Мороз не заставит поверить воронье братство,
Что снег проберется в сердце их черной жизни,
Что снег навсегда укроет земную твердь,
В которой для птиц питание и спасение.
Глаза продолжают жадно на снег смотреть
Из черных зрачков, сквозь чёрное оперение.
А кому-то из них уже снятся белые сны.
Их тонкие пальцы легко проникают под перья
И чёрное сердце сжимают кошмаром ночным.
И птицы кричат и кричат, но никто им не верит.
Ты вошёл в этот город
Ты вошёл в этот город, как путник приходит в дом,
У дверей оставляя плащ и дорожный посох.
Ты срастался тканью с городом день за днём,
Разрезая кварталы спицей в его колесах.
Ты забыл своё имя, что где-то остался мир,
Где ты был человеком, отдельным от этих зданий.
Но теперь ты следишь за живущими в них зверьми
И все время находишь общее между вами.
Ты идёшь к воротам, и не найдя ворот,
Вспоминаешь то, что раньше служило тенью.
Но дорожный посох деревом в землю врос,
А твой старый плащ среди сотен других потерян.
Что-то странное вокруг начинает происходить.
Ты не видишь смысла уже ни в городе, ни в побеге,
Только утренний цокот тысячи пар копыт
Так похож на бурлящие в скалах реки,
Только ветер вдруг доносит из-за стены
Тонкий звук, выдыхаемый горлом флейты.
Ты берешь его пальцами, как золотую нить,
Пропускаешь насквозь через грудную клетку.
И тогда за тобой исчезают улицы и мосты,
И порывы ветра ты ловишь в себя, как выстрелы.
Ты стираешь свой город,
потому что без внутренней красоты,
Потому что без внутренней красоты
ничего не имеет смысла
Снег в старых гнездах выводит своих птенцов
Снег в старых гнездах выводит своих птенцов,
Кормит крупой, согревает их возле сердца.
Птицы растут, превращаются в белых сов,
И разлетаются во все стороны света.
Стороны света знают полярных птиц.
Слепят глаза траве их седые перья,
Белые сны ложатся ей на ресницы,
Белые сны окутывают деревья.
Неба не видно за птичьим большим крылом,
Чувствуешь, что ему ни конца, ни края.
Даже внутри ощущаешь – белым-бело
Кровь в теплых жилах инеем пробирает.