Необыкновенные приключения Карика и Вали

Толстяк вытер ладонью потное лицо.

– Ванна в квартире есть? – деловито спросил он.

– Нет, – сказал профессор, – ванны нет! Но если вам нужно вымыть руки, то…

– Да нет, – запыхтел толстяк, – вымыться я и дома могу. Я думал, что они разделись и купаются в ванне. Понятно?

– Да, конечно, – кивнул головой профессор. – Впрочем, не совсем понятно.

– Видите ли, – важно сказал фотограф, – если ребята сбросили трусики, – значит, они решили искупаться. Что еще они могут делать без трусов и без сандалий? Ничего не понимаю! – развел руками Шмидт.

Он широко расставил ноги, заложил руки за спину и, опустив голову, долго смотрел на желтые квадратики паркета, потом выпрямился и сказал уверенно:

– Ничего! Мы их найдем! Они здесь, профессор! Они просто прячутся! Будьте уверены! Мой Джек никогда не ошибается.

Профессор и фотограф обошли все комнаты, заглянули на кухню и даже осмотрели чулан. Джек уныло плелся за ними. В столовой толстяк открыл дверцы буфета, сунул голову под стол, а в спальне пошарил руками под кроватью. Но ребят в квартире не было.

– Куда же они спрятались? – бормотал фотограф.

– А по-моему, – сказал профессор, – они не приходили сегодня.

– Вы думаете? – задумчиво переспросил Шмидт. – Думаете, что их не было? А ты как думаешь, Джек? Здесь они или нет?

Джек тявкнул.

– Здесь?

Джек тявкнул еще раз.

– Ну, так ищи! Ищи, собачка!

Джек сразу повеселел. Он бросился назад и снова привел профессора и Шмидта в кабинет. Тут он опять прыгнул на подоконник и стал громко лаять и визжать, как бы уверяя своего хозяина, что ребята ушли из квартиры через окно. Шмидт рассердился:

– Да что с тобой сегодня, Джек? Уж не думаешь ли ты, что ребята прыгнули во двор с пятого этажа? Не хочешь ли ты сказать, что они улетели, как мухи или стрекозы?

Профессор быстро повернулся к фотографу, схватил его за руку.

– Что такое? Какие мухи? Нет, вы понимаете, что вы говорите?

Фотограф развел руками и смущенно улыбнулся.

– Да вот мой Джек так думает!

– Какой ужас! – прошептал профессор, бледнея.

Фотограф взглянул на профессора и пробормотал:

– Что с вами? Вам нехорошо? Выпейте воды!

Он шагнул было к столу, на котором стояли графин с водой и стакан, но профессор вдруг закричал так, будто наступил босыми ногами на раскаленное железо:

– Стоп! Стоп! Ни с места!

Испуганный фотограф застыл с поднятой ногой, не смея шевельнуться, и даже перестал дышать. Профессор стремительно протянул руку к столу, схватил стакан с бесцветной жидкостью, торопливо поднес его к глазам и посмотрел на свет. Потом быстро выхватил из кармана большую лупу с черной костяной ручкой.

– Не двигайтесь! – крикнул он Шмидту. – Пожалуйста, не двигайтесь! И собаку держите покрепче! А лучше возьмите ее на руки!

Перепуганный толстяк растерянно поглядел на профессора и, не спрашивая его больше ни о чем, сгреб собаку в охапку, крепко прижав ее к животу.

«Кажется, старик с ума спятил!» – подумал он.

– Так и стойте! – крикнул профессор.

Держа перед глазами лупу и согнувшись в три погибели, он принялся внимательно осматривать квадратики пола один за другим.

– И мне долго придется стоять, профессор? – робко спросил фотограф, с тревогой следя за странными движениями профессора.

– Ставьте ногу сюда! – крикнул профессор, указывая пальцем на ближайшие квадратики паркета.

Шмидт неловко поставил ногу и так крепко прижал к себе Джека, что тот забился в руках и тихонько взвизгнул.

– Молчи! – прошептал Шмидт, со страхом следя за профессором.

– Теперь – вторую ногу! Ставьте ее сюда!

Толстяк безропотно повиновался. Так, шаг за шагом, профессор довел онемевшего от удивления фотографа до дверей.

– А теперь, – сказал профессор, широко распахнув двери, – а теперь уходите, пожалуйста!

Дверь захлопнулась перед носом Шмидта. Со звоном щелкнул французский замок. Толстяк выпустил из рук Джека и, теряя сандалии, кинулся вниз по лестнице, тяжело дыша, поминутно оглядываясь. Джек с громким лаем мчался за ним. Так они добежали до отделения милиции.

А к вечеру во двор въехала машина с красными полосами по бортам. Несколько милиционеров выскочили из машины, вызвали дворника, потом поднялись на пятый этаж, где жил профессор Енотов. Но профессора дома не оказалось. На дверях его квартиры висела приколотая кнопками записка:

Глава вторая

А дело было так. Накануне того дня, когда исчезли ребята, Карик сидел вечером в кабинете профессора Енотова.

В такие часы он любил беседовать с Иваном Гермогеновичем.

Весь кабинет погружен в полумрак; из темных углов поднимаются к потолку длинные черные тени; кажется, там притаился кто-то и глядит на светлое пятно над большим столом.

Голубые огоньки спиртовок тянутся, вздрагивая и раскачиваясь, к закопченным донышкам стеклянных колб. В колбах что-то булькает и клокочет. Сквозь фильтры медленно просачиваются и звонко падают в бутыль прозрачные капли.

Карик залез с ногами в большое кожаное кресло.

Прижав подбородок к столу, он внимательно следил за ловкими руками профессора, стараясь не дышать, не шевелиться.

Когда профессор работает, он насвистывает разные песенки, а иногда рассказывает Карику забавные истории о своем детстве, о дальних странах, где пришлось ему побывать, о разных удивительных зверях, которых он видел в Америке, Африке и Австралии.