Революционные времена Усть-Каменогорска. Жизнь участника событий

После смерти стариков все сыновья работали. Прокопий Киприянович на заводе Омутнинском, а также Василий Данилович и Дмитрий Ильич для этого же завода жгли и доставляли уголь. Мы с отцом и Дмитрием Ильичом работали вместе. Потом и я уже на работу ходил со старшим братом Павлом и отцом. Заготавливали дрова для выжига угля и от заводской конторы получали аванс в счёт доставки угля в зимнее время, так как летом проехать по тайге было невозможно не только на санях, но даже верхом на лошади.

Так жили, работали, да молились бога. Ходя каждое воскресение в церковь за три-четыре километра от нашей деревни. В праздники отцы напивались, дрались с матерями, изливая своё горе и нужды на своих женах.

Росли и жили безграмотными, несли повинности в обслуживании господ. Огораживали господские леса и угодия, чтоб не попала на господскую землю твоя корова или лошадь и чтоб не платить штрафа. Огороды строили миром, имел кто дров или не имел, как бедняк, так и зажиточный, на одинаковых правах.

Из всей моей родни только мне посчастливилось попасть в школу.

У помещика была установка: объездчик задержал корову – штраф, лошадь – штраф, задержал порубщика в лесу – тюрьма, хотя бы эти люди работали на него же.

Жили во славу божию.

Раб не больше господина, кто больше имеет, у того умножиться, а кто мало имеет, у того отнимется. Жители деревень и починков, обрабатывая землю, платили подати за землю, занимаемую застройками, платили как жители богатые, так и бедные, с души мужского пола, хотя бедняк хлеба не сеял, а платил одинаково с зажиточным.

Так «процветала» жизнь рабочего, жившего на землях господ, на которого работали, получая шесть рублей в месяц за двенадцати- и четырнадцати-часовой трудовой день. Более ничего не получая, кроме штрафов за опоздания на работы, за недогрузку веса короба угля. Школ не было, зато были две церкви: одна православная, другая старообрядческая. Там проповедовали любовь к ближнему и терпение, за что обещали счастливую райскую жизнь после смерти.

Среди людей сеяли вражду эти же самые попы. Православный для старообрядца был еретик, то есть враг, старообрядец не имел права даже кушать с православным за одним столом, пользоваться ложкой православного, хотя и верили в одного бога. Так насаждалась культура. За всякое свободомыслие тюрьма, ссылка в Сибирь и т. д. Что нам могли дать наши деды и отцы? Ничего, кроме водки и вражды!

В такой обстановке я рос до девяти лет.

Церковно-приходская школа

В 1880-х годах начали строить при церквах школы грамоты. В 1893 году брата Павла женили, а меня, по совету моего крёстного, Демида Кирилловича, устроили в церковно-приходскую трёхклассную школу. Она от нас находилась в четырёх верстах. Церковь у нас находилась в трёх верстах, стояла на горе Белок.

Тот год нас в школу из нашего починка пошло семь человек, то есть мальчиков. Девочек тогда не учили, не полагалось по правилам и понятиям того времени. Зиму мы кое-как проходили, а на вторую зиму нас в школе осталось только двое, я и Андрей Николаевич, оба Кротовы. Наши с Андреем семьи очень дружили! Хотя работали на разных заводах – мой отец работал на заводе Омутнинском, а отец моего товарища Андрея Николаевича на заводе Залазнинском. Обе семьи работали на выжигании угля.

Наше школьное обучение было устроено благодаря учительнице Марии Васильевне Мальщуковой из мещан города Глазова, в то время находившегося среди вотяцкого народа (удмуртского). Благодаря этой учительнице мы научились многое понимать в ином свете. Наша учительница всегда была среди нас и в часы занятий, и по вечерам, так как со школой вместе находилось наше общежитие. Все ученики, живущие далеко от школы, жили в общежитии, пристроенном к школе, в селе около церкви. От понедельника до субботы жили там, спали на полатях, или кто как устроится. Учительница жила при школе там же. Мария Васильевна часто читала нам по вечерам книги и кое-какие рассказы из журналов «Русское слово», «Русский паломник, а также книги Водовозова. Я очень любил её чтение.