Я – как мышь на копне урожая.
Как торгаш, что, всучив залежалый товар,
В кладовые богатства сгружает.
Я – ваятель, воздвигший себе постамент.
Я – влюблённый, что, выйдя под вечер,
Предвкушает грядущего счастья момент,
Направляясь к любимой навстречу.
Я свечусь, как поэт, написавший стихи!
Замираю душой, как девчонка,
Та, что, встретив мальчишку беспечным: «Хи-хи»,
Прикрывает волнение чёлкой.
Я – алкаш, променявший штаны на вино.
Я – больной, избежавший кончины.
И смущает в сиянии только одно:
Неприлично сиять без причины?
Здравствуйте! Меня зовут Вячеслав.
Мне симпатичны люди, которые при встрече здороваются со знакомыми и малознакомыми людьми. Но еще более, симпатичны люди, которые здороваются с незнакомыми людьми. Присутствие таких людей, делает этот мир теплее, потому, что они – светлые. А уж если незнакомые люди решаются на разговор по душам – между ними могут зародиться такие близкие отношения, которым позавидуют даже родственные.
Поэтому – здравствуйте! Долго и счастливо. И это главное. Главное – искренние пожелания тепла, остальное – вторично. Ведь длительное знакомство, как ни странно, не является гарантом приятного общения, и порой, проще идти по жизни рядом с едва знакомым человеком. Просто достаточно знать его имя…
Славой меня назвала бабушка в честь какого-то мальчика-пионера с соседней улицы. Ей очень нравилось, как он задорно проносился мимо по тимуровским делам; как весело развевался на ветру его красный галстук; как браво взлетала вверх ладонь в пионерском салюте. Наверное, этот мальчик был примерным пионером. Примерным потому, что я тоже был пионером, но… до сих пор никто так и не изъявил желания назвать сына или дочь в мою честь. По крайней мере, мне о таких героических намерениях неизвестно. А что касается отчества… Зачем оно близким людям?
Мы с тобой поговорим – с именем, без отчества.
Нарисуй меня таким, как тебе захочется:
Сильным, смелым, молодым! Пнём не первой свежести.
Страшным чудищем лесным на планете нежности…
Можешь в душу заглянуть, выпадет оказия,
Всё равно я буду – суть, плод твоей фантазии.
Ты поверишь чудесам, и тебе поверю я.
К тем, кого придумал сам – есть у нас доверие.
Мы поделимся тоской, сказками да бедами.
Ну, а кто я есть такой?.. Даже мне неведомо.
Не раз мне доводилось общаться с людьми: как ребёнок с родителями, как мужчина с мужчиной, как мужчина с женщиной, как отец с ребёнком, как подчинённый с начальником или как начальник с подчинёнными, как приятель с приятелем…
И вот какой парадокс: чем больше разговариваешь, тем явственнее понимаешь – мы не умеем слушать друг друга. Возможно, именно поэтому я взялся писать эту книгу.
Почувствовав «под локтями» трибуну, а в руках клавиатуру, обрадовавшись, словно трёхмесячный щенок жужжащей пчеле, я в черновой вариант монолога настрочил большое количество отступлений (типа того, что вы сейчас читаете). Густо размазал по экрану монитора прозаические вирши в виде незатейливой душевной болтовни человека, которому хочется выговориться.
Но в итоге, перечитав получившееся «безобразие», задумался: «А собственно, за что боролись?» Нет! Длинный монолог в прозе – это, по сути своей, долгий путь в психушку, а уж записанный на «бумагу» – она и есть. Клиника. И я убрал из книги почти весь лишний текст, оставив стихи в одиночестве. Однако расположены они в том порядке, в котором изначально «проговаривались» по душам. Здесь есть несомненное преимущество: если при чтении станет скучно, можно безболезненно перелистывать страницу за страницей, не теряя смысла.
Монолог ушёл… Да и… ладно! Душа-то осталась.
***
Над плитою, от дел отрешённая,
Висит курица слабо-копчёная.
Много птица истратила силушки,
Опустила усталые крылышки.
Снизу, трогая тушку за ножку,
Тянет лапку задумчиво кошка.
Очень ей познакомиться хочется!
Грустно кошке сидеть в одиночестве.
***
Тишина, тишина, тишина…
Тишина сумасшедшего города.
Тишина в суете – это я.
Остальное – подвижно и голодно.
Только я на земле – благодать,
Подзабытая смутой нечаянно.