Дали клюшку в руки.
– К…хык… твою мать! – только и успел сказать ветеран всех спортивных игр на свете и весело разрубил тишину звуком разбитого оконного стекла. А за окном декабрь….
Естественно забаву запретили, а с очередной зарплаты ещё и деньги у Андрея вычли за порчу государственного имущества.
– Не грусти Андрюха! – Успокаивал парня взявшийся вдруг активно опекать молодое дарование Петрович – При Сталине за такое тебя бы расстреляли, или в лучшем случае дали пожизненно лагерей.
Изначально было, что-то в этом Петровиче неприятное. Что? Андрей до поры до времени разобрать не мог. Жалел он Петровича, человека легендарной судьбы.
По жизни Петрович отличался тремя талантами: отменным лошадиным здоровьем, о чем свидетельствовала круглая, розовощекая «будка» лица, а так же пристрастием к мотоциклам и женщинам.
Петрович не пропускал в жизни ни одной юбки, о чем живописно свидетельствовали его личные рассказы, а в вынужденных перерывах между юбками холил и лелеял мотоцикл «Урал». Холил так, как ни каждая заботливая мать лелеет своего первенца.
И надо ж было такому случиться: однажды его зануде – теще приспичило пройтись пионерским маршем по тропам босоногой юности, посетить, так сказать, свою малую историческую родину.
Ну что с бабами поделаешь? Зудела, зудела довела таки Петровича до белого каления. Сердце кровью обливалось, до того мотоциклетку жалко было, но ехать пришлось.
Нацепил он на тещу шлем, погрузил её в коляску и, повез. Только теща дама своеобразная, долго сидеть без общения не может, и стала она дергать зятя по пустякам. Как водится, на скользкой дороге кончилось это все плачевно – улетели в кювет. Мотоцикл цел! На теще – перечнице старой – ни царапины! Петрович – вдребезги! Привезли его в областную больницу, поместили в травматологию. Собирали – по кускам. Собрали. Но тут пришла новая напасть. Ни с того ни с сего обнаружился у него в крови вирус гепатита. Взяли матерящегося Петровича и вместе с растяжками перенесли в инфекционное.
– Гады! Заразили падлы! При переливании крови заразили! – бушевал «мотогонщик» – Я вам устрою Гиппократову клятву!
Неизвестно, жил ли подлый вирус в теле Петровича изначально или действительно был привнесен в кровь при её переливании, только сам Петрович был уверен в последнем на все сто!
Отлежав положенное, кое-как зализав раны, он пошел в травму устраивать разборки. В поисках тамошнего заведующего отделением, Петрович долго и некрасиво плевался, грубо матерился и вообще вел себя не адекватно, уж так хотелось ему справедливости, так хотелось посмотреть в честные медицинские глаза, что в порыве желания сей борец за справедливость неожиданно упал с лестничного марша, сломав себе два ребра и раздробив тазобедренный сустав. В травме отреагировали молниеносно: «А у нас мест нет! И на ближайшую пятилетку не предвидится!». Пришлось определить Петровича в общую хирургию.
– Хороший ты парень Андрюха! Добрый, отзывчивый! Не то, что эти…, – в который раз смущал целомудренного Андрея своими речами «инвалид». – Бабу тебе надо! Ничего не грусти! Найдем мы тебе бабу!
– Скажи?! Тебе Верка, медсестра нравится? Ух! Жопастая и сисястая просто жуть!
– Ну, нравится, – шептал, краснея, Андрей.
– О! Сейчас все устроим, – заговорщицки подмигивал Петрович, – Я её позову, а ты не зевай, хватай за задницу и она твоя. Я их с…к толстожопых насквозь вижу. Ей Верка! Сестра! Сестра!
– Нет! – категорически запротестовал Андрей.
– Эх! Андрюха! Пацан ты ещё! – горько вздохнул Петрович, – Тогда держи яблоко! Мытое. Бери, говорю! Обидишь! Грызи. Твои невесты ещё в школе учатся. В пятом классе. Можешь и в четвертом посмотреть тож…! – смеялся Петрович в след: убегающему из палаты, раскрасневшемуся точно роза Андрею.
Ближе к новому году больных стали выписывать гораздо интенсивнее. Кому охота встречать самый замечательный праздник в тусклых больничных стенах. Соответственно пошла под выписку и большая часть пациентов первой палаты. А там, как водится, лежал народ взрослый, серьезный и любил в свободное от процедур, обходов и посещений время расписать пульку в преферанс.
Петрович пристал как банный лист: «Сыграй Андрюха! Сыграй!» Ты же, мол, клятву Гиппократову давал, ты, мол, больным помогать должен, а у нас третьего не хватает.
Как ни отказывался Андрей, сколько он не убеждал Петровича, что ни какой клятвы пока не давал, и играть в эту игру не умеет – ничего не помогло. До того липучим и настойчивым был данный субъект
Пришлось уступить, больных обижать нельзя таково правило профессиональной этики.
По началу Андрей волновался, все– таки играл на деньги первый раз в жизни, и за несколько раз проиграл целых восемь рублей, потом ещё три рубля с мелочью, но через пару недель он уже выигрывал у Петровича не только жену и кошку, но даже его любимый мотоцикл. Петрович злился, матерился, зорко следил за партнерами, рисковал и влетал по самые помидоры на мизере. Влетал с «паровозом». Тогда он начинал играть осторожно. Заказывал с запасом. Пасовал на трех тузах. Но…снова влетал.
– Полетели на всю зарплату! – смеялся их третий партнер Боря обладатель целого букета желудочных заболеваний.
Игры продолжались примерно с месяц. А потом ….
В то утро Андрей маялся животом в результате неумеренного приема бабушкиных пирожков. Страдая и охая, он мыл полы в ординаторской. Одной рукой с трудом передвигал швабру с кое-как намотанной на ней половой тряпкой, другой поддерживал тугой как барабан живот. Неожиданно подуло сквозняком на ноги. Точно продолжение сквозняка в комнату вихрем влетела мать. Её лицо было белым под цвет халата, губы дрожали, а в глазах сверкал металлический блеск.
– Как ты посмел?! Как ты посмел брать продукты у больных! Обманывать и обжуливать людей. Как ты посмел!? Ты же комсомолец!
– Мам ты что? Ты что мам? – растерялся Андрей
– Скажи, с кем ты играешь в карты? У кого ты брал продукты?! У кого ты брал деньги?! Господи! Надо же дожила! Мой сын шулер и вымогатель! – и мать заплакала.
– Постой, постой. Объясни мне, что случилось?!
История оказалась очень неприятной и до конца для Андрея не понятной.
Как удалось выяснить позже, на утреннем обходе Петрович схватился с заведующим отделением. Накануне больной был уличен медперсоналом в злостном нарушении режима посредством неумеренного потребления спиртосодержащих продуктов.
Зав вспылил. На что Петрович заявил, что тут одни бандиты, шулера и коррупционеры. Мало того, что неквалифицированный персонал вливает здоровому советскому человеку «прокисшую» кровь, так ещё и обжуливают честных людей на каждом шагу, заставляют играть в карты на деньги. Воруют у больных продукты, и бесстыдно пожирают их передачи. Естественно, главным шулером и пожирателем продуктов оказался Андрей.
Так плохо Андрей себя ещё не чувствовал никогда. Он не мог поверить во все это. Бред! Враньё! Не мог понять как люди вообще способны на такое…, на такую циничную подлость? На душе было гадко, страшно и мерзопакостно. Он пытался оправдаться, объяснить что– то, хотя в сущности мнения чужих людей его не очень заботили. Ему важно было, чтобы мама, его мама, не думала о сыне плохо. В душе он не считал себя виновным ни в чем. Да! Он совершил глупость. И не одну! Хотя, по большому счету, вся эта ерунда не стоила и выеденного яйца. Но юношеский максимализм, идеалистичный подход к жизни свойственный его возрасту не давали покоя. Совесть мучила его. И переживал он в основном потому, что подвел близкого человека.
Хорошо, что отец его в итоге понял. Он потрепал сына по щеке, мол «Всякое бывает в жизни. Нужно быть умнее», вздохнул и предложил:
– Может, поработаешь до поступления в институт у меня?
– Нет пап, я вернусь в больницу.
– Смотри сам.
Было неприятно, стыдно и неудобно, но Андрей вернулся. Иначе он просто перестал бы себя уважать. Естественно, что теперь его отправили трудиться в другое место. Его назначили старшим помощником местного электрика, при этом строго наказав:
– Работает у нас электриком один товарищ. Витя. Очень хороший, прекрасный специалист, но больной человек. Держать его на этой должности – не имеем права. Есть такой недуг – эпилепсия. При этом заболевании у человека иногда бывают сильные приступы. А что делать? Специалист хороший. К тому же все ведь мы живые люди, всем свои семьи кормить нужно. Твоя задача постоянно находится рядом. Иногда приходится работать на высоте, а вдруг у него в этот момент приступ случится?! Вот ты его и подстрахуешь.
Витя, оказался, в общем-то, и не Витей, а сорокалетним лысеющим мужчиной Виктором Михайловичем, по меркам Андрея человеком уже пожившим, если не сказать пожилым.
Виктор Михайлович имел невысокий рост и плотное телосложение. Приятное отрытое лицо, обрамленное коротко стриженными черными волосами. А ещё Витя являлся обладателем бархатного красивого голоса.
По всей видимости, о прибытии нового помощника он знал заранее, а потому встретил его появление хоть и с неким налетом философской грусти, но достаточно радушно:
– Где одному делать нечего, там для двоих всегда работа найдется. Проходи дорогой.
По началу, Андрея все в этом человеке немножко настораживало. И не то что бы он боялся, а так, в связи с болезненным состоянием так сказать… относился к своему новому наставнику с некоторой опаской. Наверное, его чувства были похожи на отношение человека к чужой собаке серьезной породы. Вроде бы и не агрессивная она вовсе, и добродушно взирает на штанины ваших брюк, да и хозяин улыбается «Вы не бойтесь, не укусит», а все равно что-то заставляет сжаться и внутренне собраться, приготовившись к самому худшему.
Они трудились вместе какие-то жалкие четыре месяца, и потом больше не встречались в жизни ни разу, но столько, сколько Виктор дал Андрею из посторонних людей в его жизни ни дал ему никто.
Виктор оказался очень разносторонне развитой личностью. Он увлекался радиотехникой, и буквально на второй день их знакомства ввел Андрея в этот удивительный и интересный мир.
– Жаль, что новогодние праздники закончились, – вздохнул Виктор. У меня есть замечательная и очень простая электронная схема для елочной гирлянды. Начинающему – просто блеск. Попробуй, собери. Пригодится на будущее. Позже мы с тобой перейдем, к чему ни будь более интересному.
– А как же детали? Плата? Где взять? – испуганно удивился Андрей.