Двойная ловушка

Я удивленно взглянул на нее. Она с трудом сдерживала улыбку, и я расхохотался. Эта женщина была совсем не проста. Теперь мы смеялись оба.

– Прошу прощения. Просто вы сидели с таким надутым видом, что из вас просто необходимо было выпустить немножко воздуха.

– Вам это удалось. Как вас зовут?

– Рина. Рина Таль.

– Я – Егошуа Ширман. Но все зовут меня Джош.

– Очень приятно… – Она на миг заколебалась. – Господин Ширман.

Я понял намек. С флиртом покончено.

– Чем я могу вам помочь?

Теперь она выглядела смущенной. Я вернулся к своему рисунку и добавил к улыбке энергичную челюсть.

– Сама не знаю. Выясните, кто это.

Я вздохнул:

– Послушайте. Есть несколько видов слежки. Если вы хотите получить развод так, чтобы квартира и дети достались вам…

– У нас нет детей.

– Хорошо. Тогда чтобы вам достались квартира и телевизор. Для меня это одно и то же.

– Заметно.

Я оставил эту шпильку без внимания.

– Нам понадобятся фотографии, адреса, номера телефонов. Я должен буду заплатить специально нанятому свидетелю, который согласится поехать со мной и подглядывать в окно. Нужно будет найти соседку, которая видела его в подъезде.

– Ого, сколько работы!

– Да и денег немало.

– А какие еще есть варианты?

– Если вы просто хотите выяснить, что происходит, то я по вашему сигналу установлю за ним наблюдение, а когда у меня появится информация, передам ее вам.

– Сколько это будет стоить?

Я задумался на секунду:

– Двести пятьдесят долларов. И сорок сверху за работу по ночам.

Она вытащила большой кошелек из темно-коричневой кожи и протянула мне пятнадцать двадцатидолларовых купюр. Потом встала, взяла мою визитную карточку и пообещала, что позвонит.

– А кто вас ко мне направил?

– Ну, скажем, у нас есть общий приятель в полиции.

Больше вопросов я не задавал. С тех пор как меня выставили из отдела, большинство знакомых полицейских старательно делали вид, что со мной не знакомы. Но парочке моих друзей удалось пропустить мимо ушей слова капитана о том, что того, кто хоть глянет в мою сторону, он вышвырнет из полиции к чертям собачьим, и они изредка отправляли ко мне клиентов.

Мы расстались, обменявшись улыбками, и, шагая к двери, она слегка вильнула бедрами. Персонально для меня. Я улыбнулся, скомкал лист бумаги и выбросил его в корзину для мусора.

Через несколько минут я уже был на улице. Лило по-прежнему, и весь город был размазан по асфальту огромной иссиня-черной кляксой. Фонарь напротив моего дома светил тускло, явно на последнем издыхании. Его мерцание только усиливало сюрреалистическое ощущение, что все это происходит в каком-то фильме сороковых годов. В подвальном этаже дома номер 19 ссорилась супружеская пара, и их голоса доносились до меня приглушенным шелестом. Я остановился, прислушиваясь. Иногда «частный детектив» – это не более чем вежливое обозначение любопытной Варвары. Что-то со звоном разбилось. Голоса мгновенно умолкли. Это меня почему-то рассмешило. В воздухе стоял влажный запах пыли. Я вытащил ключи и побежал к машине.

Пока прогревался двигатель, я достал термос, который успел прихватить с собой, и плеснул кофе в пластиковую кружку. Пить кофе из пластика – отвратительно, но хоть согревает. С годами учишься доставлять себе маленькие удовольствия, которые превращают слежку из невыносимого ожидания, изматывающего нервы, в нечто более-менее терпимое.

Я езжу на «Форде-Капри» 1971 года выпуска. Внешне он выглядит полной развалюхой, но на деньги, которые я вложил в его двигатель за те пять лет, что им владею, несколько механиков уже купили себе по новой квартире. Иногда я говорю сам себе, что эти траты оправданны, поскольку человеку моей профессии позарез необходим быстрый автомобиль. Но даже я понимаю, что это чушь. Просто я люблю машины. Особенно свои. Каждая женщина, которую мне довелось повстречать на жизненном пути, считала своим долгом, увидев в этом лишнее доказательство моей инфантильности, довести это до моего сведения. С одной стороны, они, конечно, были правы. Но с другой, моя «Капри» может за какие-нибудь двенадцать секунд разогнаться до ста километров в час. А это не шутка.

Через восемь минут я уже припарковался возле дома семейства Таль – уродливого сооружения из желтоватого бетона, расположенного в квартале Рамат-Авив Гимель, – и ждал. Меньше чем через пять минут из подъезда выбежал крупный мужчина в джинсах и серой летной куртке и запрыгнул в «Рено-9» с теми же номерами, что были аккуратным женским почерком записаны на бумажке, которую я держал в руке. Я дал ему фору метров в двести и двинулся следом. Еще пять минут спустя я вычеркнул любовницу из списка потенциальных действующих лиц предстоящей ночи. «Рено» въехал в промзону Рамат-Гана, миновал «Алмазную биржу» и запетлял по улицам. Я катил за ним с выключенными фарами. Когда он остановился, я проехал чуть дальше и встал за углом. В правом зеркале заднего вида появился человек. Он вышел из двухэтажного здания и принялся размахивать руками, явно подавая знак. Судя по всему, мужчина. Женщины двигаются иначе.

Я проехал в узенький переулок, под «кирпич». Развернулся и выждал пару минут. В здание вошли две фигуры. Я увидел, как на втором этаже зажегся свет, решил рискнуть и на секунду включил дальний свет. На вывеске было написано: «Нудкевич и сыновья. Огранка алмазов». Я закурил сигарету. По «Голосу Мира» Отис Реддинг пел (Sittin’ On) The Dock of the Вау, и я стал тихонько ему подпевать. Минут через пятнадцать они вышли. Каждый нес в руке по небольшому мешочку. О содержимом можно было не гадать: я почти слышал, как позвякивают бриллианты. Мужчины сели в машину, и она медленно тронулась с места. Я быстро сдал назад, проехал по боковой улице и успел выскочить как раз перед ними. Напротив здания, к которому они направлялись, переливалась неоном реклама апельсинового сока (загорелая девчонка в ярком бикини улыбалась, сжимая в руке банку сока, а на заднем плане к ней бежали два парня в шортах, но может, это были плавки неведомого мне фасона). Света со щита как раз хватало, чтобы разглядеть надпись «Шай Таль Лимитед. Огранка алмазов». На этот раз им понадобилось чуть больше времени. Я выкурил еще одну сигарету, потом еще одну, потом выпил кофе. Снова пошел дождь. Буквально через минуту он превратился в ливень. Струи льющейся с неба воды бешено стучали по капоту. «Хорошо, – подумал я. – Таль решил сам себя ограбить. Его жена утверждает, что уже несколько месяцев он где-то разгуливает по ночам. Если каждую ночь он сам себя грабит, то брать там, должно быть, уже нечего. Наверное, мне просто не повезло и сегодня нетипичная ночь». Самым правильным в моем положении было бы развернуться, быстренько добраться до дома, укрыться теплым одеялом и плюнуть на всю эту историю. Но я не развернулся, а продолжил сидеть в машине и смотреть на полуосвещенное здание.

Без шести минут четыре они появились снова, опять с маленькими мешочками, и сели в «Рено». Я потихоньку, задним ходом, начал от них отползать, но тут же резко ударил по тормозам. Позади меня, на дороге, лежал большой мешок, которого несколько минут назад там не было. Мимо на скорости промчался «Рено», и после секундного колебания я решил дать ему уйти, а сам вышел из машины. Вдруг раздался дикий вой – в алмазной мастерской включилась сигнализация. Или Таль установил на нее таймер, или у этих сукиных детей имелся третий сообщник, оставшийся в здании. Вылезая из машины, я прикидывал, сколько минут пройдет до того, как первый прибывший по тревоге полицейский поинтересуется у меня, а что я здесь, собственно, делаю.

Меньше чем в двадцати сантиметрах от моего заднего бампера лежала живая бандероль. Девушка была без сознания, но дышала. Навскидку ей было лет двадцать пять, может, меньше. Одной рукой с выставленным вперед локтем она прикрывала лицо, как будто защищаясь от удара. Кончики пальцев касались рассыпавшихся по плечам черных волос. На ней была белая блузка с длинными рукавами и кружевными манжетами, заправленная в длинную темно-синюю юбку.

Юбка задралась почти до пояса, открыв красивые стройные ноги в белых мужских носках и лодочках – без каблуков, но все равно очень элегантных. Во второй половине XX века существует только одна группа молодых девушек, которые одеваются подобным образом, – это члены ультраортодоксальных общин из Бней-Брака и Иерусалима. На какое-то мгновенье мне даже показалось, что она мертва. Я наклонился ниже и заметил у нее между ног темное пятно. Кровь частично свернулась, но кровотечение продолжалось, и по асфальту расплылись причудливые геометрические узоры. На шее девушки виднелась глубокая ссадина, а когда я приподнял ей голову, то нащупал чуть повыше затылка чудовищных размеров шишку. За всю карьеру в полиции мне только дважды пришлось столкнуться со случаями изнасилования, потому что ими занимался другой отдел. Но даже без этого я бы все равно понял, что произошло. Издалека послышался надрывный гул двигателя. Кто-то явно пытался выжать максимум из второй передачи. Я замер в напряжении, но гул утих. И только сигнализация продолжала завывать.

Я поднял девушку, осторожно уложил на заднее сиденье своего автомобиля и поехал в направлении полицейского участка Рамат-Гана, чтобы сообщить об ограблении и попросить вызвать скорую для потерпевшей. Я уже вырулил на улицу Жаботински, когда задумался и притормозил. Физически она не очень пострадала. Крови, конечно, было много, и выглядело это пугающе, но угрозы для жизни, скорее всего, не представляло. Окажись на ее месте любая другая девушка, я бы сдал ее на руки первой женщине-полицейскому, а назавтра, возможно, позвонил, чтобы узнать, как себя чувствует пострадавшая. Этой же девушке я бы тем самым полностью поломал жизнь. В полиции завели бы дело об изнасиловании, а потом, действуя строго по инструкциям, стали бы устанавливать алиби всех ее знакомых. Вопреки расхожему мнению, в девяноста случаях из ста жертва знала насильника до случившегося. Я попытался вообразить, как эти религиозные ребята отреагируют на известие о том, что изнасилована женщина из их общины. Довольно скоро я пришел к заключению, что не имею об этом ни малейшего представления.

Мимо меня в направлении алмазной биржи пронеслись две патрульные машины. Голубые отблески мигалок на секунду осветили белоснежную голень, под неестественным углом застрявшую между передними сиденьями. Я крутанул руль и поехал домой.

Припарковаться на Мапу, как всегда, было невозможно, и мне пришлось довольно далеко нести девушку к дому на руках в надежде, что никому из соседей не взбредет в голову выйти прогуляться с собачкой. И, как всегда, когда тащишь что-то тяжелое, не сразу разберешься с ключами, но в конце концов мне все-таки удалось открыть дверь. Я опустил девушку в кресло, и она тут же свернулась в позе эмбриона. Разложив диван, я перенес ее туда. Она не выказывала ни малейшего намерения очнуться.

Я направился в ванную смыть с себя кровь. С моих волос в раковину стекала розоватая вода, и я рассматривал ее, пока слабый, но отчетливый стон не заставил меня вернуться в гостиную. Нет, она не пришла в сознание. По-видимому, в забытьи она попыталась съежиться еще сильнее и задела открытую рану. Я укрыл девушку и отодвинул волосы у нее с глаз. Осторожно приподнял пальцем веко. Зрачка я не увидел. Только белок с тоненькими красными прожилками. Значит, она не придет в себя еще часа три, а то и четыре.

Я сел в большое кресло и подтянул к себе телефон. После краткого раздумья набрал номер, который давно выучил наизусть. Трубку сняли почти сразу.

– Кравиц слушает.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Джош?

– Я.

– Псих ненормальный. Сейчас пять утра.

– Я в курсе.

– Все настолько серьезно?

– Не знаю.