Оценить:
 Рейтинг: 0

Девиантность в обществе постмодерна

Год написания книги
2017
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
3 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Осознание того, что многие привычные общественные явления ни что иное как конструкции, более или менее искусственные, «построенные» обществом, сложилось в социальных науках лишь во второй половине XX столетия[61 - Berger Р, Luckmann Т. The Social Construction of Reality. -NY: Doubleday, 1966.].

Между тем, преступление не является чем-то естественным по своей природе, а суть социальный конструкт, и по мнению Бенедикта Спинозы (1632–1677). «В естественном состоянии нет ничего, что было бы добром или злом по общему признанию… В естественном состоянии нельзя представить себе преступления; оно возможно только в состоянии гражданском, где по общему согласию определяется, что хорошо и что дурно, и где каждый должен повиноваться государству. Таким образом, преступление есть не что иное, как неповиновение, наказываемое вследствие этого только по праву государственному; наоборот, повиновение ставится гражданину в заслугу»[62 - Спиноза Б. Избранные произведения. – М.: Госполитиздат, 1957. Т. 1. С. 554.].

И хотя применительно к нашему предмету такое осознание было присуще еще Древнему Риму (ex senatusconsultis et plebiscites crimina exercentur – преступления возникают из сенатских и народных решений), однако в современной криминологии признание преступности социальной конструкцией наступило сравнительно поздно, хотя сегодня разделяется большинством зарубежных криминологов[63 - Barkan S. Criminology: A Sociological Understanding. – New Jersey: Prentice Hall, Upper Saddle River. 1997; Caffrey S., Mundy C. (Eds.) The Sociology of Crime and Deviance. – Greenwich University Press, 1995; De Keseredy W, Schwartz M. Contemporary Criminolgy. – Wadsworth Publishing Co, 1996, pp. 45–51; Gregoriou Ch. (Ed.) Constructing Crime. – Palgrave Macmillan, 2012; Hester S., Eglin P. Sociology of Crime. – NY-L.: Routledge, 1992, pp. 27–46; Muncie J., Me Laughin E. (Eds.) The Problem of Crime. – SAGE, 1996, p. 13.]. Это четко формулируют германские криминологи X. Хесс и С. Шеерер[64 - Hess H, Scheerer S. Was ist Kriminalitat? // Kriminologische Journal. 1997. Heft 2.]: преступность не онтологическое явление, а мыслительная конструкция, имеющая исторический и изменчивый характер. Преступность почти полностью конструируется контролирующими институтами, которые устанавливают нормы и приписывают поступкам определенные значения. Преступность – социальный и языковый конструкт.

Об этом же пишет голландский криминолог Л. Хулсман: «Преступление не онтологическая реальность… Преступление не объект, но продукт криминальной политики. Криминализация есть один из многих путей конструирования социальной реальности»[65 - Hulsman L. Critical Criminology and the Concept of Crime // Contemporary Crisis. 1986. N10, pp.63–80.].

Н. Кристи (Норвегия) останавливается на том, что преступность не имеет естественных природных границ. Она суть продукт культурных, социальных и ментальных процессов.[66 - Christie N. A suitable Amount of Crime. – NY-L: Routledge., 2004 pp. 10–11.] А отсюда, казалось бы, парадоксальный вывод: «Преступность не существует» (Crime does not exist)[67 - Christie N. Ibid., р. 1.].

Подробно обосновывается понимание преступности и преступления как социальных конструктов, а также рассматривается процесс такого конструирования в Оксфордском справочнике (руководстве) по криминологии[68 - Maguire М., Morgan R., Reiner R. (Eds.) The Oxford Handbook of Criminology. Fourth Edition. – Oxford University Press, 2007, pp. 179–337. См. также: Young J. The Vertigo of Late Modernity. – SAGE Publications, 2007.].

Итак, «термин преступление есть ярлык (label), который мы применяем к поведению, нарушающему закон. Ключевой пункт – это порождение преступлений уголовным законом, который создан людьми. Преступление как таковое не существует в природе; это выдумка (invention) людей»[69 - Robinson M. Why Crime? An integrated Systems Theory of antisocial Behavior. -NJ: Pearson. Prentice Hall, 2004, p.2.].

Но тогда основными вопросами криминологии окажутся: (1) Какие потребности существуют у современных людей? (2) Какие легальные возможности удовлетворения потребностей предоставляет современное общество современным людям? (3) Какие средства и способы удовлетворения потребностей признаются современным государством недопустимыми, в том числе – преступными, и почему?

Как заметил в 1983 г. В. Коган, «преступление, независимо от его вида, образуется соединением побуждения, которое само по себе непреступно, с операцией, которая сама по себе непреступна, если такое соединение причиняет вред либо создает угрозу объектам, поставленным в связи с их социальной ценностью под уголовно-правовую охрану, и при этом запрещено уголовным правом»[70 - Коган B.M. Социальный механизм уголовно-правового воздействия. – М.: Наука, 1983. С.89.].

Сказанное не означает, что социальное конструирование вообще, преступности в частности, совершенно произвольно[71 - Оукс Г. Прямой разговор об эксцентричной теории. В: Теория общества: Фундаментальные проблемы. – М.: Канон-Пресс-Ц., 1999. С. 292–306.]. Общество «конструирует» свои элементы на основе некоторых бытийных реалий. Так, реальностью является то, что некоторые виды человеческой жизнедеятельности причиняют определенный вред, наносят ущерб, а потому негативно воспринимаются и оцениваются другими людьми, обществом. Но реально и другое: некоторые виды криминализированных (признаваемых преступными в силу уголовного закона) деянии не причиняют вреда другим, или причиняют вред незначительный, а потому криминализированы без достаточных онтологических оснований. Это, в частности, так называемые «преступления без жертв», к числу которых автор этого термина Э. Шур относит потребление наркотиков, добровольный гомосексуализм, занятие проституцией, производство врачом аборта[72 - Schur Е. Crimes Without Victims. – Englewood Cliffs, 1965.]. Еще раз подчеркну: потребление наркотиков – личное дело каждого, добровольный (без насилия) гомосексуализм – личное дело каждого, занятие проституцией (без насилия, добровольно) – личное дело каждого, злоупотребление алкоголем – личное дело каждого, верить или не верить в бога – личное дело каждого. Это особенно важно понимать в эпоху постмодерна – нарождающеюся эпоху Свободы и Свободных Людей (да, в идеале, да, увы, далеко не всегда).

О том, что законодатель грешит расширительным толкованием вреда, заслуживающего криминализации, свидетельствует тот факт, что, согласно букве уголовного закона большинства современных государств, включая Россию, 100 % взрослого населения – преступники. Так, по результатам нескольких опросов населения в США, от 91 % до 100 % респондентов подтвердили, что им приходилось в течение жизни совершать то, что уголовный закон признает преступлением. А излишняя криминализация деяний, представляющих собой максимум административный или гражданско-правовой деликт, превращает каждого гражданина России в преступника (включая автора этих строк). Каковы реальные конструкты-законы? Закон, запрещающий усыновлять российских детей гражданами США? Закон об уголовной ответственности за «оскорбление чувств верующих» (ст. 148 УК РФ)? А как оценивать эти чувства? А как быть с чувствами атеистов? Размножающиеся законы об уголовной ответственности за экстремизм? Хорошо бы точно знать, что это такое… Как и «порнография», за изготовление и распространение которой предусмотрена уголовная ответственность (ст. 242 УК РФ) при отсутствии соответствующего определения…

Постмодернизм в криминологии не без основания рассматривает преступность как порождение власти в целях ограничения иных, не принадлежащих власти, индивидов в их стремлении преодолеть социальное неравенство, вести себя иначе, чем предписывает власть.

Ясно, что правовые (в том числе – уголовно-правовые) нормы и их реализация (что не всегда одно и то же) непосредственно зависят от политического режима[73 - Гилинский Я. Девиантность, социальный контроль и политический режим. В: Политический режим и преступность. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. С. 39–65.]. Режим конструирует различные виды девиантности и преступности. Или – создает «козлов отпущения», на которых так удобно списывать просчеты и неудачи собственной социальной политики (о преступниках как «козлах отпущения» см. подробнее книгу А.М. Яковлева «Теория криминологии и социальная практика»[74 - Яковлев А.М. Теория криминологии и социальная практика. – М.: Наука, 1985. С. 17–29 и др.]).

В обществе постмодерна конструирование «преступности» представляет особую проблему.

• Фрагментаризация, виртуализация, массовая миграция, «конфликт культур», «ускорение времени» и разрыв поколений существенно осложняют основания криминализации тех или иных деяний. Какие действия в сети можно и следует (ли) криминализировать? Можно ли (нужно ли) криминализировать действия, вытекающие из религиозных, конфессиональных различий членов одного общества (государства)? В каких пределах, по каким критериям следует (допустимо ли) уголовно-правовыми запретами ограничивать свободу предпринимательства, индивидуальной предпринимательской деятельности?

• Как «криминализировать» деяния, связанные с возможными негативными последствиями технологических новелл (робототехникой, беспилотниками, автотранспортом без водителей и т. п.)? Кто является субъектами ДТП без водителей, авиакатастроф беспилотников, жертв роботов?

• Как в условиях глобализации, с одной стороны, и фрагментаризации, с другой, выработать относительно приемлемые в мировом и узко-фрагментарном пространстве уголовно-правовые нормы?

Читатель может продолжить перечень подобных вопросов.

§2. Состояние и тенденции преступности в современном мире

Начиная обзор состояния преступности и основных тенденций ее изменений, необходимо напомнить, что мы можем судить только о зарегистрированной ее части, а потому любые наши суждения будут носить относительный, ориентировочный характер, лишь более или менее приближенный к реальной ситуации. С другой стороны, нельзя совсем пренебречь имеющимися данными уголовной статистики и, по возможности, результатами исследований, ибо они составляют необходимую эмпирическую базу для теоретических рассуждений. Кроме того, даже относительно неполные данные, проанализированные за ряд лет. позволяют выявить тенденции преступности.

Хорошо известно, что после Второй мировой войны основной общемировой тенденцией являлся абсолютный и относительный (в расчете на 100 тыс. населения) рост регистрируемой преступности. Этот вывод основывается, прежде всего, на анализе четырех обзоров ООН, предпринятом В.В. Лунеевым (Табл. I)[75 - Лунеев В.В. Курс мировой и российской криминологии. Общая часть. Т. 1. – М., 2011. С. 331.]. Аналогичные сведения публикуют и иные источники[76 - Аrотаа К., Heiskanen М. (Eds.) Crime and Criminal Justice Systems in Europe and North America 1995–2004. – Helsinki, 2008; Ежегодники Home Office Statistical Bulletin (London); Ежегодники Polizeiliche Kriminalstatistik Bundesrepublik Deutschland (Wiesbaden); и др.].

Наблюдался устойчивый рост зарегистрированной преступности при значительно более высоком уровне преступности в развитых странах по сравнению с развивающимися.

Аналогичный тренд наблюдался до 2006 г. и в России (Табл. 2). Однако с конца 1990-х – начала 2000-х годов происходит сокращение количества и уровня (на 100 тыс. населения) преступлений во всем мире – во всех странах Европы, Азии, Африки, Австралии, Северной и Южной Америки[77 - Harrendorf S., Heiskanen M., Malby S. (Eds.) International Statistics on Crime and Justice. – Helsinki, 2010 (и вышеупомянутые ежегодники).]. Наиболее ярко это проявляется в динамике уровня убийств – как наиболее опасного и наименее латентного преступления (Табл. 3)[78 - Источник: Ежегодник World Health Statistics. Geneve; Barclay G., Tavares C. International comparisons of criminal Justice statistics. 2001 //Home Office. 2003; UNODC: Intentional homicide (1995–2011).].

Таблица 1. Усредненные и оценочные данные о преступности в мире

Как мы видим из табл. 2, точно такая же картина наблюдается с динамикой преступности в России после 2006 г., а по ряду преступлений – с 2001–2006 гг. (Табл. 4). Незначительный рост в 2015 г. предположительно может объясняться ростом краж (Табл. 4) в связи с ухудшимся экономическим положением (это подтверждается продолжающимся и в 2015–2016 гг. снижением уровня других преступлений, в частности, тяжких насильственных преступлений).

Таблица 2. Зарегистрированная преступность, число выявленных лиц и осужденных в России (1961–2016)[79 - Здесь и далее данные по РФ: Преступность и правонарушения. Статистический сборник. Ежегодники – М.: МВД РФ. МЮ РФ; Состояние преступности в России. Ежегодники – М.: МВД РФ; Портал правовой статистики Генеральной прокуратуры РФ // URL: http://crimestat. ru/offensesmap]

Продолжение таблицы

Окончание таблицы

И перед мировой криминологией встал вопрос: чем объясняется это неожиданное общемировое сокращение объема и уровня преступности? В России пытались объяснить тенденцию снижения уровня преступности традиционным сокрытием преступлений от регистрации. И это действительно имеет место. Однако общемировой характер тренда не позволяет ограничиться столь простым объяснением. Назовем несколько гипотез, существующих в современной криминологии.

Во-первых, преступность, как сложное социальное явление, развивается по своим собственным законам, не очень оглядываясь на полицию и уголовную юстицию, и, как большинство социальных процессов, – волнообразно[80 - Волновые процессы в общественном развитии. – Новосибирск, 1992.] (напомним, что с начала 1950-х – до конца 1990-х преступность росла во всем мире).

Во-вторых, большую часть зарегистрированной преступности составляет «уличная преступность» (street crime) – преступления против жизни, здоровья, половой неприкосновенности, собственности. «Беловоротничковая преступность» (white-collar crime), будучи высоколатентной, занимает небольшую часть зарегистрированной преступности. А основные субъекты «уличной преступности» – подростки и молодежь, которые в последние десятилетия «ушли» в виртуальный мир интернета. Там они встречаются, любят, дружат, ненавидят, стреляют (так называемые «стрелялки»), «убивают», совершают мошеннические действия и т. п., удовлетворяя – осознанно или нет – потребность в самоутверждении, самореализации.

Обычно взрослые негативно относятся к «стрелялкам», пытаясь запретить их размещение в сети или же ограничить к ним доступ. Между тем университеты в Вилланове и Ратгерсе опубликовали результаты своих исследований связи между преступлениями и видеоиграми в США[81 - Как игры влияют на преступность // URL: http://hronika.info/igry/33627-kak-igry-vliyayut-na-prestupnost.html (дата обращения: 27.11.2016).]. Исследователи пришли к выводу, что во время пика продаж видеоигр количество преступлений существенно снижается. «Различные измерения использования видеоигр прямо сказываются на снижении таких преступлений, как убийств», – заявил Патрик Маркей (Patrick Markey). Дело в том, что люди, которым нравятся жестокость и насилие, больше играют в видеоигры с явной демонстрацией жестокости. Таким образом, они «оздоравливаются» с помощью игр. Кроме того, люди предпочтут больше времени проводить за игрой, снижая, таким образом, количество преступлений на улицах.

В-третьих, имеет место «переструктуризация» преступности, когда «обычную» преступность теснят малоизученные и почти не регистрируемые, высоколатентные виды преступлений эпохи постмодерна, в частности, киберпреступность. Так, по данным, представленным на XVI ежегодной конференции Европейского общества криминологов (Мюнстер, 2016), если средняя раскрываемость «обычных» преступлений составляла 42–46 %, то киберпреступлений – 5 %… Переструктуризация. обусловленная особенностями постмодерна как общества потребления, возможна и среди «обычных» преступлений. Так, в России сокращающийся с 2006 г. уровень таких преступлений против собственности, как кражи, грабежи, разбои, «компенсируется» ростом мошенничества (Табл. 5). Это не удивительно: легальные средства обогащения ограничены. А из нелегальных (кража, грабеж, разбой, присвоение и растрата) мошенничество наиболее интеллектуально, «выгодно» и безопасно… Известно два основных способа мошенничества: обман и злоупотребление доверием. А вот количество видов мошенничества безмерно и постоянно растет, особенно в эпоху Интернета.

В-четвертых, как считают участники одной из сессий («The Crime Drop») XII конференции Европейского общества криминологов (Бильбао, 2012), причиной снижения уровня преступности может быть повышенная «секьюритизация», как результат массового использования современных технических средств безопасности (видеокамеры, охранная сигнализация и т. п.).

Как бы то ни было, дискуссия о современных тенденциях глобальной преступности не закончена и ждет новых гипотез и их подтверждений или опровержений.

Как будут изменяться уровень и структура преступности в дальнейшем? Сегодня вряд ли кто-нибудь решится дать более или менее обоснованный прогноз. Неопределенность всех социальных процессов в обществе постмодерна, неизбежная переструктуризация видов преступности, появление совершенно новых составов, связанных с развитием новейших технологий, неопределенность политического развития стран, их режимов, от которых в первую очередь зависит конструирование преступности – все это делает непредсказуемым ее дальнейшие тренды. При этом очевиден рост киберпреступности и постепенное «вытеснение» ею привычных преступлений.

Межу тем, в России при позитивном сокращении уровня преступности сохраняется неблагоприятная ситуация по ряду показателей.

Так, Россия занимает одно из ведущих мест в мире по уровню убийств (в расчете на 100 тыс. населения), уступая только некоторым странам Африки и Латинской Америки.

Одно из первых мест в мире у России по душевому потреблению алкоголя: по разным источникам от 15 л до 18 л абсолютного алкоголя на человека[82 - «По официальным данным Роспотребнадзора (экспертные оценки даже выше), душевое потребление поднялось до 18 л. чистого алкоголя в год. Порог безопасности, определенный ВОЗ для любой страны в 8 л., превышен, по крайней мере, вдвое – без принятия самых экстренных мер деградация России, ее народа неизбежна» (Н. Герасименко, академик РАМН, Ж. «Российская Федерация», 2009 № 4).]. Мы опережаем такие винодельческие страны, как Франция.

Италия, Испания, Португалия. В России неблагоприятна структура алкогольных изделий: водка, самогон (не говоря уже о денатурате, политуре и «Боярышнике»), в отличие от «винопьющих» и «пивопьющих» стран Западной Европы и Северной Америки. Соответственно велика доля «пьяной преступности» (в среднем 20–30 % всех преступлений, а по тяжким насильственным преступлениям до 65–75 %).

Россия разделяет с Украиной и Нигерией первые три места в мире по различным показателям (жертвы, преступники, транзит) торговли людьми[83 - Кангаспунта К. Отображение ситуации, касающейся торговли людьми: предварительные выводы анализа базы данных о торговле людьми // Форум по проблемам преступности и общества. 2003, Т.3, № 1–2.].

Значительны наркопотребление и нелегальная наркоторговля.

Таблица 3. Уровень на (100 тыс. населения) смертности от убийств в некоторых государствах (1984-2013)

Таблица 3. Уровень на (100 тыс. населения) смертности от убийств в некоторых государствах (1984-2013 (продолжение)

Таблица 4. Динамика некоторых преступлений в России (1985 -2016)

Окончание таблицы 4.

Таблица 5. Мошенничество в России (1991–2016)

* – Нет сведений.

Серьезные возражения вызывает российская законодательная и правоприменительная деятельность. Безудержная криминализация превращает каждого гражданина страны в преступника. Это. прежде всего, криминализация «оскорблений чувств верующих»; безграничное понимание «экстремистской деятельности»; беспредельное расширение уголовной ответственности за преступления, связанные с наркотиками (вплоть до противоречащей основным принципам уголовного права криминализации деяний с аналогами наркотических средств и психотропных веществ); криминализация многих деяний экономической деятельности, заслуживающих административной или гражданско-правовой ответственности. В условиях «ускорения времени» совершенно недопустимы те максимальные сроки лишения свободы, которые законодатель умудрился еще увеличить в 2014 г. (при рецидиве и совокупности приговоров с 25–30 лет до 30–35 лет!). Напомним, что в европейских странах и Японии срок лишения свободы нередко исчисляется неделями и месяцами (а отнюдь не десятилетиями!), и в подавляющем большинстве случаев не превышает двух-трех лет[84 - См.: Кан Уэда. Преступность и криминология в современной Японии. – М.: Прогресс, 1989; Морозов Н.А. Преступность и борьба с ней в Японии. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2003.]. В 2016 г. средний срок лишения свободы в европейских странах, по данным, оглашенным на XVI конференции Европейского общества криминологов, составил 1,8 года.

Репрессивный характер деятельности полиции и следствия, фактическое отсутствие независимости судей, бесчеловечный характер исполнения наказания, пытки в полиции и пенитенциарных учреждениях – предмет многочисленных публикаций и обсуждений.
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
3 из 6