Прошло еще два часа, и Канарейкин набрал Александра, в надежде, что тот еще не спит. Время близилось к полуночи. А поскольку телефон Киры был выключен, стало ясно: что-то случилось.
– Пашка? Ты чего так поздно? – хриплый голос Леонова, заставляя Кенара дернуться. Выдохнув, Паша успокоил расшалившиеся нервы.
– Сань, с Кирой что-то случилось. Мы договорились встретиться в ресторане, но прошло несколько часов, а ее нет. Телефон выключен. Не знаешь, куда она могла отправиться после работы? – спросил Павел, прочищая горло, стараясь не обращать внимания на чутье, не дающее ему покоя с утра.
На том конце замолчали, и Паша занервничал. Он не понимал, что происходит и почему никто ничего не говорил.
– Саш?
– Пах… Кира не была сегодня на работе, – сильнее стиснув смартфон, Канарейкин почувствовал: следующие слова ему не понравятся.
– Она вообще не сможет с тобой встретиться, потому что в отпуске и вчера вечером уехала из города. Ты разве не знал?
Схватившись за край стола, Паша почувствовал, как сильно бьется сердце. Казалось, каждый мог услышать его. Наверное, Кенар побледнел, потому что к нему бросился администратор, окрикивая молодому официанту – все равно слов было не разобрать. Словно вакуум накрыл сверху, не давая посторонним звукам просачиваться через толстое стекло.
Павел не понимал ничего. Мысли крутились вокруг одной-единственной фразы: Кира уехала из города. Собрала вещи, ничего не сказала, сбежав под покровом ночи. Леонова знала, что Паша в этот вечер вернется поздно и точно рассчитала время, дабы они не встретились. Ведь Канарейкин сам сообщил об этом накануне, обещая разгрести дела. дабы никто не мог помешать им насладится вечером в компании друг друга.
Одна секунда, и идеальная картинка разрушилась, точно карточный домик.
– Паша? – позвал обеспокоенный Александр. – Паш!
«Разбитые вещи починить нельзя. Можно попытаться склеить, но останутся сколы и трещины».
«Говоришь загадками».
– Пахан, алло!
«Ты просто не слышишь и не видишь. Мне бы не хотелось, чтобы тебе было больно. Нет ничего хуже предательства со стороны близкого человека».
Ярослав прав, а Павел Канарейкин – наивный олень. И когда тебя бросают – это действительно больно.
Напиши кто-то сценарий к слезливому фильму про жизнь безработного идиота, то концовка была бы трагичной. Паша рыдал на полу, рвал на голове волосы и бесконечно страдал, разнося все вокруг. Несокрушимая ярость заполонила существо, окончательно лишая разум здравомыслия. Но сердца разбивались каждый день, а люди продолжали жить. Канарейкин не считал свой орган, качающий кровь, хрустальной вазой, до которой чуть дотронулся, и та разлетелась на мелкие куски. Склеить нельзя – прекрасная вещь испорчена. Скорее, так рушились мечты, ожидания и вера.
И в этот день Паша Канарейкин дал себе зарок больше никогда не загадывать на будущее.
Иначе оно может просто не наступить.
Эпилог
Все что нас не убивает – делает сильнее.
По крайне мере, именно так думал Паша, рассуждая философски: хуже не будет, а баб в мире еще полно. На одной свет клином не сошелся. Он выдохнул дым сигареты, сидя на крыше своего дома с початой бутылкой виски, глядя на рассвет. В голове сейчас крутилась только одна мысль: зачем было звонить Ярику? Канарейкин не особо страдал, а вот лучший друг мог неправильно понять ситуацию и приехать со спасательной бригадой, решив, будто Павел вздумает лезть в петлю из-за женщины.
От подобных идей Канарейкина передернуло: он, конечно, олень, но не отбитый же?
Кенар затушил окурок и вновь потянулся к пачке, доставая последнюю сигарету. Где-то на задворках подсознания загорелась красная лампочка.
– Ну, блядь, и эти прошмандовки кончились, – буркнул недовольно, допивая остатки виски.
Хороший напиток, крепкий. Вот только у Павла ни в одном глазу не было и толики градуса. Стало немного обидно. Пришлось чиркнуть зажигалкой и мрачно посмотреть на яркие оранжевые лучи, прорывающиеся сквозь темное покрывало небес. На секунду Канарейкин задумался: может собаку завести? Животное точно никогда не подставит и никуда не сбежит. Если это, конечно, не Пуся.
Кенар скривился, потому что его везением и собака будет – оторви и брось. Нет, никаких животных. И баб с их тараканами.
– Тридцать пять процентов дивидентов. Разориться можно, – вдруг проворчал Паша, считая на пальцах. – Расходы какие, и это мы еще не заменили проводку. А сантехника? Откупы? Документы? Блин, может кредит взять…
Женщины – одно, дела совсем другое. Мысли Павла плавно перетекли с проблем сердечных на насущные. Где сэкономить на материалах? Стоило ли оставаться совладельцем или проще выкупить долю? Опять же, озеленение территории дворца требовало немалых затрат: один дурацкий фонтан стоил, как крыло самолета.
– Надо было на сантехника учиться, – буркнул Кенар, ежась от прохлады и запахивая ворот пальто. – Починил унитаз, деньги в кармане, никаких проблем с наличкой. Тьфу.
Голоса друзей заставили Канарейкина очнуться от расчетов и планов. Не оглядываясь, Паша уже знал, что за делегация пожаловала на крышу. Никак не посидеть в тишине и не проветрить голову без этих лиц полукриминальной наружности. Особенно той, что орала громче всех.
– Говорил, что он здесь! Видите? Живой, здоровый, бухает и курит. Пашенька – птица гордая, кремень. Стальные яйца. В полет с депрессией не отправится.
– Чего ты радуешься как дебил? А если бы он прыгнул?!
– Куда? Максимум до ближайшей кровати с бабами. Все, в другие направления его авиалинии не летают, – на это замечание Тасманова Паша только закатил глаза.
– Не говори глупостей. Нашли соплежуя, чтобы из-за стервы на асфальт с разбега, – мрачный голос Сергея отозвался теплотой в душе Кенара.
Рядом мелькнула чья-то яркая шуба, и знакомый цветочный аромат накрыл с головой, когда Кристина села рядом. Ярик пристроился по другую сторону, бренча пакетом с бутылками, в которых явно разливали недетское шампанское. Радов аккуратно вытащил закуску, а Кенар, бросив взгляд на этикетки стеклянной тары, поморщился.
– Серьезно? Водка?
– Тяжелые времена требуют суровых решений, – беспечно ответил Ярослав, беря в руки одну из бутылок. Тасманов покосился на Кристину, сомневаясь, будет ли она потреблять подобный неженственный напиток.
– Открывай, клоун, я тебе не кисейная барышня, – Гриднева махнула рукой, давая понять, что готова выпить.
На это Паша только вскинул брови.
– А тебя чем приманили?
– Сказали, что нужна баба. Дабы ты поплакался в чью-то грудь понял: мы не все конченые суки, – Кристина изящно вытащила тоненькую дамскую сигарету из пачки и закурила, взглянув на Павла из-под полуопущенных ресниц. – Вижу, тебе уже не надо.
– Просто Яричек любит раздувать из банальной ситуации трагедию в стиле Шекспира, – усмехнулся Паша и устроился удобнее между друзьями.
– Надо было вышвырнуть ее из хаты, – скрипнул зубами Сергей, когда Кенар обернулся, вдыхая морозный воздух полной грудью.
– Зачем? Только лохи мстят женщинам. Ушла, и флаг в кулак, – пожал плечами Канарейкин, отгоняя подальше неприятное чувство тоски и потери. – Значит, то было не мое.
– Но волосы вырвать стоило, – вклинилась Гриднева, туша окурок. Она дождалась, пока Ярослав с пыхтением откроет бутылку и отпила прямо из горла, морщась от неприятного вкуса.
– Господи, какая гадость.
– Солнышко, может, надо было вино? – заботливо поинтересовался Радов, вызывая усмешку у остальных.
– Я тебе сейчас дам, солнышко, – прошипела Кристина, передавая бутылку Павлу.
Первый круг прошел тяжело, но с закуской стало приятнее и теплее.