Случайная жертва

Мне хватило секунды, чтобы заметить всё. Запах карамели, легкое колыхание груди под свободной футболкой и даже этот отстраненный взгляд, который предостерегал меня неизвестно от чего. Десять минут спустя мы уже прощались. Я так и не уловил, в какой момент она подала Генделю знак, что я ее устраиваю, но очевидно, что она это сделала. Мы поехали в кафе «Идельсон» на углу Иеремияху и Бен-Йехуды и сели в застекленной нише – позорном углу для курящих. Он заказал салат и омлет, а я закурил особенно вонючую сигару «Виллигер». Официант скривился, я в ответ состроил ему рожу, и он удалился – видимо, пошел рыдать на плече у повара. Гендель выложил на стол бумаги, и мы приступили к делу.

– Мне понадобится нанять шесть человек, – сообщил я ему. – Не топтунов за двадцать четыре шекеля в час, а ребят с опытом работы в личной охране.

– Без проблем, – сказал он.

– Кому я выставляю счета?

– Мне.

– Оплата четырнадцатого числа каждого месяца. Без задержек.

– О’кей.

– У вас есть список?

– Какой список?

– Кого я должен остерегаться.

– Вы что, газет не читаете?

– А кроме тех, о ком пишут в газетах?

– Почему вы спрашиваете?

Потому что это было написано у него на лице. И на лысине тоже.

Гендель вздохнул и отложил в сторону вилку:

– Кляйнман хочет знать, не ходит ли к ней кто-нибудь.

– А что, если да?

– Ничего. Вы сообщаете мне его имя, даете фотографию с камер наблюдения и обо всем забываете.

– А потом мне покажут по телевизору его труп?

– Не знаю.

– Вы все прекрасно знаете.

– Он сидит под арестом. Дома осталась красавица жена, и он психует. Вы бы в его положении не волновались?

Мы немного помолчали, пытаясь переварить мысль о том, что можем стать соучастниками убийства.

– Еще один вопрос, – наконец сказал я.

– Давайте.

– Почему я?

Он ждал этого.

– У вас отличные рекомендации.

Я уставился на него и не отводил взгляда до тех пор, пока он не понял, что я не отстану и ему придется сообщить мне, кто именно меня рекомендовал. За два года до того мне удалось раскрыть серию убийств одиннадцатилетних девочек, после чего я на несколько месяцев стал почти знаменитым и в результате приобрел кучу старых друзей, о существовании которых уже успел забыть. Расследовать то дело было сплошным удовольствием, и в некоторые ночи я просыпался от собственного крика всего по два раза.

– Они подозревают всех, – сказал Гендель. – После того как его посадили за решетку, организация ослабела. Они боятся, что тот, кого они наймут охранять Софи, сдаст ее другой стороне. А про вас говорят, что вас нельзя купить.

Я заявил, что это подлый поклеп, но он не стал меня слушать. Короче, я взялся за эту работу.

Только по дороге домой я вспомнил, что передо мной на столе стояла целая тарелка мини-круассанов с джемом, но я к ним так и не притронулся.

3

С того дня прошло шесть месяцев. Я лежу на спине и слушаю, как дождь стучит в окно. У меня в голове играет Me and Mrs Jones Билли Пола, но из соображений гуманности я не подпеваю. Ее голова лежит на моей груди, пальцем она выводит круги на моем бедре. В этой позе я могу без помех рассмотреть детали. Сказать, что ее тело ни в чем не обмануло ожиданий, внушенных свободной футболкой, – значит ничего не сказать. Маленькие темно-коричневые соски, поразительно белые груди и идеальная попа, формой напоминающая перевернутое сердечко. Я почти уверен, что у нее есть и другие части тела, но сосредоточиться на них я не в состоянии.

– Ты похудел, – сказала она.

– Ты только сейчас заметила?

– Сколько ты сбросил?

– Девять килограммов.

– И сколько ты теперь весишь?

Это был глубоко интимный вопрос, но я не стал пользоваться правом на неразглашение личной информации.

– Девяносто три.

– Что случилось?

– Был занят. Когда много работы, я всегда худею.

Разумеется, я соврал. На следующий день после нашего знакомства я пошел в спортзал и колотил там боксерскую грушу, пока та не начала молить о пощаде. Потом я набил холодильник сладким перцем. Я люблю сладкий перец. Он похож на меня: кроме внешней оболочки, в нем нет почти ничего, за исключением тех редких случаев, когда внутри обнаруживается еще один перчик поменьше. Тогда я чувствую себя детоубийцей.

– Ты меня любишь?

– Нет.

Она засмеялась. Вообще-то это походило не столько на смех, сколько на нежное воркование. Потом она перевернулась и нырнула вниз, по-прежнему продолжая мне улыбаться. За секунду до того, как начать, она спросила: «Ты смотришь?» Я кивнул. Противоположная стена спальни представляла собой огромное зеркало, и в нем отражалось все, что здесь происходило. Когда она в первый раз захотела попробовать, каков я на вкус, она заметила, что я смотрю в зеркало на ее ягодицы, особенно привлекательные в такой позе. Почему-то это ее заводило.

– Ты уверен, что не любишь меня?

– Абсолютно.

Я ее не любил. Мне нравилось, что она есть в моей жизни, что кто-то обращает внимание на то, что я похудел, и украдкой, пока никто не видит, прижимается ко мне на кухне. Мы соблазняли друг друга, как поступают все, кому важно знать, что они еще живы. Она – сидя в своей тюрьме, я – в своей.