Наследие Моры

«Возможно, ты прав и все это хитрость сестер, но ведь ты часть тумана, ты создан им. Сбежав, оставил брешь, а убийства, жестокость, зло разъедало ее, превращая в огромную дыру. Ведь как ни думай, мы – существа, рожденные магией тумана, связанны с миром Небулы. Стоит твоим лугару убить человека, как открывается новая брешь».

«Ерунда. Страшилка, придуманная, чтобы натравить на меня всех остальных сестер», – Маир был уверен в своей правоте.

«Очень надеюсь. Но подумай, возможно, Мора, не увидев этой жестокости и опасности, позволила бы тебе остаться среди смертных?»

«Ты до сих пор так и не поняла? Из-за смерти Тати величественная Мора возненавидела меня! Не хочу об этом говорить, – бросил Маир, а сам задумался. Все случилось из-за того, что Тати, одна из хранительниц, не рассчитала свои силы, когда запечатывала одну из брешей и, растворившись в тумане, канула в Пустоту. Но финал этого происшествия увидела Гезария и посчитала, что Маир подтолкнул Тати к бреши. Слушать его оправдания не стали, лишь подумали, что сестра отказалась помогать ему сбежать из Небулы. Эта несправедливость злила его. Он выдохнул и продолжил, – Мора – первая хранительница, порожденная туманом. Она никогда не доверяла мне, ведь мне так повезло родиться единственным сыном тумана. Появиться из-за жадного колдуна, который пробил брешь в наш мир и использовал туман ради проклятия. Я просил, умолял. Верь она мне хоть самую малость, не было бы лугару, не было бы смертей. Я создал их не потому, что хотел, а чтобы иметь силу сопротивляться».

«Это не снимает ответственности. Нам нельзя убивать людей. Пустота не принимает оправданий!» – разозлилась Кальмия. Сколько бы раз ни заводили они этот разговор, каждый оставался при своем мнении.

«Я что-нибудь придумаю. Всегда есть обходной путь! – прошипел он и улыбнулся».

«Не боишься в уплату за новых переход в мир людей превратиться в обычного смертного? Твои же лугару сожрут тебя».

«Небула не лишает магической сущности, забирает лишь то, чем мы больше всего дорожим», – ответил он.

«Чего ты боишься лишиться?»

«Свободы!» – без раздумий ответил Маир.

«Уверен?» – продолжала настойчиво расспрашивать Мия.

Она словно ждала узнать его слабость. Маир с подозрением посмотрел ей в глаза.

«А чего боишься лишиться ты? Ты так ни разу и не ответила. Хочешь вкусить радостей мира людей? Хочешь пойти туда со мной? Как думаешь, чем заплатишь за переход?»

Кальмия молчала. Испуганные глаза говорили, что она боится признаться. За долгое время, проведенное с ней в заточении, Маир из раза в раз строил предположения и отвергал их, пока не решил, что сестра боится себя. Заглянув в мир людей, она очаровалась и испугалась страстей, бушующих в людях, и своего отклика на них. Она испугалась потерять контроль над собой.

Сестра молчала, и он не стал допытываться. В любом случае ей все же придется заплатить, и повлиять на это он все равно не сможет. Маир вздохнул и перевел тему.

«Если у лугару не получится освободить нас, то это сделает одержимый любовью к жене Михаил. Мои записи о магии нашего мира, о том, как человеку обрести бессмертие или силу воскрешения, остались у людей. Ради Самары он пойдет на все», – ухмыльнулся он.

«Какая чушь. Бессмертие для людей? Воскрешение? Это шутка?» – удивилась Кальмия.

«Ага. И притом это еще один мой путь в тот мир. У людей напряженные отношения со смертью. Не Михаил, так кто-то другой пробьет еще одну брешь между мирами, спасаясь от смерти или спасая от нее. И я снова стану свободным».

Глава 5

– Отлично, ты проснулась! – Алиса сидела рядом и обеспокоенно смотрела на меня. – Как самочувствие?

– Прекрасное, наконец-то выспалась. – Я старалась забыть неприятное послевкусие от ночного кошмара, но сон назойливо крутился в голове. Страшные существа, похожие на людей. Незнакомец, спасший меня. Это правда было на самом деле? Я вспомнила нашу встречу на дне рождении сестры, ту странную слабость. Да, я много работаю, почти не сплю, но это не было похоже на приступ обморока. Больше напоминало некое помутнение сознания. Как будто я знала этого мужчину уже давно, будто мы когда-то встречались. Бред какой-то. Я встряхнула головой, отгоняя пустые мысли.

– Что все-таки вчера произошло? – не унимая любопытства спросила Алиса.

– Да ничего, вышла в парк и потеряла сознание. Я все испортила, да? – я не хотела вдаваться в подробности, тем более сама ничего не понимала.

– Что за глупости, – упрекнула сестра и погладила меня по руке, – как насчет завтрака?

– Я очень голодна! – В подтверждение громко заурчало в животе.

– Тогда одевайся и спускайся вниз. Будем набирать калории, – улыбнулась Алиса, – с банкета осталось полно еды.

Сестра вышла. Впервые за долгое время я вновь ощутила семейное тепло – это утро, наполненное заботой Ли?сы, казалось совсем другим в сравнении с одинокой жизнью в Домбае. Моя комната совсем не изменилась за четыре года. Ветер тихо колыхал портьеры. Вечернее платье аккуратно лежало на табурете.

«Как же хочется остаться здесь, – подумала я, но тут же одернула себя. – Но я виновата и не заслуживаю прощения».

Все здесь, каждая мелочь напоминали о маме. В тот проклятый день мы собирались в Кисловодск – хотели в семейном кругу провести остатки новогодних выходных и отдохнуть от бешенных рабочих будней. Маленький «Аквилон» наполняли бесконечные потоки туристов. Столько посетителей мы не видели никогда. Персонал с трудом справлялся.

В предвкушении тихих праздничных дней я собирала сумку. Из кухни донесся голос мамы:

– Никки, ты не забыла взять подарок Алисы?

– Нет, уже все собрала, – радостно ответила и представила, как мы с Лисой смотрим новогодние фильмы в новых мягких пижамах и томно вздыхаем, пряча слезы, в трогательные моменты, как две школьницы.

– Возьми еще это, – мама вошла в комнату и протянула шампанское.

Я взяла бутылку и коснулась ее руки. В глазах потемнело от резкой боли, и вот я уже с трудом поднимаю голову с плюшевого руля. Впереди темнел лес, кругом валялись осколки. На пассажирском сиденье, сдавленное покореженным металлом, краснело размытое пятно… «Боже, мама!» – я потянулась к ее окровавленному лицу и очнулась.

– Что с тобой? – заволновалась она, живая и здоровая.

– Наверное, переработала. Все в порядке. Не бери в голову, – сказала я, не желая волновать маму. Последнее время я так уставала, что могла заснуть стоя.

Я пыталась избавиться от этих воспоминаний, забыть. Но нет, стоило стать чуть счастливее, и они возвращались. Нельзя было садиться за руль!

Я заправила кровать, немного даже забылась. Выглянула в окно: наш сад шелестел новыми весенними листьями. Красота и покой, которого я давно не испытывала. Но вновь в сознании громко прозвучало: «Ты не достойна быть тут!»

Достала из шкафа старые джинсы, вытянутую серую футболку и черный вязаный кардиган. Быстро оделась и поспешила к Алисе, сказать, что возвращаюсь в Домбай. Не стоило приезжать сюда. Мне здесь не место!

Сбежав вниз по старой деревянной лестнице, я замерла, увидев мельтешащую в столовой сестру. Утро воспоминаний: те же скрипучие ступени, холодный камин в зале, при чем казалось, что его не разжигали несколько лет. Стало вдруг холодно. Я вздрогнула. В столовой большой круглый стол. Алиса – вылитая мама, суетилась, расставляя тарелки.

Будто мне снова двенадцать лет. Я вспомнила, как сидела за тем столом и листала тяжелый альбом со старыми фотографиями, все время задавая вопросы маме, пока она крутилась у плиты. Добравшись до середины, я увидела вложенный между страниц единственный снимок отца.

– Расскажи о папе, – попросила я. Черно-белое фото не было приклеено как остальные. Папа на снимке, словно застигнутый врасплох, старался спрятаться за мамой.

– Он был удивительным и загадочным человеком, как и его имя – Эфраим. Мне казалось, что он волшебник. Говорил, что защищает людей. Дело очень важное и секретное. Его сила была невероятна, папа мог поднять меня одной рукой выше собственной головы. Да что уж, вон то кресло спустил со второго этажа как пушинку, а я его не могла даже с места сдвинуть, – она кивнула головой в сторону зала, где стоял мягкий громоздкий трон – так мы называли его с Лисой. – Но, видимо, силы было недостаточно, – с грустью еле слышно сказала мама.

Тогда я уже знала, что случилось с отцом, однажды подслушала. Его двоюродная или троюродная сестра – София – долго говорила с мамой, а потом они обе плакали. Остальное время до ужина я сидела молча, жалея, что задала этот вопрос.

Чтобы отогнать видения прошлого, глубоко вздохнула. Вот так утро, разные мысли и воспоминания бросали то в жар, то в холод. Я спустилась вниз и прошла в столовую. Алиса сияла бодрая и радостная.

– Здесь ничего не изменилось, – сказала я, оглядев столовую.

– Кроме того, что теперь я тут одна. Да у меня и времени не было что-то менять, – микроволновка запищала, Алиса достала чашку с сахарными булочками. – Нехорошо так говорить, но я даже рада, что ты грохнулась в обморок. А то не знаю, как скоро ты бы вновь оказалась дома. Надеюсь, не торопишься вернуться в Домбай?

Ее слова били по больному. Я лишила ее и матери, и сестры. Оставила в одиночестве. Все это время, погрузившись с головой в «Аквилон», отдалялась все дальше от нее, утопая в чувстве вины. Разлукой малодушно наказывала себя за содеянное.

– Давай завтракать, а то все остынет. Хотя сейчас скорее время обеда, – ухмыльнулась Алиса, – кто-то долго спал.

Я мигом соорудила «голодный» бутерброд, который с трудом помещался в рот. Стоило увидеть еду, и есть захотелось так, будто голодала неделю.