Приговоренная замуж

Коваль, чернявый, голубоглазый, весь крепенький из себя, подпевал товарищу, отстукивая такт по бетонному полу кирзовым сапогом сорок первого размера. Нелли поймала себя на том, что и она легонько пристукивает ногой....

– Девочки, а почему вы на танцы не ходите?

– Потому что вы нас не приглашаете.

Не говорить же, что их не пускают, что Лидия Захаровна – нянька-мамка-воспитатель – солдатиков иначе как извергами и не зовет. И что, не дай бог, если прознает она про эту встречу, с первым же теплоходом отправит их в училище, а там еще посмотрят – нужны ли стране такие вот педагоги, распущенные личности… И поди потом доказывай, что от одного изверга ну просто нет никакой возможности оторвать взгляд, а второй, смуглый красавец, ужас-то какой, уже держит Ритку за руку, что-то нашептывая в ее порозовевшее ушко. Боже, а это-то что? Ее, Нелку Земляникину, обнимают за талию? Да она сейчас… Но что это – нет никакой силы пошевелиться, руки-ноги не слушаются, сердце обморочно умирает, губы пересохли, а в глазах пляшут бесенята. Так вот они какие, изверги эти…

– Придете?

– Не знаем…

– А если желаете, пойдем вечером на берег? Костер разведем и будем под гитару петь до утра.

– Жела-аем!

– Будет – закачаешься!

Жорка слова выговаривает протяжно, с нажимом на букву «о» – получается как-то странно, необычно, красиво.

– Вы еще не курите?

– Ну что вы! – в голос, одновременно, возмутились они.

– Хотите попробовать?

А ведь и в самом деле изверги, хотя на вид о них этого никак не скажешь. И шустрые какие, прямо оторопь берет… Пальцы-то его уже где – под самую грудь процарапались. Ух, гад ползучий!

– А ну, убери руку! – опомнилась Нелли. – Чего распускаешь-то?

– Неллочка, успокойся, я же для страховки, – ничуть не смутился Жорка, медленно убирая руку. – У нас по технике безопасности вообще на площадку посторонним нельзя выходить, а уж без ремня страховочного – и подавно. Правда, Коваль?

– Законно, – вмиг отвечает Коваль.

Хорошо они этот номер отрепетировали.

– Тогда пошли вниз… Хватит здесь торчать, тем более – без ремней страховочных.

А если честно – уходить не хотелось. Так бы стоять и стоять над великой рекой, оглядывая бесконечную марь, которая вдруг оказалась не такой уж и бесконечной с тридцатиметровой высоты, широкую просеку и телеграфные столбы, таинственно уходящие за перевал. Так бы стоять и вечно чувствовать беспокойное присутствие белоголового Жорки, который вот-вот опять может лапнуть за бок, а ей почему-то не противно от этой мысли, совсем не противно, а радостно и тревожно… А Ритка? Притихла и Ритка. Стоит и терпит грубое прикосновение к сухопарой ноге кирзового сапога Коваля. Вот это попались они, вот это влетели – без веревок, а связаны, не в клетке – а не улетишь…

– Все, Ритка, я пошла, – делает еще одну попытку сбежать от извергов Нелли.

– Вместе пойдем…

И вместе стоят и стоят, опершись локтями на металлическую ограду смотровой площадки, откуда вскоре будет светить по ночам путеводный проблесковый маяк…

Нелли сидела на кухне над тетрадями и, когда Володя вошел, подняла на него удивленный взгляд. Вовка шагнул к ней, обнял за плечи, поцеловал в щеку. Она спокойно приняла его ласку.

– Что так поздно?

– Медведков, ёшкин, всех загонял, – Володя умывался, расплескивая вокруг себя воду. – Сам, как бешеный, день и ночь мотается по делянам, и нам покоя не дает. В леспромхозе все по графику – от и до, а у нас на лесопункте с зари до зари… Сегодня главный инженер приехал, нашему лесопункту знамя привез – победили в соцсоревновании. Так у нас слушок прошел, что главный в управление собирается перебираться, а Медведкова в леспромхоз, на его место…

– Ты есть будешь?

– Спрашиваешь!

Володя уже растирался полотенцем, исподволь присматриваясь к жене. И чем дальше смотрел, тем больше убеждался: да нет же, нормально все! Просто она одним делом занимается, он – другим. Известно, устает она на работе, да еще с этой старой каргой, Алевтиной Степановной конфликтует… Молодая, опыта маловато, а ей сразу два класса дали – попробуй справиться. Она везет, а они-то и рады стараться…

Отварная картошка, соленая рыба, лук и хлеб – вкуснота! Володя наворачивает – за ушами трещит.

– Может, выпить хочешь, я налью? – заботливо спрашивает жена.

– Нет, не хочу, – мотает головой Володька. – Без выпивки аппетит как у волка.

– Действительно, – задумчиво говорит Нелли и смотрит в окно.

– Как там Светлана-сметана твоя поживает? – спрашивает Володя.

– Живет…

– Почему это она Германа отшивает? – с искренним недоумением смотрит на жену Володя. – Мужик что надо! При солидной должности, с квартирой на прииске, а она нос воротит… В прошлом году в институт автодорожный поступил, видать, далеко пойдет…

– Да разве в этом дело? – вздыхая, отвечает Нелли. – Не любит она его…

Ночью, в постели, после долгих сомнений, Вовка нерешительно спрашивает жену:

– Нел, а почему бы нам ребеночка не завести?

Нелли молчит. Даже не слышно – дышит она или нет.

– Слышь, Нел? Два года уже живём… Мать спрашивает, почему не заводим… Ты-то сама как на этот счет, а? Нел, ты не спишь?

– Нет, не сплю…

– Так как ты думаешь?

– А никак, – Нелли резко поворачивается на бок, – никак я еще об этом не думала. А теперь и думать не хочу…

– Но почему, Нел? Ведь все уже…

– Рожать по указанию твоей матери – извини, – перебила Нелли. – Никогда!

– За что ты ее так не любишь? – грустно вздохнул Володя. – Она ведь мать моя.

– Тебе мать, а мне – свекровка… Мне она матерью не стала, потому что с первых дней хотела, чтобы я у нее под каблуком была. – Нелли резко откинула одеяло и села в постели. – А я вот не желаю этого! И пусть она даже не надеется! – Нелли уже почти кричала, пристукивая кулаками по одеялу. – Я хочу жить так, как я хочу, а не по указке твоей бесценной мамочки! Слышишь? Пусть она не сует свой длинный нос в мои дела, и ты… ты…

Нелли вдруг громко всхлипнула, прижала ладони к щекам и безутешно расплакалась.

– Нел, Нелли, что с тобой? – испуганно спросил Володя, робко дотрагиваясь до плеча жены. – Успокойся, не надо. Ну, не хочешь сейчас ребенка – не надо… Подождём еще… Зачем же ты так себя изводишь? Слышь, Нел, милая…