Рукопись, найденная в Сарагосе

С этими словами Ромати обнажил руку выше локтя, и мы увидели на ней ожоги и следы от пальцев принцессы.

Тут я прервал вожака, сказав, что, просматривая у каббалиста повествование Хаппелиуса, нашел там происшествие, очень похожее на это.

– Может быть, Ромати заимствовал свою историю из этой книжки, – заметил вожак. – А может быть, целиком выдумал ее. Как бы то ни было, повествование его сильно оживило во мне дух странствий и в особенности надежду самому пережить столь же необыкновенные приключения, хоть это и осталось только надеждой. Но такова сила впечатлений, полученных в юные годы, что мечты эти долго бродили у меня в голове, и я никогда не мог от них вполне освободиться.

– Сеньор Пандесовна, – сказал я, – разве ты не намекал мне, что с тех пор, как живешь в этих горах, видел такие вещи, которые тоже можно назвать чудесными?

– В самом деле, я видел вещи, напоминающие историю Джулио Ромати…

В эту минуту один цыган прервал нашу беседу, и, так как выяснилось, что у Пандесовны много дела, я взял ружье и пошел на охоту. Преодолел несколько холмов и, бросив взгляд на раскинувшуюся у моих ног долину, как будто узнал издали роковую виселицу двух братьев Зото. Это зрелище пробудило во мне любопытство, я прибавил шагу и в самом деле оказался возле виселицы, на которой, как обычно, висели оба трупа; я с ужасом отвернулся и пошел, угнетенный, обратно в табор. Вожак спросил меня, куда я ходил; я ему ответил, что дошел до виселицы двух братьев Зото.

– И застал их обоих висящими? – спросил цыган.

– Как? – в свою очередь спросил я. – Разве они имеют обыкновение отвязываться?

– Очень часто отвязываются, – ответил вожак. – Особенно по ночам.

Эти слова совсем расстроили меня. Значит, я снова нахожусь в соседстве с двумя проклятыми страшилищами. Я не знал, оборотни это или выдуманные мною страхи, но, так или иначе, их надо было опасаться. Печаль терзала меня весь остаток дня. Я ушел спать, не ужиная, и всю ночь мне снились одни только ведьмы, оборотни, злые духи, домовые и висельники.

ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

Цыганки принесли мне шоколад и сели со мной завтракать. Потом я опять взял ружье, и сам не понимаю, какая несчастная рассеянность направила меня к виселице двух братьев Зото. Я застал их отвязанными. Вошел в ограду и увидел оба трупа лежащими рядом на земле, а между ними – молодую девушку, в которой узнал Ревекку.

Как можно осторожнее я разбудил ее – однако зрелище, которого я не мог заслонить, ввергло ее в состояние невыразимой скорби. У нее начались судороги, она заплакала и лишилась чувств. Я взял ее на руки и отнес к ближайшему источнику; там обрызгал ей лицо водой и понемногу вернул ее к сознанию.

Никогда не решился бы я спросить ее, каким образом оказалась она под виселицей, но она первая заговорила об этом.

– Я предвидела, что твое молчанье будет иметь для меня губительные последствия. Ты не захотел рассказать нам о своих приключениях, и я, подобно тебе, стала жертвой этих проклятых оборотней, чьи гнусные проделки свели на нет продолжительные усилия моего отца доставить мне бессмертие. До сих пор не могу еще объяснить себе все ужасы этой ночи. Однако постараюсь припомнить их и дам тебе в них отчет, но ты меня не поймешь, если я не начну с самого начала моей жизни.

Немного подумав, Ревекка начала так.

ИСТОРИЯ РЕВЕККИ

Мой брат, рассказывая тебе свою жизнь, отчасти познакомил тебя и с моею. Отец наш предназначал его в мужья двум дочерям царицы Савской, а относительно меня он хотел, чтобы я вышла за двух гениев, движущих созвездием Близнецов.

Брат, которому льстил такой великолепный брак, удвоил прилежание к каббалистическим наукам. Я же чувствовала нечто противоположное: я испытывала такой страх при мысли о том, чтобы стать женой сразу двух гениев, и это так меня угнетало, что я не могла сложить двух стихов на каббалистический лад. Все время откладывала работу до завтрашнего дня и кончила тем, что почти совсем забыла это искусство, столь же трудное, сколь и опасное.

Брат мой вскоре заметил мою нерадивость и осыпал меня самыми горькими упреками. Я обещала ему исправиться, не намереваясь, однако, сдержать обещание. В конце концов он пригрозил мне, что изобличит меня перед отцом; я стала просить пощады. Тогда он обещал подождать до следующей субботы, но, так как я и к этому времени ничего не сделала, он в полночь вошел ко мне, разбудил меня и сказал, что сейчас же вызовет тень нашего отца – страшного Мамуна.

Я упала ему в ноги, умоляя сжалиться, но напрасно. Я услыхала, как он произнес грозное заклинание, изобретенное когда-то Аэндорской волшебницей. Тотчас показался мой отец на троне из слоновой кости. Гневный взгляд его пронзил меня ужасом; я подумала, что не переживу первого слова, вышедшего из его уст. Но все же услышала его голос. Боже Авраама! Он произнес страшное проклятье; я не повторю тебе его слов…

Тут молодая израильтянка закрыла лицо руками и, видимо, задрожала при одном воспоминании об этой ужасной сцене; наконец она пришла в себя и продолжала.

– Я не слышала, что еще сказал отец, так как очнулась уже после того, как он кончил говорить. Очнувшись, я увидела брата, подающего мне книгу «Сефирот». Мне захотелось снова потерять сознание, но надо было подчиниться приговору. У моего брата, хорошо знавшего, что мне надо начать с первооснов, нашлось довольно терпения, чтобы напомнить мне их все – одну за другой. Я начала со складывания слогов, потом перешла к заклинаниям. Мало-помалу возвышенная наука эта совсем меня очаровала. Я проводила ночи напролет в кабинете, служившем отцу моему обсерваторией, и шла спать, только когда исследования мои прерывал дневной свет и я валилась с ног от усталости. Моя мулатка Зулейка раздевала меня, я сама не знаю когда. Поспав несколько часов, я возвращалась к занятиям, для которых совсем не была создана, как ты скоро увидишь.

Ты знаешь Зулейку и, наверно, заметил, до чего она хороша собой. Из глаз ее струится сладость, на губах играет упоительная улыбка, тело поражает совершенством форм. Однажды утром, возвращаясь из обсерватории, я долго не могла ее дозваться, чтоб она пришла и раздела меня; тогда я вошла к ней в комнату, соседнюю с моей спальней. И увидела, что она, высунувшись в окно полуголая, делая знаки кому-то на другой стороне долины и посылает страстные поцелуи, вкладывая в них, казалось, всю свою душу.

До тех пор я не имела ни малейшего представления о любви; выражение этого чувства впервые поразило мой взор. Оно так потрясло и прельстило меня, что я застыла на месте как вкопанная. Зулейка обернулась; яркий румянец проступил сквозь ореховый цвет ее лица и разлился по всему ее телу. Я тоже покраснела, а потом вдруг побледнела. Я почувствовала, что теряю сознание. Зулейка подбежала, схватила меня в свои объятья, и сердце ее, бьющееся тут же возле моего, пробудило во мне такую же тревогу, которая владела ее чувствами.

Мулатка поспешно раздела меня и, уложив в постель, ушла, как мне показалось, обрадованная, и с еще большим удовольствием заперла за собою дверь. Вскоре я услышала мужские шаги, кто-то вошел к ней в комнату. Быстрым, хоть и невольным движением я выскочила из постели, подбежала к двери и приложила глаза к замочной скважине. Я увидела молодого мулата Танзаи с корзинкой цветов в руках. Зулейка побежала ему навстречу, взяла полную горсть цветов и прижала их к груди. Танзаи подошел, чтобы подышать их ароматом, смешанным во вздохами его возлюбленной. Я отчетливо видела, как Зулейка задрожала, – причем меня тоже охватила дрожь, – подняла на него томные глаза и упала в его объятья. Я бросилась на постель, облила ее слезами, рыданья перехватили мне дух, и я с мучительной болью воскликнула:

– О моя сто двенадцатая прабабка, имя которой я ношу, чувствительная и нежная жена Исаака! Если с лона своего тестя, лона Авраамова, ты видишь, в каком состоянии я нахожусь, умоли тень Мамуна и скажи ему, что дочь его недостойна той чести, которую он ей уготовал!

Эти стоны разбудили моего брата: он вошел ко мне и, думая, что я заболела, дал мне успокаивающее лекарство. Он пришел еще раз в полдень и, обнаружив, что у меня учащенный пульс, сказал, что согласен взять на себя продолжение моих каббалистических трудов. Я с благодарностью приняла это предложение, так как сама была не способна ни на что. К вечеру я заснула и видела сны, совсем непохожие на те, что слетали ко мне до тех пор. А на другой день грезила наяву или, вернее, была такая потерянная, что сама не знала, что говорю. Взгляды брата почему-то заставляли меня краснеть. Так прошла неделя.

Однажды ночью брат вошел ко мне в комнату. Под мышкой он держал книгу «Сефирот», а в руке – перевязь с созвездиями, на которой было выписано семьдесят два названия, данных Зороастром созвездию Близнецов.

– Ревекка, – сказал он мне. – Ревекка, выйди из этого состояния, которое тебя унижает. Пора тебе испробовать свою власть над духами стихий. Эта перевязь с созвездьями оградит тебя от их нападений. Выбери на окружных горах место, какое сочтешь более подходящим для твоих действий, и помни, что вся твоя судьба зависит от них.

Сказав это, брат вывел меня за ворота замка и запер их за мной.

Оставшись одна, я призвала на помощь все свое мужество. Ночь была темная, я – в одной рубашке, босая, с распущенными волосами, с книгой в одной руке и магической перевязью в другой. Я направила свои шаги к горе, которая показалась мне ближе других. Какой-то пастух хотел меня схватить; я оттолкнула его рукой, в которой держала книгу, и он упал трупом у моих ног. Это не покажется тебе удивительным, если ты узнаешь, что переплет моей книги был вырезан из древа ковчега, которое имеет свойство уничтожать все, чего ни коснется.

Солнце уже начало вставать, когда я поднялась на вершину, которую выбрала для своих опытов. Однако начать их я смогла только на другой день в полночь. Я спряталась в пещеру, где оказалась медведица с несколькими медвежатами; она бросилась на меня, но переплет книги и на этот раз сделал свое дело: рассвирепевший зверь упал у моих ног. Торчащие сосцы ее напомнили мне о том, что я умираю от жажды, а еще не имею в своем распоряжении ни одного гения, ни даже блуждающего духа. Решив приспособляться к обстоятельствам, я легла на землю и утолила жажду молоком медведицы. Благодаря остаткам тепла, сохранившимся в теле зверя, эта пища показалась мне не такой противной, но вскоре явились медвежата и потребовали свою долю. Представь себе шестнадцатилетнюю девушку, никогда до тех пор не оставлявшую родного дома и вдруг оказавшуюся в таком ужасном положении. Правда, в руке у меня было страшное оружие, но я не имела привычки им пользоваться, и малейшая неосторожность могла обратить его против меня.

Между тем я заметила, что трава сохнет у меня под ногами, воздух накаляется и птицы падают мертвые на лету. Я поняла, что духи, зная о том, что должно наступить, уже начинают собираться вокруг. Ближайшее дерево само собой загорелось, окуталось клубами дыма, которые, вместо того чтоб подниматься кверху, окружили мою пещеру и погрузили меня во тьму. Лежащая у моих ног медведица, казалось, оживает, глаза ее загорелись огнем, который на мгновенье рассеял тьму. В это мгновение из пасти ее выскочил злой дух в виде крылатого змея. Это был Немраэль, дух низшего достоинства, предназначенный для моих услуг. Вскоре после этого я услышала разговор на языке эгрегоров, наиболее известных падших ангелов, и поняла, что они составляют мне почетный эскорт при первом моем выходе в мир посредствующих творений. Язык их – тот самый, на котором Енох написал свою книгу, над которой я много думала.

Наконец явился князь эгрегоров Семиас, чтоб известить меня, что пора начинать. Я вышла из пещеры, расстелила вокруг свою перевязь с созвездиями, раскрыла книгу и громко произнесла страшные заклинания, которые до тех пор еле решалась читать про себя.

Ты прекрасно понимаешь, Альфонс, что я не в состоянии передать тебе все, что со мной было, да ты и не понял бы. Скажу только, что я приобрела значительную власть над духами, и меня научили приемам, которые давали мне возможность познакомиться с небесными близнецами. К этому времени брат мой увидел кончики ног дочерей Соломона. Я стала ждать, когда солнце войдет в знак Близнецов; с этого дня или, вернее, с этой ночи я приступила к делу. Я напрягла все силы, чтобы достичь цели, и не могла остановиться, продолжая действовать до глубокой ночи, так что в конце концов меня одолел сон, с которым я была уже не в состоянии бороться.

На другой день, посмотрев в зеркало, я увидела две стоящие позади меня человеческие фигуры, обернулась, но они исчезли; опять кинула взгляд в зеркало – и опять та же картина. Зрелище было совсем не страшное. Стояли два юноши ростом немного выше обычного человеческого. Плечи – шире и слегка округлее, как у женщины; грудь – тоже женской формы; но, кроме этого, ни тот, ни другой не отличались от мужчин. Вытянутые руки прижаты к бедрам, как мы видим у египетских статуй; голубовато-золотые волосы ниспадали локонами на плечи. Я уже не говорю о чертах лица: постарайся сам представить себе красоту этих полубогов, а это в самом деле были небесные близнецы: я узнала их по маленьким язычкам огня, поблескивающим над их головами.