Слуга Божий

Я осторожно высмотрел сине-серебристые ниточки, что удерживали иллюзорную стену, и потихоньку разорвал их, одну за другой. Пульсирующая синева постепенно угасала, серела, потом исчезла совсем. Я знал, что именно в этот миг стена из солидного темно-серого камня просто исчезла. Расплылась в воздухе.

Я открыл глаза и повалился на землю. Ощутил щекой мокрую, холодную траву. Сжался, подтягивая ноги под подбородок. Был счастлив, что боль ушла, но при этом не имел никакого желания подниматься на ноги.

– Мордимер, – услышал над собой. – Мордимер…

Я сжался еще сильнее, но тогда некто – по запаху я узнал Курноса – сильно дернул меня за плечо.

– Мордимер? Ты что, молился?

Я ощутил на губах холодное прикосновение металла, Курнос силой разжал мне зубы. Крепкая сливовица с убийственным запахом и вкусом полилась мне в рот. И в горло. Я закашлялся. Курнос придержал меня, продолжая заливать водку. Я дернулся, уклоняясь, и сблевал.

– Мечом… Господа… нашего… убить меня… хочешь? – простонал я и сблевал снова.

Протянул руку в его сторону.

– Дай, – сказал, а он плеснул мне водки в ладонь. Я закрыл глаза и омылся сливовицей. – Лучше, – попытался встать, но зашатался, и Курносу пришлось меня придержать.

Я оперся о ствол. Ощущал, что весь трясусь, словно проснулся в заледенелой избе после ночной пьянки. Ничего не болело, но казалось, каждая часть моего тела распадается на кусочки.

– Курнос. Спасибо.

Он кивнул.

– Что мне делать, Мордимер?

– Арестуй… его. Я тут подожду… минутку.

Сил отдавать приказы не было, а приказывать – было что. К счастью, Курнос и сам знал, что делать.

– Колодки, да? Кляп? Охрана на всю ночь? Увозим его в Хез, верно?

– Да, – ответил я. – Давай уже, ступай.

Наверное, я уснул, поскольку, когда открыл глаза, стояла ночь, а мой плащ и волосы были мокрыми от росы. Я глянул на луну, сиявшую ярким серебристым светом, и поднялся. Глубоко вздохнул.

– Еще один такой колдун, и будут тебя соскребать лопатой, бедный Мордимер, – прошептал сам себе.

Дом Йоахима Гунда стоял темен и пуст. Я поволокся к дровяному сараю. Короткий сон дал передышку, поэтому, несмотря на головокружение, шагать удавалось. Я заглянул в тайник и увидел, что за ровно сложенными дубовыми колодами уже нет стены, есть лишь деревянная перегородка с невысокими, приоткрытыми дверками.

Не спеша, я передвинул колоды, освобождая проход. Толкнул дверки. За ними была уютно обставленная комнатка. Стояли в ней обтянутое адамашком кресло, секретер красного дерева, а также круглый столик. На крепких полках – переплетенные в кожу книги, пол застилал ковер с толстым ворсом. И все бы выглядело совершенно невинно, когда б не факт, что на ковре была вышита пентаграмма. Я снял с полки первую попавшуюся книжку. Толстая телячья кожа и блестящие золотом буквы.

– «Демонологика», – прочитал я вслух.

Снял вторую книгу.

– Cursae Satanis, – буквы на этот раз блестели серебром, а оправа была старой и потертой. – Чудесная подборка, – сказал я, обращаясь к самому себе. Остальные книги были сходного содержания. Большая часть говорила о чернокнижии, накладывании проклятий и призыве демонов. Одна была посвящена астрологии, другая лечебным микстурам и ядам, нашел я здесь и томики, вводящие в тайны анатомии. Эти были из разрешенных. Однако часть книг уже давно – порой и много десятков лет – находились в церковном индексе, а остальные не могли попасть даже туда, поскольку Церковь не желала официально признавать, что они существуют. Ясное дело, мы, инквизиторы, должны были о них знать, но от простых людей те секреты тщательно скрывались.

И как Гунд сумел получить доступ к столь большому и бесценному собранию? Вопрос, ответ на который мы узнаем в Хезе. Дело было слишком серьезным, чтобы заниматься им тут, на месте, а Йоахим Гунд – слишком опасным человеком, чтобы позволить ему умереть без подробной исповеди.

Я уселся в кресло и задумался. Вот как сплетаются человечьи судьбы. Случайный визит в занюханный городок, случайная встреча с толпой, ведущей на казнь колдунью, мое желание прояснить дело. Может, и не случайное, но я знал, что не всякий инквизитор стал бы морочить себе голову расследованием. И среди нас случаются дурные пастыри… А ведь прибудь мы днем позже, от Лоретты остался бы лишь мокрый пепел подле металлического столпа посреди рынка. Прибудь же мы днем ранее, проехали бы сквозь городок, может, просто оставшись на ночь в трактире, и тогда все представление оказалось бы скрыто от нас, а дело завершили бы после того, как мы покинули бы город.

Но мы-то оказались в Фомдальзе именно в тот момент, в который и должны были оказаться. И вскрыли серьезный гнойник, милые мои. И кто теперь скажет, будто Ангелы не заботятся о том, чтобы направлять наши пути?

Я неспешно листал книги. Для человека необученного уже один взгляд на них мог оказаться убийственным. Ибо как отказаться от силы? Как отказаться от власти над человеческой жизнью, над чувствами? Ха! Хороший вопрос. Задумываетесь ли вы, милые мои, не искушаются ли порой инквизиторы воспользоваться запретным знанием? Ох, искушаются – и часто. А некоторые, к своей беде, перед тем искусом еще и не могут устоять. Иногда даже из благих побуждений – но черную магию нельзя использовать для добрых дел. Только не всякий это понимает, несмотря на годы обучения и советы мудрых наставников. Инквизиториум не вытаскивал эти случаи (скажем честно, все же довольно редкие) на всеобщее обозрение. Вы ведь не думаете, что инквизитора могут сжечь на костре на потеху черни? Его забирают в одно из наших секретных, специально обустроенных мест, где трудятся вернейшие из верных и довереннейшие из доверенных. Например, в монастырь Амшилас. И там, с любовью и сочувствием, говорят с ними до тех пор, пока те не признаются во всех грехах и не откроют, как так вышло, что сбились с пути закона на тропу беззакония. А когда уже не будут они иметь ни единой собственной мысли, дозволено будет им умереть смертью, полной очищающей боли.

Наконец я нашел запись, которая мне требовалась, – ту, которую с таким успехом применил доктор Гунд. Процедура наложения проклятия «белых червей» была сложной, а запись о ней путаной и не до конца понятной. Ничего. Доктор подробно расскажет, как проводил эксперименты.

Признаюсь вам, милые мои, что мы не просто так ищем чародейские книги. Простецам кажется, что мы их уничтожаем. Нет ничего более далекого от правды. На кострах горят фальсификаты или экземпляры книг, копии которых у нас уже есть. Поскольку в прекрасно охраняемой библиотеке Инквизиториума, в стенах древнего монастыря Амшилас, имеются все они – все запрещенные сочинения. О воскрешении мертвых и призыве демонов, о проклятиях и волшебствах, о богохульных молитвах, о колдовстве и отравах. Там, под неусыпным присмотром богобоязненных монахов, стоят ряд за рядом книги, бережно хранимые старыми библиотекарями. Всякий инквизитор в конце обучения имеет право войти в библиотеку – чтобы увидеть силу зла и впервые в жизни узреть его масштабы.

Скажу больше. Инквизиторы не останавливаются на знании, которое черпают из еретических, отреченных и демонологических книг. При допросах обвиняемых пишем мы собственные комментарии и проясняем некоторые туманные моменты наиболее сложных рецептур. А часть из них даже проверяем на практике. В Инквизиториуме якобы существует даже специальная тайная группа инквизиторов, которые проверяют всякую запись. Якобы называют их Внутренним Кругом. «Якобы», поскольку о таком мы не должны не то что говорить – даже думать.

Я вздохнул. Пришло время покинуть милый домик доктора Гунда. Ибо оставались дела, скажем так, организационные. Я знал, что придется отказаться от дальнейшего путешествия и вернуться назад в Хез. С грузом в виде чародея и его библиотеки, что означало: бурмистр отдаст мне как минимум двух вьючных лошадей. Что ж, он наверняка сделает это… Если только, испуганный арестом брата, не сбежит из города. Может, и его стоит забрать на суд епископа? А может, стоит провести первый допрос прямо на месте? Да ведь, видите ли, не совсем удобно потом везти за десятки миль человека, которого пытали. И не хотелось, чтобы он умер по дороге. В конце концов, это вопрос и профессионализма…

Я встал, прикрыл дверки, а потом поставил назад дубовые плахи. Поплелся в городок, а была уже ночь, и снова начал накрапывать дождик.

Я решил прежде всего заглянуть в тюрьму. Наверху, за столом, сидел Курнос, что-то прихлебывая из металлического кубка, и с крайне сосредоточенным видом тасовал колоду карт. Увидев меня, вскочил на ноги.

– Мордимер! Как себя чувствуешь? – заглянул мне в лицо. – Охо-хо, – добавил.

– Именно, – ответил я. – Именно так себя и чувствую. Где доктор?

– Внизу. Второй его стережет.

– Хорошо. Двигай в дом к доктору и стереги дровяной сарай. И убереги тебя Господь отойти оттуда хоть на шаг. Понял? Не в доме, внутри, но лишь в сарае!

– Хорошо, хорошо, Мордимер, я понял. Ты нашел что-то?

Я так глянул на него, что, ничего уже не спрашивая, он вскочил и кинулся к выходу. Я же прихватил со стола ключи от арестантской и открыл дверь.

– Кто там? – услыхал жесткий и трезвый голос Второго.

– Мечом Господа нашего, Второй, не застрели меня!

Спустился. Доктор Гунд был не в колодках, поскольку, видать, колодок в городе не нашлось (Господи Боже, да что ж это за город? Колодок в нем не нашлось!), но лежал обнаженный и растянутый на лавке, изготовленной чуть ранее для допроса Лоретты. Рот чародея был заткнут кляпом, а запястья и щиколотки крепко привязаны к металлическим кольцам. Близнец даже накинул ему петлю на шею, чтобы тот не мог двигать головой. Кроме того, мои парни побрили тело доктора – и сделали это не слишком деликатно, ибо в паху, на голове и под мышками остались раны от тупой бритвы и синие кровоподтеки.

Я, правду говоря, не верил, что дьявол может скрываться в волосах осужденного и оттуда давать ему советы, но предрассудки сильны, я же не собирался ни бороться с ними, ни кого-либо переубеждать.

– Ну и видок у тебя, Мордимер. – Близнец глянул на меня с явным, хотя и неожиданным сочувствием.

– Не обращай внимания, – буркнул я и посмотрел на лицо Гунда.

Тот таращился на меня выпученными и полными боли глазами, поскольку никто и не подумал ослабить веревки. Тогда я сделал это сам. Не из-за дурно понимаемого милосердия. Просто будет от него больший толк, если сумеет потом передвигаться сам. Ведь нас еще ожидал неблизкий путь в Хез.

– Я иду отдохнуть, – сказал я. – А ты – сиди здесь. – Второй скривился, услыхав мои слова, но промолчал. – Куда дел брата?

– Да вроде спит, холера! Сказал, что поиски его измучили…

– Я вот его измучу, – начал я, да лишь махнул рукой.

Еще раз глянул на разложенного на лавке Гунда. Голый и худой, с выступающими ребрами, сморщенным естеством и следами от тупой бритвы по телу, он не выглядел сильным чародеем. Но был им, как бы там ни выглядел.

Меня разбудил равномерный стук дождя в окошко. Что ж, недолго продолжалась хорошая погода. Конечно, костер можно сложить да поджечь и во время ливня, но поверьте мне: самое прекрасное зрелище будет летним, прозрачным вечером, когда багрец пламени играет на фоне багрянца заходящего солнца. Однако здесь – в Фомдальзе – мы не собирались устраивать костер.

Я открыл ставни. Рынок снова превратился в болото. Две худые свиньи плескались в центре, еще одна чесала бок о железный столп.

– Что за дыра, – пробормотал я сам себе и вышел в коридор кликнуть трактирщика.

Я никуда не спешил, поэтому приказал приготовить кадку с горячей водой и березовых веток. И хороший завтрак. После молитвы у меня всегда прекрасный аппетит, и теперь я чувствовал, что сожрал бы и коня вместе с копытами. Плескался до позднего утра, лишь время от времени приказывая служанке донести горячей воды. Лежал себе в деревянной кадке, наполненной горячим, жрал из глиняной миски кашу с прожаренным мясом и запивал холодным пивом. Ох, и хорошо же мне было, милые мои, но знал я, что сие лишь краткий миг отдохновения в нелегкой жизни Божьего слуги.

Наконец вышел из купели, приказал Первому, чтобы подменил брата в арестантской, сам же решил навестить бурмистра. Выяснилось, что тот вместе с ксендзом пытался пробиться ко мне еще вчера, но я строго-настрого наказал трактирщику никого не допускать на второй этаж. И тот отлично с этим справился.

Бурмистра и ксендза не пришлось долго искать. Сидели внутри, за кувшином пива, и не выглядели жизнерадостными.

– Приветствую вас, господа, – сказал я, приглаживая мокрые волосы. – Что вас привело так рано?

– М-м-м-мой б-б-бра… – начал бурмистр.

– Я надеюсь, у вас были веские причины, чтобы арестовать уважаемого обывателя нашего города, мастер инквизитор, – тихо сказал ксендз.

На этот раз его глаза были опущены, он смотрел в стол и говорил смиренно. И все делал правильно: ведь передние зубы уже потерял.

– Доктор Гунд едет вместе со мной в Хез-хезрон, где будет подвергнут допросу…

Бурмистр глухо охнул и упал в кресло.

– Вам же скажу лишь, что его обвиняют в практиковании черной магии, обладании запретными книгами, тройном убийстве и ереси. Ты, ксендз, тоже готовься в дорогу. Через тридцать дней, считая с нынешнего, следует тебе предстать перед Его Преосвященством епископом. Будешь подвергнут допросу, цель которого – выяснить, как могло случиться, что под твоим носом практиковал чернокнижник, а ты, – я подошел к нему так близко, что почти прикоснулся, – обвинил невиновную женщину.

Тот отшатнулся, споткнувшись о лавку.

– Я н-н-не знал, – сказал, заикаясь. – Богом клянусь, господин инквизитор…

– Тихо! – гаркнул я. – Тебя еще ни в чем не обвиняют.

Я выделил слово «еще» так тщательно, чтобы он мог весь месяц, пока не предстанет перед епископом, ощущать его вкус.

– Бурмистр, – сказал я, помолчав, – вот список трат, которые должна покрыть городская казна.

Отдал ему лист бумаги, которую еще вчера ночью заполнил цифрами.

Бурмистр безразлично взял документ, но когда заглянул внутрь – побледнел.

– Эт-т-того н-н-не м-м-м-мож…

– Может, может, – сказал я. – Все согласно с законом и обычаем. Также мне понадобятся три вьючных лошади. Но чтобы никаких хромых, оголодавших кляч, понял?

– П-п-по…

– Вот и славно. Согласно приказу Святого Официума, тебе нельзя покидать Фомдальз, – добавил я. – Нарушение приказа равнозначно признанию тобой соучастия в преступлениях чародея.

Если это было возможно, побледнел еще сильнее.

– Это все, – сказал я. – Деньги и лошади должны быть готовы завтра к утру. На рассвете выезжаем.

– Это огромная сумма, мастер инквизитор, – снова тихо сказал священник.

– Вы можете написать жалобу на мои действия Его Преосвященству епископу, – сказал я безразлично. – Ты, ксендз, прибудешь туда через месяц, а значит, у тебя будет возможность оспорить мое решение.

Я вышел из корчмы, раздумывая, посетит ли настоятель прихода святого Себастьяна в Фомдальзе наш славный Хез-хезрон. Если не сделает этого, в тридцатый день епископ подпишет на него розыскное письмо, которое будет разослано по всем отделениям Святого Официума, а также в церкви, монастыри и юстициариям. Мир сделается слишком мал для чернобородого попика, да и разговор с ним у нас, когда случится, сразу пойдет по-другому.

Я послал Второго, чтобы тот вместе с Курносом упаковал все книги доктора Гунда. Конечно, это следовало сделать мне самому, но что-то удержало меня от повторного посещения того дома. Память о молитве была еще слишком свежа. Да и парням можно было довериться. Книжки не заинтересовали бы их, хотя все трое умели читать и даже немного писать.

Конечно, я мог представить, как кому-то из них приходит в голову глупая мысль украсть ценный том, чтобы после продать его на черном рынке. Но ведь мог я представить и то, что камень с небес упадет прямиком в мой карман. Парни прекрасно знали, где заканчиваются шутки с добрым Мордимером и начинается труд, за плохое исполнение которого упомянутый Мордимер не моргнув глазом пошлет их на костер.

Меня же ждал еще один визит. Хотя, говоря откровенно, я не был уверен, что это нужно делать. Но хотел увидеть, как распорядилась свободой Лоретта. Да и, кроме того, полагал, что нам стоило бы обменяться парой-другой прощальных слов.

Дверь в доме Лоретты была уже новой, и нужно признать, что женщина сумела управиться быстро. Местный плотник наверняка содрал с нее втридорога, хотя, может, наградой был уже сам факт, что одним из первых смог поговорить с той, которую едва не сожгли? В любом случае теперь-то у него наверняка было что рассказать в корчме.

Я вежливо постучал и спокойно подождал ответа. Услышал в сенях быстрые шаги, а потом беспокойный голос:

– Кто там?

– Мордимер Маддердин, – ответил я, а поскольку не был уверен, запомнила ль мое имя, добавил: – Инквизитор.

Быть может, я и не ожидал радостного приема, но услышал лишь быстрый и резкий вздох. И все же она открыла дверь.

На этот раз волосы Лоретты были собраны в пучок на макушке, сама же она была бледной, словно труп.

– Вы пришли за мной, инквизитор? – спросила.

– Могу ли я войти?

Отошла от порога, а потом аккуратно прикрыла за мной дверь.

– Прошу в комнату… там не слишком… – Она оборвала себя. – Да вы и сами видели.

– Верно, видел. – Я вошел внутрь и отметил, что Лоретта уже сумела слегка разобрать бардак, который оставили люди бурмистра и любезные соседи.

– Хотите меня сжечь? – Она оперлась спиной о стену, и я увидел, как закусила губу.

– Сжечь, дитя мое? – Я пожал плечами. – И за что же? Казнь за отравительство совершенно другая. Закон гласит, что преступника следует варить живьем в воде или масле, и он не имеет права умереть, пока не увидит свои хорошо приготовленные стопы. Лично я предпочел бы масло, поскольку оно имеет более высокую температуру, что доставит обвиняемому незабываемые чувства.

Должно быть, ей сделалось дурно, но она не сказала ни слова.

– Однако этим, Лоретта, занимается светский суд. Городской совет, бургграфство, порой – княжеские суды. А я инквизитор, и ты ведь не думаешь, что я стану гоняться за каждой маленькой отравительницей в Хезе и околицах. – Я засмеялся, поскольку даже мне самому это показалось забавным.

– Вы не хотите меня арестовать? – казалось, она не понимает.

– Муж? – спросил я. – Это был муж, верно? Теперь бы и так ничего не доказали, но за само обладание шерскеном на тебя бы надели железо.

– Муж, – призналась тихонько через минуту. – Бил меня, тягал за…

– Меня не интересует твоя история. – Я поднял ладонь. – Просто хотел убедиться. Отравила мужа, пользовалась свободой и щедростью ухажеров, а потом появился Гунд. Ученый доктор, похожий на испуганную птицу. Он таки решился сказать тебе о своих чувствах или убил тех троих бедных сукиных сынов исключительно из зависти? Полагая, что, когда останешься одна, легче добьется твоей признательности? Хм-м-м… Впрочем, я не спрашиваю тебя, поскольку надеюсь, что – не знаешь. Выясню все уже в Хезе.

Она взглянула на меня и начала медленно расстегивать крючки высокого, застегнутого под горло дамастового[25] кафтана. Крючков было много. Под платьем у нее была белая рубаха.

– Лоретта, – сказал я ласково. – Тебе нет нужды покупать мое молчание или мое благорасположение, потому как для меня твое дело закрыто. Я нашел чародея: только это и важно. А ты… ты попросту невиновна.

Она замерла, держа пальцы на крючках.

– Я пришел, чтобы дать тебе два совета. Во-первых, вычисти подвал и забудь о том, что в нем когда-то было. И если не хочешь увидеть собственные сваренные ноги, никогда больше не играй в эти игры, независимо от того, будет ли муж тебя бить или нет. Потому что побои мужа можно как-то пережить, но я ни разу не встречал тех, кто вышел бы живым из котла с кипящим маслом. Счастливые совпадения суть милость Господня, а Господь не шлет свою милость безрассудно. Во-вторых, приготовь список понесенного тобою в связи с ложным обвинением урона и завтра утром принеси мне на подпись. Город выплатит тебе компенсацию, но без моей подписи дело может тянуться вечно.

– Почему… – Она как-то бессильно опустила руки. – Почему вы это делаете?

Это был хороший вопрос, я и сам себе его задавал, но никогда не мог отыскать должного ответа. Хотя…

– Потому что служу закону, Лоретта, – ответил я, но было это лишь частью правды. – Так, как я понимаю его скудным своим разумом.

Кивнула, но я не думал, что поняла. Не думал, чтобы понимал хоть кто-то. Может, лишь мой Ангел, поскольку иногда мне казалось, что он настолько же безумен, как и я сам. Ведь если уж до сих пор он не отправил меня на смерть, должен считать меня полезным орудием.

– Вы странный человек. – Она глянула мне в глаза и снова начала расстегивать крючки. – Останьтесь со мной, прошу. Это не плата, это…

Я подошел ближе, а она продолжала смотреть довольно смело. Мне даже показалось, что слегка усмехается.

– Желание? – спросил, а Лоретта слегка кивнула и расстегнула платье до конца.

Когда проснулась, я уже не спал. Лежал на спине, с открытыми глазами, и всматривался в темные деревянные балки потолка.

– Морди-и-имер, – вжалась в меня всем телом. – Знаешь, о чем я подумала?

– Знаю, – ответил.

– Шутишь? – хохотнула коротко.

– Подумала, что в твоей жизни были бы уместны перемены. Например, путешествие. Например, в Хез-хезрон. – Я повернулся на бок и взглянул на нее. Она и вправду растерялась.

– Занятная была бы из нас пара, – продолжил. – Инквизитор и отравительница.

– Почему бы и нет? – ответила через миг холодно.

– Потому что ничем хорошим это не закончилось бы. Уж поверь.

– Спорю, что пожалеешь, – уперлась пальцами в мою грудь и приблизила лицо к моему лицу. – Пожалеешь уже в первую, скучную, одинокую ночь по дороге в Хез.

– Готов поспорить, что ты права, – согласился я. – Но, несмотря на это, мой ответ остается прежним: нет.

– Есть у тебя кто-то, да? Там, в Хезе? Жена? Любовница?

– Время от времени – девки в борделе, – пробормотал я, – и не думаю, что в обозримом будущем что-то может измениться…

Она задумалась на минутку.

– Но ведь ты не боишься, – сказала, – что закончишь, как мой муж? Не в этом же дело?

Я рассмеялся, поскольку одна мысль, что мог бы ее бояться, показалась мне воистину забавной.

– Ты не смогла бы меня отравить, даже если бы захотела. Я могу по вкусу или на нюх распознать большинство известных в мире ядов. Это одно из умений, которому меня обучили. Ибо, сама знаешь, мы живем в опасном мире.

– Тогда, может, я просто тебе не нравлюсь, Мордимер? Старовата для тебя? Или страшновата? Слишком глупа? Ты стал бы стыдиться меня в большом городе? Но я ведь не хочу, чтобы ты на мне женился. Могу тебя обстирывать, готовить…

– Лоретта. – Я положил ей пальцы на губы – и она замолчала. – Я ведь сказал: нет.

– Почему? – спросила уже с настоящей злостью в голосе. – Разве я не заслужила хотя бы ответа?

– Ты бы не поняла, – сказал я через миг. – И хватит об этом.

Отвернулась резко на бок, ее груди мелькнули перед моим лицом.

– Иди уже себе, – буркнула. – Бери своего чародея и вези на костер в Хез.

Я схватил ее за плечо и насильно повернул к себе. Она отбивалась, даже укусила меня за руку. Я рассмеялся, дернул сильнее, вырвал руку из ее зубов и перехватил ее запястья.

– У нас есть еще немного времени, – сказал.

– Нет! – рыкнула. – Не хочу!

– Именно это меня и возбуждает, – сказал я, прижимая свои губы к ее.

Когда уже закончили, она лежала на спине с покрасневшим лицом и грудью. Кожа под левым соском, там, где я ее укусил, покраснела и припухла. Дышала тяжело, а капельки пота блестели на коже.

– Мордим-мер, – прошептала. – Что я без тебя стану делать?

Я усмехнулся, а потом поднялся и начал собирать разбросанную по полу одежду.

Перед трактиром, привязанные к забору, стояли трое коней, отданных бурмистром. Сам бурмистр, как обычно, в обществе неразлучного с ним ксендза, стоял под навесом. Снова сеял дождик, на этот раз теплый, а небо было затянуто плотными тучами.

– Господа, – поприветствовал я их. – Рад вас видеть.

Внимательно осмотрел лошадей. Быть может, влиятельный дворянин и постыдился бы усесться на них верхом, но бедному Мордимеру хватит и этого. Особенно если понесут не нас, но груз.

– Лошадками я доволен, – сказал. – Но приготовили ль вы деньги?

Бурмистр хмуро кивнул и вытащил из-за пазухи мешочек козлиной кожи. Немаленьким был этот мешочек. Я взвесил его в руке и спрятал во внутренний карман плаща.

– Не станете пересчитывать, мастер? – спросил священник.

– А зачем? – пожал я плечами. – Верю: вам не хочется, чтобы я вернулся за недостачей.

Из дверей вышел Курнос. Одетый для путешествия, он с трудом тащил большой тюк с библиотекой доктора Гунда.