Особо ценный информатор

Круг в три квартала вокруг предполагаемого места встречи, и я, оставив машину, иду пешком прогуляться по парку. Вроде тихо. Нет времени извлекать сканер радиочастот, чтобы прослушать эфир. Операцию проводят люди, а они совершают ошибки. Болтают в эфире. Выходят из машин, чтобы размяться, покурить. У всех разная степень подготовки, и все по-разному относятся к выполнению задания.

Но – тихо! Я дал слишком мало времени контрразведке для подготовки мероприятия по моему захвату. Если допустить, что Тамм отправился к контрразведчикам, после полуночи не так легко всех быстро собрать в одном месте, расставить людей, проработать различные варианты. И надо еще поверить ему. В подполковнике сидело полкило водки, а это уже немало для нормального организма.

Могли запустить и «дрона», чтобы с высоты фиксировал встречу. Камеры наружного наблюдения в этом районе после терактов меняли на цифровые, так что можно было не переживать, что засекут. Сейчас, на короткий срок, район остался без средств объективной фиксации – старые камеры городские власти сняли, новые не установили. Но есть камеры у магазинов, баров. С них тоже просто снять происходящее. Но на это нужно время. У меня был небольшой запас этого ресурса. Фора.

Еще раз прогоняя разговор с Таммом, никак не входило, что он должен был метнуться в органы безопасности и писать явку с повинной, что его хотят завербовать неизвестные злыдни под личиной доброго бармена.

Ладно, с Богом! Бог не выдаст, свинья не съест. На наручных часах пять часов. Поехали! Я вернулся к машине, завел мотор и двинулся в сторону парка, из которого только что вышел.

В спортивном костюме цвета национального флага своей страны бежал Тамм. Вокруг него никого не было. Он бежал легко, размашисто, экономя силы. Так бегут спецназовцы на марш-броске. Носки кроссовок чуть внутрь, чтобы ноги не так быстро уставали. Старается дышать носом.

Я подъехал к нему, остановился в двух метрах впереди. Так и крутилась фраза на русском языке из фильма «Бриллиантовая рука»:

– Такси на Дубровку заказывали?

Но не стал хулиганить. Тем паче что до конца не уверен в благоприятном исходе дела.

Я опасаюсь его, он боится меня. Взаимное недоверие – это нормально на вербовочной встрече.

Тамм, не снижая темпа, подбежал к машине, рывком открыл заднюю дверь, влетел в салон, и я тронулся с места.

– Доброе утро, – сказал, повернув к нему голову. – Удалось поспать?

– Не очень. – Вид у него действительно был изрядно помятый.

«Что же вы, ваше благородие, так нарезались-то вчера, а?!» – мелькнула мысль. Да и «выхлоп» водочного перегара у него солидный.

– Давайте поговорим, – продолжил я.

– Мне нужны гарантии, что Эстонии не будет нанесен вред, – угрюмо посмотрел он в водительское зеркало заднего вида.

– Во-первых, я не знаю, о чем идет речь. Во-вторых, я же сказал, что организация, которую я представляю, против войны в любых формах. За мир во всем мире. Думаю, что вы как военный тоже разделяете эти взгляды. Потому что военные и их подчиненные погибают на поле боя за промахи политиков, за их неспособность договориться. И из-за амбиций военно-промышленного комплекса. Люди гибнут за металл. Если вам нужны гарантии, то расскажите мне все, что знаете, а мы подумаем, как нам обезопасить вашу страну. Договорились? Я внимательно слушаю. Но для начала уберите, пожалуйста, все, что у вас есть в карманах, в металлическую коробку, что лежит на полу. Пожалуйста, – с нажимом добавил я.

Он нагнулся, поднял коробку, откинул крышку и начал вытаскивать из карманов телефон, ключи, положил все и закрыл крышку.

Коробка была со свинцовым напылением. На дне установлен датчик давления, который включал систему подавления сигнала. Изнутри ни одно радиопередающее устройство не могло ничего передать. Стандартная мера предосторожности. Также внутри автомобиля был установлен сканер выявления радиосигнала. Я посмотрел на панель приборов: горел зеленый светодиод. Значит, все в порядке, можно разговаривать.

Тамм вдохнул полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, затаил на секунду дыхание и начал:

– Часто со мной советуются по политическим и военным аспектам по России и Эстонии. Три месяца назад меня вызвали в отдел анализа и планирования специальных операций и попросили охарактеризовать русское меньшинство в Эстонии, их возможное поведение в случае массовых беспорядков. Насколько вероятно проведение референдума по присоединению отдельных территорий Эстонии и других прибалтийских республик.

Он замолчал.

– И это все? – Я был разочарован.

О таком сценарии власти трех республик трубили во всех средствах массовой информации, тем самым усиливая давление на оппозицию и на «не граждан» их стран.

– Также их интересовало, как поведет себя население в случае химической атаки со стороны России, – продолжил Роберт. – В частности, со стороны Псковской области.

– И это все?

– В общих чертах – да.

– Понятно. И каков был ваш ответ?

– Я сказал, что не исключено, что не только русские поддержат референдум, но и часть эстонцев тоже. Потому что ожидание праздника – лучше самого праздника. Вступление в единую Европу и в НАТО не принесло Эстонии тех возможностей и того уровня жизни, на которые они рассчитывали. А про химическую атаку сказал, что только глупец может применять боевые отравляющие вещества. Население будет умирать и паниковать.

– Это все? – повторил я. Тамм начинал уже меня раздражать.

Конечно, источник в НАТО нужен, пусть даже и представитель ничего не решающей страны, но имеющий допуск к небольшой информации, – это лучше, чем ничего. И я не собирался отступать. Но вот так проводить вербовочную беседу «на бегу», глядя периодически в зеркало заднего вида, – не дело. С кандидатом на вербовку, с конфиденциальным источником, иначе «конфидентом», нужно общаться не менее пары часов, глядя в глаза, понимая, где он лжет, утаивает информацию, пытается сознательно донести до меня дезинформацию, двурушничает, или откровенно встал на путь предательства. Некоторые источники, получая денежное вознаграждение за информацию, «подсаживаются на “денежную иглу”», а добыть ничего стоящего не могут. Утратили оперативные возможности, вот и начинают врать, придумывать, вытягивая деньги. Только личная встреча может помочь выявить ложь. А сейчас… кажется, я не профессионально поступил. Но Центр «давит», получая обратную связь и буквально пиная меня.

– Так, давайте спокойно, без суеты. Кто вас приглашал? Кто конкретно разговаривал?

– Были три офицера из Стратегического командования НАТО, из отдела анализа и планирования специальных операций…

– А вы в какое подразделение входите? – спросил я, хотя ответ и так знал.

– В «Постоянный Комитет планирования НАТО». Как все военные представители. Так вот. Три офицера. Два американца и один британец. Их я давно знаю, пересекались на совещаниях и учениях. Специалисты по Восточной Европе и России. И еще был один штатский. Его часто привлекают при разработке операций. Томас Браун. Немец. Говорят, что лучший ученик американца Стивена Манна. Вы знаете их?

– Потом. Сейчас мало времени. Продолжайте!

– Они меня долго расспрашивали о моей службе в России, об опыте боевых действий в Чечне. Потом про Афганистан. Я потом уже понял, что они проверяли мою лояльность. Нет ли у меня симпатий к России. Спросили про семью… Сказал, что давно уже не поддерживаю отношений. В России сказать, что твой отец или бывший муж входит в представительство НАТО, – навлечь массу неприятностей. Потом долго расспрашивали про Эстонию. Какой мой взгляд на отношение людей к ЕС, НАТО. Ответил честно, что они разочарованы. И даже качество лекарств в Германии, Франции выше, чем в Эстонии. Да что там лекарства! Банальный стиральный порошок и тот лучше! Из-за санкций против России и контрсанкций многие предприятия закрылись. Люди нищают. Всем говорят, что Россия во всем виновата, но многие считают иначе. Ну а потом стали меня опрашивать на предмет, если появятся «зеленые человечки», как в Крыму, то есть военные без опознавательных знаков принадлежности к какой-либо армии, если местные повстанцы из русских захватят административные и военные объекты, какова будет реакция населения? Поднимутся они или нет на защиту своего суверенитета? Я честно ответил, что очаги сопротивления, безусловно, будут, но незначительные. Особенно ближе на восток, где сильны пророссийские воззрения, почти ничего не будет. Тогда они стали меня спрашивать, изменится ли настроение в случае применения русскими химического оружия? Ответил, что русские не будут применять химическое оружие массового поражения. И нет у русской армии такого опыта применения. Тут надо понимать менталитет местных в Эстонии. Они с тем, кто сильнее их. Они на стороне победителей. Был сильным Сталин – они его приветствовали, пришел Гитлер – с цветами и радостными визгами. Вернулась Красная армия – снова цветы. Из прибалтийских республик эстонцы первыми отчитались перед Шикльгрубером о том, что всех евреев уничтожили. Не все, конечно, но в большинстве своем. У меня в крови намешано много наций. По мужской линии – эстонцы, вернее, носители фамилии Тамм. Но замуж все брали русских, литовок, белорусок, были и польки, норвежки. Так что внутри у меня интернационал. У самого жена наполовину русская, наполовину белоруска. Люблю Эстонию, но часто не понимаю, оттого и ненавижу аборигенов. Ждут, когда им все принесут на подносе. А когда этого нет, то бегут за лучшей долей из страны. Не хотят на месте ничего менять. Вот также и с оккупацией Россией. Никто не будет сильно сопротивляться. Если пришли русские, значит, они сильнее НАТО и ЕС. Все помнят заводы, фабрики, что были в СССР. Бесплатные квартиры и образование. Поэтому пусть медведь с шакалами воюет, а мы посидим, покурим, понаблюдаем и к победителю с цветами подбежим, пнем поверженного врага. Как в китайской поговорке: «Мудрая обезьяна сидит на горе и наблюдает за битвой тигра и льва. А потом спускается и присягает победителю либо добивает оставшегося в живых раненого». Как с Советским Союзом получилось. Только почувствовали, что медведь ранен и ослаб, тут же переметнулись на другую сторону. Менталитет такой у маленького народа. Примерно так я и рассказал. Не очень-то им понравилось.

– Что еще?

– Точно знаю, что они интересовались подобными вопросами у литовского представителя. Мы часто встречаемся на совещаниях, да и сверяем информацию, когда докладываем в свои Главные штабы. Должна же быть одна позиция на совете. У латышей тоже интересовались. Все примерно одинаково обрисовали картину.

– С кем конкретно вы общаетесь?

– Подполковник Петраускас Лукас.

– И каково его мнение было?

– Примерно такое же. Хотя нас просили не обсуждать ни с кем этот разговор. Петраускас до разговора со мной пообщался с представителем от Латвии Эдгарсом Озолиньшем. То же самое. Будет война гибридная, население, в большинстве своем, будет пассивно наблюдать. Латыши более открыты и честны. Литовцев у нас за глаза называют «цыганами». Точно так же, как норвежцы, датчане, шведы кривят рот, но не признают финнов скандинавами, за спиной шепотом называя «чухонцами». Но у всех представителей стран Прибалтики в НАТО на удивление оказалось одно мнение.

– Ваших визави это удовлетворило?

Он задумался.

– Знаете, я понял так, что офицеры спокойно отнеслись к этому. А инициатором был Браун. Он очень эмоционально реагировал. Он не понимал, отчего население будет спокойно сидеть, и постоянно повторял: «С таким сознанием хаос не посеять!»

– Вы общаетесь с Брауном?

– Несколько раз встречались. Случайно. Он – фанатик шахмат. Постоянно носит с собой планшетный компьютер и разыгрывает на нем шахматные партии. Там, где нельзя проносить электронные устройства, достает карманные шахматы и разыгрывает сам с собой этюды. Вы играете в шахматы?

– А вы?

– Немного. Научился в армии. Браун сидел как-то рядом, я подсказал ему два хода. В армии научился. Но шахматы не люблю.