Каббала и бесы

Бобовые важно покупать только в шумном и бойком месте, там, где часто меняются посетители и товар не залеживается. Поэтому в одной особой лавочке на реховотском рынке я покупаю хумус,[36 - Хумус – на иврите и арабском – сорт гороха. Точно такой горох встречается в республиках Средней Азии и называется там нахот. Нахот – основной компонент шурпы – узбекского супа. В Израиле он используется еще шире. Салат из хумуса – это самое распространенное блюдо, которое будет подаваться везде – и на обеде в рабочей столовой и на свадьбе.] пшеничные зерна, грецкие орехи и сушеную голубику. В другой лавочке – напротив – специи: шелуху мускатного ореха – она явится ключевым элементом в колбаске, а также корицу, молотый имбирь, куркум и черный перец.

Картошку я ищу в ларьке на том же рынке, и должна она быть некрупной и очень свежей. Марлевые пеленки также имеет смысл покупать на рынке: там они хорошего качества и недорогие.

Выбор мяса играет первостатейную роль в судьбе чолнта, можно даже назвать его судьбоносным. У каждого готовящего должен быть только один, избранный им мясник, которому нельзя изменять ни при каких обстоятельствах.

Жирная шпондра хорошо сочетается с «ореховым» вырезом и с ломтями коровьей голяшки. Совмещение щеки, хвоста и мозговых костей оказывают на чолнт весьма удачное влияние, но может сработать и другое сочетание, и тут важно посоветоваться со своим мясником. Вдохновение, посылаемое ему свыше, подскажет наиболее счастливое в каждый конкретный день соединение мясных продуктов.

Я всегда советуюсь с Моше, сыном Залмана, третья лавка от северного входа в мясной ряд, но он удостаивает меня разговором лишь потому, что мы знакомы уже не первый год. Связь с мясником нужно пестовать и лелеять, не забывая поздравления с праздниками и сувениры по возвращении из-за границы. Хорошо иногда дарить мяснику бутылку-другую хорошего вина – просто так, без всякого повода, дабы возникшие между вами отношения носили щедрый и задушевный характер.

Итак, кладем в кастрюлю стакан замоченных с вечера хумусных зерен, на них размещаем два ломтя коровьей ноги и четыре мозговые кости, сверху взваливаем шесть очищенных картофелин и перекрываем половиной килограмма коровьей щеки вперемешку с килограммом нарезанного ломтиками хвоста.

Теперь наступает черед пеленки, в которую я заворачиваю колбаску, приготовленную по старинному рецепту моей бабушки. В блендер кладут 300 граммов говяжьего фарша, 200 граммов грецких орехов, два яйца, две столовые ложки панировочных сухарей, приправляют щепоткой корицы, молотого имбиря, чуточкой шелухи мускатного ореха, перцем, солью и тремя чайными ложками коричневого сахара. Натирают корочку одного лимона и размалывают все вместе.

В полученную смесь добавляют горсть сушеной голубики, снова перемешивают, расстилают пеленку и лепят на ней толстую колбаску. Хорошенько укутав ее пеленкой, крепко завязывают на концах и с нежностью укладывают в кастрюлю. Не будет нежности – не будет чолнта, об этом следует помнить на каждом этапе готовки.

Вокруг пеленки в кастрюле симметрично раскладывают 10 яиц, не забывая, что красота – не просто визуальное отображение действительности в нашем сознании, но активный элемент, эстетически изменяющий мироздание. Даже не будучи замеченной, красота сама по себе повышает нравственность мира.

Кастрюлю заливаем водой так, чтобы ее уровень слегка покрыл содержимое, и солим на глаз. Точная мера тут отсутствует: чуть переложишь – чолнт окажется соленым, не доложишь – пресным. С этим нужно родиться, а рекомендуемые дозировки способны дать лишь самое общее представление о конечном результате.

Доводим до кипения, снимаем пену и оставляем томиться в духовке минимум на восемь часов. Температура должна быть такой, чтобы чолнт, не подгорая, медленно набирал вкус, запах и цвет. Но лучше всего поставить кастрюлю на «субботнюю плату»,[37 - «Субботняя плата» – лист металла, которым накрывают огонь конфорки газовой плиты. На плате оставляют кастрюли с пищей, и благодаря этому она остается горячей на протяжении всей субботы.] хорошенечко укутав толстым одеялом и прижав крышку гирей. Одеяло помогает теплу равномерно распространиться по всей кастрюле, а гиря гарантирует, что ничто никуда не убежит.

Когда чолнт готов, разрезаем пеленку, извлекаем колбаску и подаем ее нарезанной тонкими ломтиками на отдельной тарелке. У нее сводящий с ума вкус, колеблющийся между остротой и намеком на сладость. Остальные ингредиенты принято раскладывать по тарелкам, предварительно подогретымы до температуры чолнта. Помните: холодная тарелка – это признак неумехи и растяпы, которого нельзя даже близко подпускать к кухонной плите.

В состав чолнта входят четыре основных элемента мироздания – вода, огонь, воздух и земля, он состоит из представителей фауны и флоры, то есть является отражением космоса. Чолнт не едят, а вкушают, мудрецы называют этот процесс «совпадением с чолнтом», и главное в нем – не утоление примитивного голода, а высокая философия прислушивания к миру. Сосредоточенно вкушая чолнт, вы входите в резонанс с творением, и тогда открывается тайна. Знатоки утверждают, будто тому, кто просыпается августовским субботним полднем в Бней-Браке после чолнта, становится понятным эзотерический аспект пробуждения мертвых.

«Хочешь узнать человека – пригласи его на чолнт», – гласит древняя поговорка, и мой скромный опыт полностью подтверждает это утверждение».

– Однажды, – встрепенулся реб Вульф, выходя из оцепенения, в которое обычно погружали его мысли о чолнте, – я рассказал раву Штарку подобного рода историю. Какую именно, точно уже не помню. Кажется, в ней фигурировал диббук, заброшенный дом, запрятанные сокровища. Рав внимательно меня выслушал, а потом достал с полки книгу пророка Ишаягу.

– «Не будут посрамлены сыны моего народа, дети Израиля», – прочитал он вслух, и объяснил рабейну Саадия Гаон,[38 - Саадия Гаон – бен Иосеф (882, Дилас, оазис Файюм, Египет (откуда прозвище ал-Файюми или ха-Питоми) – 942, Багдад) – крупнейший галахический авторитет, основоположник раввинистической литературы и еврейской рационалистической философии, языковед и литургический поэт.] что речь идет о демонах. – Пока у мудрецов Израиля сохраняются знания и практические навыки обращения с этими существами, есть у них сила проявляться среди народов мира. – Сегодня же, – добавил рав Штарк, – знания забылись, поэтому все истории о демонах – не более чем выдумки бездельников.

– А кто же тогда смеется у нас в синагоге? – ехидно спросил Нисим.

– Не знаю, – ответил реб Вульф. – Но почти наверняка не демоны. Поэтому отправлять странные обряды мы не станем. После них в синагогу вообще никто не придет.

Прошла неделя. В самом пылу базарных баталий вдруг зазвонил мобильный телефон Нисима. Точнее, не зазвонил, а заиграл. И не просто заиграл, а хоральную прелюдию Баха: ведь Нисим как настоящий человек Ренессанса, не мог позволить себе опуститься до площадных мелодий типа Умм Кульсум.[39 - Умм Кульсум, настоящее имя – Фатьма Ибрахим, (4 мая 1904 – 3 февраля 1975) – египетская певица, одна из наиболее известных исполнителей в арабском мире.]

Впрочем, ничего удивительного в самом факте звонка не было, для того ведь и носим мы эти аппаратики, чтобы добровольно лишить себя остатков спокойствия, которые еще не успела отобрать у нас цивилизация. Удивительным было другое: на экране высветился номер секретаря Томографа. Немедленно прервав баталию, Нисим с величайшим почтением надавил кнопочку и поднес телефон к уху.

– Достопочтимый раввин, – раздался голос секретаря, – посетит вашу синагогу завтра, ровно в шесть часов вечера. В помещении могут находиться только члены правления. Визит продлится не более получаса.

Нисим слегка оторопел: ну и прыть у этого Томографа! Неужели он собирается за полчаса разобраться с нечистой силой?

– Вы меня поняли? – слегка раздраженно спросил секретарь.

– Понял, понял, – поспешно заверил Нисим.

Томограф приехал на роскошной «Мазде» с тонированными стеклами. Члены совета ожидали его у входа в синагогу. Достопочтенный раввин оказался небольшим человечком с кожей оливкового цвета и острым взглядом похожих на маслины, близко посаженных глаз. Улыбался, впрочем, он довольно тепло, а рукопожатие, которым Томограф удостоил встречающих, ощущалось откровенным и располагающим.

– Ну, покажите мне ваших чертей, – продолжая улыбаться, предложил Томограф. Можно было подумать, что его пригласили на пуримский спектакль,[40 - Пурим – карнавальный праздник, во время которого еще в средние века читались произведения, пародирующие религиозную литературу; во многих общинах существовал обычай назначать «пуримского раввина», который читает «пуримскую Тору» – шуточные переделки священных текстов.] а не на борьбу с нечистой силой.

Сумрачно вздыхая, реб Вульф отпер парадную дверь «Ноам алихот». Томограф прошел первым, быстрым шагом обежал зал синагоги, изучающе оглядел потолок и остановился возле «бимы».

– А это что такое? – спросил он, указывая на выщерблину в боковой стенке, из которой торчали исписанные бумажки.

– Записки молящихся, – пояснил реб Зев. – Как в Иерусалимской Стене.

Томограф вопрошающе поднял брови.

– Старая история, – начал реб Вульф. – Во время войны за Независимость арабы обстреливали Реховот из минометов. Покойный раввин нашей синагоги, рав Штарк, молился возле «бимы». Во время «Благодарим» он поклонился, но не так, как сейчас кланяются, чуть сгибая колени, а полным поклоном. В это время возле синагоги разорвалась мина, осколок влетел в окно, просвистел над его головой и попал вот в это самое место.

Реб Вульф протянул руку и осторожно прикоснулся указательным пальцем к выщерблине.

– Поклонись рав Штарк чуть хуже, у нас бы давно был другой раввин.

Томограф хмыкнул, то ли выражая восхищение, то ли просто удивляясь, и подошел к печи. Не успел он раскрыть рот, чтобы задать очередной вопрос, как из ее глубины выкатился утробный хохот.

– Ага! – радостно воскликнул Томограф. – Ага!

Он засиял так, словно встретил старого товарища. Видимо, общение с потусторонними силами доставляло ему немалое удовольствие.

Демон, словно издеваясь над гостем, не смолкал несколько минут. Томограф пару раз обошел печь, внимательно разглядывая каждую трещинку на ее поверхности, будто действительно хотел проникнуть взглядом в середину кирпичной кладки, отворил заслонку и посмотрел внутрь, а затем, просунув туда голову, глубоко вдохнул застоявшийся воздух.

– Куда ведут эти провода? – вдруг спросил он Нисима, указывая на кабель, струящийся по стенке синагоги и входящий в бок печи.

– Думали лампочку там сделать, – ответил за него реб Вульф, – да вот, всё руки не доходят.

Переоборудовать печь в мини-кладовку была идея старосты, и провода провели тоже по его настоянию. Но потом что-то не сложилось, а вернее, просто не оказалось нужды в этой лампочке, и провода остались висеть немым свидетельством бессмысленной траты общественных денег.

Смех не смолкал, демоны совершенно откровенно издевались над гостем.

– Пожалуйста, – вдруг попросил он реб Вульфа, – вы не могли бы отключить свет в синагоге? Весь, полностью, а потом, спустя несколько секунд, снова включить.

– Почему нет? – ответил реб Вульф, слегка удивленный необычной просьбой.

– Тогда давайте прямо сейчас и как можно быстрее.

Реб Вульф устремился в малый зал синагоги, открыл железную дверцу, прикрывающую распределительный щит, и повернул рубильник.

Стало тихо. Сквозь приоткрытую дверь доносилось посвистывание ветра в кронах тополей. Приглушенные расстоянием, долетали с рынка истошные вопли торговцев: «Хозяин лавки сошел с ума! Такие помидоры – и за такие копейки: хозяин рехнулся – налетай, пока не передумал!»

– Включите свет! – крикнул Томограф.

Реб Вульф щелкнул рубильником, и через секунду из печи и над «бимой» понесся демонский хохот.

– Выключите!

Хохот исчез.