О Л Ч

Чем представлена душа,

Ты поймёшь чуть позже,

Главное – невинным помогай всегда,

Знай, добродетель вечная – дороже!

Ведь только так ты сможешь

Заполнить душу свою «светом»

И чем больше в ней его добудешь,

Тем больше жизни выйдет в ином мире!» – промолвила Онхет.

«А я-то думал каждый день,

Что мы создания все Божии,

И если нагрешил хоть раз,

То к небу нужно обратиться.

Теперь глаза мои открыты,

Не буду тратить время на мольбу,

Желаю жить я в предстоящем мире,

И поэтому-то ближним помогу!

Ну, а чтоб мне лучше было

Помогать всем бедным,

Онхет, как ты я стать хочу:

Умным и железным!» – сказал Кеволеч.

Не успел актёр закончить представление, как в его перьятана со стороны Оленбосэлов полетели камни. Могучий зверь завопил: «Куда катится этот мир!? Куда катится этот мир!?» и стал взмахивать своими огромными крыльями, но повозка не позволила ему взлететь. В итоге великокрыл, брыкаясь, перевернул повозку с актёром и всеми куклами. Оленбосэлы толпой накинулись на споткнувшегося перьятана: стали дербанить его, создав тем самым зелёный перьяпад, затем принялись ломать повозку, рвать кукол, и только актёр сумел спастись. Под крики Оленбосэлов и своего перьятана он, придерживая руками капюшон теперь уже коричневой от грязи мантии, убегал в сторону Берлогинска, отражаясь в глазах Акидумфида, который, потеряв в толкучке у Театральной колесницы свои рога с драгонкамнями, а также испачкав свою мантию в грязи, подбежал к Викториусу, единственному ученику Бадайка, что видел спектакль, и развернул того к себе лицом.

– А!? Что!? – вздрогнул Ирбисоирэр, спрятав руки за спину.

– Почему ты здесь, а не на занятиях?! – спросил его Акидумфид.

– Я болел… Вы мне разрешили остаться, – ответил Котис.

– Надеюсь, теперь-то ты здоров!? Иди в училище! – воскликнул Оленбосэл. – Тут небезопасно, слишком много шарлатанов!

Ирбисоирэр резко развернулся к Бадайку и побежал в Священное училище, спрятав под пояс кинжал, что вылетел из Театральной кареты вместе с деревянной рукой Кеволеча.

«Преступления без наказания»

Украшенный искусно вырезанными по камню узорами высокий забор, что возвышался перед шагающим в Бадайк Викториусом, окружал всё Священное училище. Перед тем, как войти в ворота, Котис дотронулся в нескольких местах до своего живота и, нащупав рукоятку кинжала, затолкнул его поглубже за пояс. Узорчатый каменный забор оказался серой мрачной стеной, когда Ирбисоирэр вошёл в ворота Священного училища.

Бегающие по сторонам зрачки Котиса наблюдали ту самую картину, что им приходилось видеть в течение двух лет, проведённых Викториусов в Бадайке. Первыми бревенчатыми строениями, которые сразу бросались в глаза каждого, кто входил через какие-либо из ворот, что ведут на Ученическую площадь, стали две огромные жилые избы. Вторыми – находящиеся возле них туалеты, вкопанные почти у порогов города. Один туалет девичий и один мальчишеский расположился рядом с каждой избой. Между двумя избами в центре площади был возведён эшафот, предназначенный для публичной порки непослушных, вокруг которого учащиеся всего лишь ходили строем, когда того требовала какая-нибудь церемония города. Позади же эшафота, единственной из всех деревянных построек Священного училища, сделанной из хвойных пород деревьев, стояла баня, составленная из отбеленных берёзовых брёвен. И лишь одно строение Ученической площади, если не учитывать забора, было возведено из камня. Священный храм, являясь центром училища, сосредотачивал на своих белокаменных сводах ряд золотых куполов, под которыми спрятались бронзовые колокола. Под тремя центральными куполами скрывались малые колокола, предназначенные для учебных звонов, а под оставшимися двумя, что располагались у краёв храма, прилегающих к забору, – большие колокола, под которыми постоянно стояли надзорные Сатилэлы, а именно Рунишики, давшие князю Оленбосэлу клятву бить тревогу, как только заметят надвигающуюся для Бадайка опасность.

Ирбисоирэр, пройдя мимо зверомов, готовящихся возле эшафота к празднику города, свернул налево и очутился возле дряхлых, чуть покрытых зеленью ворот Священного храма. Сначала Котис поцеловал кончики своих пальцев и протянул ладони к дверцам ворот, затем попытался отворить правую дверь, но она оказалась заперта, тогда Викториус приоткрыл левую, и вошёл во внутрь храма. Длинный, словно целая жизнь, коридор был освещён лишь толстыми восковыми свечами, каждая из которой стояла в отдельной железной тарелочке, расположенной на прикреплённой к стене подставке. Дойдя до середины этого коридора, Ирбисоирэр оказался на перекрёстке, где лежал пыльный коврик. Другой коридор был таким же узкими и без окон, но при этом явно во много раз длиннее, чем тот, что соединял через первый этаж Священного храма Ученическую площадь с Учительским двором. Котис повернул направо: по-левую руку от него оказались молитвенные классы, а по-другую – мироведческие. В обоих концах длинного коридора находились лестничные башни, которые соединяли этажи Священного храма. Викториус поднялся по ступеням Мальчишеской башни до коридора второго этажа: теперь молитвенные классы были по-правую его руку, а мироведческие – по-левую, не было короткого коридора, соответственно, не было и перекрёстка. Ирбисоирэр направился в молитвенный класс, дверь которого настежь была открыта. В центре помещения, что походило на просторный коридор, ведь также не имело окон и освещалось лишь восковыми свечами, сидел на коленях Бараниш, который, прильнув лбом к бархатному ковру и закрыв руками свои рога, шёпотом блеял молитвы. Позади него с помощью деревянной лопатки собирал упавший на пол воск Свинхрюнионэл Нозираунт.

– Добрый день, проповедник Федулвивио. Я пришёл рассказать молитвы, что выучил за прошедшую неделю, которую умудрился, к сожалению, полностью проболеть, – произнёс Виктоиус.

– Слышал – слышал о твоём плачевном состоянии от учеников своих, одноэтажников твоих, – ответил Бараниш после того, как поднялся с колен, продолжая стоять спиной к Ирбисоирэру. – Только, вот, на ушедшей неделе мы не учили новых молитв, – добавил проповедник, повернувшись лицом к Викториусу.

– Так я, получается, зря всё это учил!? – расстроился Котис.

– Почему зря!? – возмутился Бараниш. – Тебе ведь теперь не придётся учить их на этой неделе!

От этих слов с грохотом упала миска, которую держал Нозираунт, отчего по полу молитвенного класса рассыпались засохшие слёзы свеч.

– Нозираунт! – воскликнул Федулвивио. – Будь добр, расскажи Викториусу о внеурочных заданиях на эту неделю, которые, полагаю, ему не составит труда выполнить, – добавил Бараниш перед тем, как удалился из молитвенного класса для мальчиков.

– Конечно, – пробормотал Свинхрюнионэл, заново наполняя упавший сосуд.

– Так, что там задавали? – поинтересовался Ирбисоирэр у молчащего Свинхрюнионэла.

– Воск засохший убирать! – грубо ответил Нозираунт, резко вскочив с корточек.

– Ладно. Ещё раз извини, если обидел тебя, когда взял твою сумку. Я из неё ничего не украл. Надеюсь, ты в этом уже убедился, – собирая воск произнёс Викториус.

– Не болтай! Иди ка выскабли воск, присохший к стенам и полу, – продолжал повелевать Свинхрюнионэл, кинув возле Ирбисоирэра деревянную лопатку.

– После этого ты передашь мне внеурочные задания?! – спросил Котис.

– Нет. Затем тебе нужно будет вылить воск из бани и туалетов. Сегодня только мальчишеских, – сделал одолжение Нозираунт.

– Но ведь этим должны заниматься Сатилфы Рунишхи, они обязаны убирать везде в Бадайке, это в Священном храме им разрешено находиться только в коридорах первого этажа, если ты не знал! – возмутился Викториус.