– Светлые волосы? Высокие? Плечистые?
– Вы их знаете, господин? – В его глазах отразилось удивление.
– Ну, Алоис, – сказал я, даже не собираясь отвечать на его вопрос. – Ты сумел послужить доброму делу. А теперь – вали отсюда!
Я сунул руку в карман и бросил ему трехгрошик. Будет ему на пивцо, чтобы подлечить последствия вчерашней ночи и нынешнего полудня. Он рассыпался в благодарностях и, согбенный, непрестанно кланяясь, взобрался по ступеням, после чего я услышал только быстрый топот его сапог. Для него дело Йоханна Швиммера уже закончилось. Правда, за свое знание о похищении он заплатил сломанным носом и пальцами, но можно сказать, что заплатил дешево. И вправду, сказано ведь: «Ничтожному опасно попадаться меж выпадов и пламенных клинков могучих недругов», как писал в одной трагедии мой приятель Риттер.
Выходя из подвала, я наткнулся на Корфиса, который стоял на пороге трактира с хмурым видом.
– Приветствую, – кивнул я ему.
– Мордимер… – Корфис снизил голос. – Видал я, как ты этого обработал. Не хочу, чтобы начали говорить, будто в моей гостинице такое происходит… Это что ж, подвалов у вас нет?
– Тебе стоило бы прикинуть затраты и выгоды. – Я равнодушно пожал плечами, поскольку и вправду были у меня куда большие проблемы, чем забота о мнении клиентов насчет корчмы Корфиса. – Ты ведь знаешь: мне руки будут целовать, чтобы дать место для жилья. – Я глянул ему в глаза. – Мне выехать, Корфис?
Он отвел взгляд и сплел пальцы так, что хрустнули кости.
– Нет, что ты, Мордимер, я вовсе не хотел тебя обидеть.
– Ну так пришли мне наверх бутылочку лучшего вина за счет заведения и забудь об этом разговоре, – сказал я, усмехаясь.
Я отправился на второй этаж, слыша только бормотание Корфиса – и было оно не очень-то вежливым. Впрочем, бутылку он не просто прислал – сам принес ее в мое скромное обиталище, чтобы мы могли поболтать за кубком-двумя неплохого пойла (пусть даже слово «неплохой» в этом случае и было изрядным преувеличением).
– Тяжелые времена, Мордимер, – вздохнул он, когда мы чокнулись кубками. – Налоги растут, клиентов все меньше, так и по миру можно пойти…
– Ага, прямо вижу это… – пробурчал я и опорожнил кубок.
Потом достал с полки копченую колбасу и сыр, что остались после завтрака. Мы закусили и выпили еще по кубку. Эта порция уже пошла чуть лучше, чем предыдущая.
– Так и есть, – отер он усы. – Епископу плати, императору плати, цеховые взносы – плати… – прервался на миг. – Парням из города – плати… – Он махнул ладонью. – Вот она, жизнь.
– И ничего с ней не поделать. – Мы снова чокнулись.
Допили бутылку, и Корфис крикнул вниз, чтобы принесли еще пару. Слуга же принес не только питье, но и виноград с апельсинами.
– Все дорожает, – вздохнул Корфис, глядя на миску с фруктами. – А епископ желает еще ввести и налог на двери. Представляешь?
– Как это – на двери? – спросил я удивленно, поскольку человеку со столь мизерными доходами, как у меня, размеры и особенности налогов мало что говорили.
– Да вот так. Если держишь лавку, трактир или мастерскую, посчитают у тебя каждую дверь. Дороже будет, если выходит прямо на главную улицу, как оно обычно и случается, дешевле – если на какой-нито закоулок…
Я рассмеялся, хотя моему хозяину наверняка было не до смеха.
– Но у тебя же есть выход как раз на закоулок, – сказал ему.
– Ага, но он же не в зал, а на склад и в подвалы.
– Ну так замуруешь главные двери, вместо них поставишь вывеску с указателем, где искать вход, а вход сделаешь с закоулка, – пожал я плечами. – В чем проблема?
Он глянул на меня с удивлением.
– А ведь точно, Мордимер, – покачал головой, будто в недоверии. – Видать, сделаю, как говоришь.
– И не ты один, если я знаю жизнь… А епископ тогда введет налог на вывески, – я засмеялся, поскольку подобная идея показалась мне забавной. – Так уж оно сложилось. Власть старается выжать с нас денежки, а мы от этого уклоняемся. – Я снова пожал плечами. – Честные люди никогда не будут при власти, и знаешь почему? – Видать, меня охватило философское настроение, и я решил ему поддаться.
– Ну? Почему?
– Потому что честные люди желают зарабатывать на хлеб насущный собственным трудом, а те, кто правит, жаждут получать доход, используя тех, кто работает. Потому что ничего другого они не умеют – только толковать дурные законы и вводить новые налоги, чтобы можно было побольше украсть. И чем больше воруют, тем больше их аппетит.
– Ш-ш, – прошипел Корфис. – Говоришь о епископе, – прошептал беспокойно и огляделся, словно кто-то мог нас здесь подслушать.
– Обо всех. – Я махнул рукою. – Давай лучше напьемся, а то я доболтаюсь.
– Проблемы? – спросил он проницательно, когда мы в очередной раз опорожнили кубки.
– Чую, что большие деньги уходят у меня из-под носа.
– Ну, случается. Нынче человек веселится, а завтра черви жрут его в могиле…
– Если у него кто найдется, чтобы ту могилу выкопать, – вздохнул я.
– Я тебе выкопаю, – пообещал Корфис в пьяном умилении. – Хотя не сказать, что денег у меня куры не клюют – а у кого клюют? Но чего не сделаешь по дружбе…
– Весьма мило с твоей стороны, но не спеши, будь добр, с копанием могилы… – заявил я, а потом что-то в словах Корфиса меня дернуло. – Ну-ка, повтори, что ты там сказал?
– Я? – удивился он глупо. – А! Ну что все ради дружбы… – Он задумался на миг. – Ну почти все…
– Нет, нет, раньше, что мало у кого денег куры не клюют?
– Верно, мало у кого, – покивал Корфис печально. – Налоги, Мордимер, налоги. Выпьем!
Я отхлебнул, но машинально, ибо в голову мою пришла некая идея. Не Риттер ли случайно употребил почти те же самые слова, когда говорил об Андреасе Куффельберге – актере, играющем роль рыжебородого варвара, Танкреда? И разве не вспоминал, что тот – единственный человек во всей труппе, кому повезло? А ранее вспоминал, что Куффельберг происходит из купеческой семьи… Не мог ли именно Андреас помочь с деньгами Йоханну Швиммеру? Ха, наверняка сумел бы это сделать, но – захотел бы? Я знал, что проще всего проверить мои подозрения на месте. Возможно, я был лишь утопающим, что хватается за соломинку, но я также понимал и то, что без денег в Хезе не сделать совершенно ничего. Если сумею проследить, откуда Швиммер получил деньги, быстро узнаю, где укрывается, независимо от того, вернулся ли в родное село или же затаился где-то в городе.
– Лей, Корфис, – приказал я тоном повеселее. – На погибель мытарям.
– Чтоб их на части порвало, – поддержал он.
– А то. А когда встанут пред престолом Господа, то пусть Он в мудрости своей отсчитает им налог со всех человеческих обид, которые причинили.
Корфис глянул на меня с удивлением в мутных уже глазках.
– Вот как скажешь ты что-то, – покачал головой. – Ну пусть их зараза пожрет!
* * *
Я опасался, не окажется ли мастер Риттер в компании одной из многочисленных поклонниц его таланта, но, к счастью, эту ночь он провел в одиночестве. Громко храпел, выпуская воздух с протяжным свистом, а у кровати стояла полупустая бутылка вина, прикрытая залихватской шапкой с цветным пером. Рядом лежала надъеденная сочная груша. Конечно, я мог присесть на стул и подождать, пока драматург проснется, однако посчитал, что времени на подобные церемонии нет. Поэтому легонько похлопал его по щеке.
– М-м, – пробормотал тот недовольно. – Не сейчас, Офка.