…»
– Если ты всё это снял по памяти, то ты просто орёл! – вынес свой вердикт Андрюха. – А правильный текст я тебе напишу. Кстати, я мечтаю собрать группу и имею честь пригласить тебя в ней поучаствовать. У тебя есть гитара?
– Конечно, есть…
– Тащи её сюда, попробуем сыграть что-нибудь вместе.
Болото сорвался и через пару минут уже вновь сидел рядом с Дроном и подстраивал свой инструмент.
– Что сыграем? – спросил Андрей, когда они разобрались со строем.
– Ты начинай, а я, если знаю, подхвачу.
Дрон взял аккорд-вступление из «Hard Day’s Night» и запел первую часть песни. Игорь запомнил, какой аккорд и как именно его взял Андрюха, и начал довольно уверенно подыгрывать. Во втором куплете, поняв, что Андрей поёт нижний голос, Игорь негромко подстроил сверху терцию, и ребята, сидевшие с ними и вживую услышавшие битловское двухголосье, невольно зааплодировали. В припеве Дрон, который не доставал верхние ноты, замолчал и дал спеть мелодию Болоту. Может, Андрюха был тактичен, а может, хотел посмотреть, что там наверху сумеет достать его новый партнёр, не знаю, но получилось это, как у Леннона с Маккартни: вторую часть поёт Пол, а Джон умненько молчит. Когда ребята дошли до проигрыша, уже Игорю было интересно, что сыграет Андрюха. И Дрон довольно уверенно сыграл триоли, которые ну никак не получались у Игоря Кулика.
– Я не верю своим ушам! Ты сыграл это соло!
– А что, у тебя не выходит? Ну-ка, покажи, как ты его играешь.
Игорь попытался исполнить, но у него, как и обычно, триоли не вытанцовывались.