Петро предложение принял, и в селе появилась своя молотилка. Жить людям стало лучше. Но тут грянула революция и Гражданская война. Село находилось в стороне от главных дорог, и войска там не проходили, боёв крупных не было. Периодически появлялись какие-то банды, резали свиней, уводили лошадей.
Как-то прискакал небольшой отряд с красными повязками. Арестовали сельского старосту, а в хату, где тот принимал людей, созвали бедняков. Таких в селе было несколько человек. Провели с ними собрание, объявили о том, что теперь в стране советская власть, и выбрали сельский совет и его председателя.
Выбор пал на Федьку Рыжего. Был он с Петром одних лет, но характер имел прямо противоположный. Если Петро ни минуты не мог сидеть без дела, то Федька был страшный лодырь и пьяница. Потому и бедствовал, что ничего не любил делать и пропивал то, что имел. Зато теперь он важно ходил по селу и грозно всматривался в односельчан, выискивая «контру». Напуганный народ затаился в своих дворах, надеясь пережить эту смуту.
В это время по многим странам прокатилась эпидемия странного гриппа. Болезнь не походила на обычный грипп, сыпной тиф или крупозную пневмонию и проявлялась не совсем типично: человека вдруг начинал бить озноб, температура резко поднималась до сорока градусов, голова страшно болела, глаза трудно было открыть, появлялась ломота во всём теле. Это сопровождалось кровохаркающим кашлем, насморком и затуманиванием сознания.
Через несколько дней самочувствие улучшалось, но часто спустя некоторое время болезнь начиналась снова, давая серьёзные лёгочные осложнения со смертельным исходом. Грипп назвали испанкой. В России эпидемия охватила более миллиона человек. Медицина в то время мало чем могла помочь. Чтобы справиться с болезнью, чекисты иногда проводили настоящую зачистку в очагах заражения. Меньше всего пострадали от испанки обитатели психиатрических больниц и тюрем, так как при хорошей охране не имели контакта с внешним миром. Почти не касалась эта болезнь и жителей отдалённых деревень. Петро и другие селяне узнали об этой заразе от своего же земляка Загоруйко, который ездил по делам в город.
– Верите, люди добрые, шо у городе творится! Люди мрут як мухи. Какая-то испанка всех косит, – объявил он народу.
– Та шо это за баба така, испанка-германка, шо мужики с ней сладить не могут?
– Та кака баба, кобель ненасытный. Тебе только бабы и снятся. Не баба это, а эпидемия. Всех косит, никого не жалеет, даже власть. Говорят, что этот, Яков Свердлов, шо теперь власть, тоже от неё вмер. Если уж она даже власть стороной не обходит, то нам и подавно может от неё достаться. Так шо сидите, люди, в хатах и никуда пока не езжайте.
Самому же Загоруйко избежать испанки не удалось. Через несколько дней заболел он сам, а следом жена и трое сыновей. Узнав об этом, Федька Рыжий собрал срочно свою команду:
– Люди, над советской властью нависла серьёзная опасность. Эта недобитая контра Загоруйко специально встречался с жителями, чтобы их заразить и тем самым подорвать в нашем селе рабоче-крестьянскую власть. Надо принимать срочные меры.
– Арестовать его! – раздались голоса.
– Вы в своём уме? Пойдём арестовывать и тоже заразимся. А он именно этого и добивается. Но мы не допустим, чтобы какой-то Загоруйко вредил нашей рабоче-крестьянской власти. А ну, пошли!
Федькина команда подошла к хате Загоруйко. Время было вечернее, и вся семья оказалась в сборе.
– Люди, тащите солому и обложите хату. Особенно побольше под окна и дверь.
– Хорошо бы дверь подпереть.
– И то дело. Возьми дрын да подопри.
– Всё готово? Поджигайте и отходите.
Время было сухое, и хата запылала быстро. Когда в окнах появлялся кто-нибудь из больных, пытавшихся выбраться наружу, Федька расстреливал их из револьвера. Этот револьвер, выданный ему для защиты советской власти, делал своё дело. Вскоре всё было кончено. Людей расстреляли и сожгли вместе с хатой.
Федька был доволен. Он не позволит никакой «гидре контрреволюции» выползти на вверенную ему территорию. Над сельсоветом Рыжий вывесил плакат «Да здравствуют бедняки! Вся власть бедным!».
Люди ходили и посмеивались:
– Выходит, чтобы получить власть, надо сперва пропить имущество и стать бедняком? Нет уж, лучше не иметь такой власти и оставаться зажиточным.
Но вскоре стало не до смеха. Из города прислали отряд для проведения продразвёрстки. Солдаты во главе с Федькой ходили по дворам и именем революции отбирали у людей потом и кровью выстраданный урожай. А что потом сеять? Чем питаться до нового урожая? Это новую власть не интересовало.
– Проявляйте революционную сознательность. Стране нужен хлеб. А кто его выращивает? Вы. Так у кого же брать, как не у вас?
– Так крестьянин всю жизнь хлеб выращивал, но даром никогда не отдавал, а продавал. Но твоя власть, Федька, ведь у нас не покупает, а отбирает. А отбирают у людей силой только кто? Бандиты. Выходит, что твоя власть тоже…
– Но-но, разговорчики, – горячился Федька и хватался за револьвер. – Вы мне бросьте разводить тут контрреволюционную пропаганду. Понимать надо, что в стране военный коммунизм.
– Что-то нам непонятно, Федька.
– Я вам не Федька, а товарищ Рыжов.
– Ну хорошо, пусть будет Рыжов. Только нам всё равно непонятно, дорогой товарищ. Вот большевики говорят, что хотят построить коммунизм, и тогда все будут равны и будут хорошо жить. Теперь ты говоришь, что в стране сейчас коммунизм и у людей весь урожай надо отобрать. Люди будут равны, все сделаются одинаково бедными, но жить-то от этого лучше не станем. Может, лучше не отбирать и жить без коммунизма?
– Да как ты не поймёшь, дурья башка, что сейчас военный коммунизм!
– Военный? А когда же будет гражданский?
– Вот разобьём всю контру и начнём строить гражданский.
– Сколько же времени вы её ещё бить будете? Год? Два? Три? А у нас один раз урожай отберут, другой. А потом ни пахать, ни сеять никто не захочет. Да и некому будет, все с голоду перемрут.
– Ты меньше болтай. Давай лучше мешки таскай.
– Чего ж это я сам свой урожай отдавать буду? Вы отбираете – сами и таскайте.
Такие разговоры шли по селу во время продразвёрстки. В домах голосили бабы и дети. Мужики сидели возле жилищ и смахивали невольные слёзы. Каждый трудился, выращивая свой урожай, не один месяц. А тут приехали какие-то люди с винтовками и в один день всего лишили. Правда, эти не кричат, как бандиты: «Жизнь или кошелёк!», а произносят какие-то новые слова. За революцию, мол, за Ленина. Только словами этими семью не прокормишь. А начнёшь возражать, так вскинут свои винтовки и пальнут, как те бандиты.
Петро в полемику не вступал и вообще в политику не лез. Ни слова не сказал, когда у него забирали зерно. Кормить семью становилось всё труднее. Заказов стало мало, потому как многие хозяйства пришли в упадок, а кто ещё работал, не всегда имел, чем рассчитаться.
Петро сам стал наведываться в город, предлагать услуги. Как-то один селянин, ездивший туда, поведал Петру, что для него есть заказ у одного городского адвоката. Адвокат был в городе известен, знали его как человека справедливого и большого законника. Был он пожилым. Проживал вместе с женой в красивом доме, построенном ещё его дедом.
Пётр запряг лошадку и поехал в город. Подъезжая к дому адвоката, он заметил издали трёх мужчин в кожаных куртках. Эти трое рассматривали дом с наружи. Потом они посовещались и решительно направились внутрь. Петра охватило недоброе предчувствие. Кто в то время носил кожаные куртки, было хорошо известно. Он притормозил лошадь, но из телеги не вылезал. Стояла жара, и окна в доме были открыты, так что Петру было хорошо слышно, что происходит внутри.
– Кто хозяин этого дома?
– Я, а что вам угодно, товарищи?
– Кто такой?
– Адвокат Милявский, если угодно. А вы кто будете?
– А мы городская ЧК и дом этот у вас реквизируем.
– Простите, а на каком основании?
– На каком? Именем революции! Понял?
– Не совсем. Имущество можно отнять у человека за серьёзные преступления и только по решению суда. Иначе это квалифицируется как грабёж.
– Ну ты поговори ещё, буржуй недорезанный! – начал закипать один из вошедших.
– Насчёт буржуя вы тоже заблуждаетесь. Всю жизнь я тружусь, защищая людей в суде.
– Хватит болтать! Освобождайте помещение!
– Я продолжаю настаивать, что это грабёж и виновные должны быть привлечены к ответственности. Так что вам ещё, может быть, потребуется моя помощь.