Карнавал теней

Кавалер Домино обхватил голову руками. Треуголка свалилась у него с головы. Только на висках серебрились ещё длинные белые пряди, а макушка была гладкой и тёмной, словно старый жёлудь.

Клариче и подумать не могла, что ослышалась.

– А где вы были полгода назад? – не раздумывая, спросила она.

Молчание.

– Отвечайте!

Дзани отступил в свой угол, будто надеялся укрыться там.

Сердце сестры забилось сильнее.

– Ну же! – крикнула она. – Я открылась вам, теперь ваш черёд! Думаете, моя тайна не стоит вашей? Если да, мы будем биться снова, хотите вы того или нет!

Дзани ударил кулаком по стене.

– Чёрт бы вас побрал, – прошептал он, – будь по-вашему!

Кавалер Домино резко обернулся и подошёл к девушке. Длинный и тощий, он встал на самой границе солнечного луча, и птичий клюв его маски навис над Клариче.

– Ваша тайна стоит моей?! – зло прошипел он. – Я что-то сомневаюсь. Но мой долг услужить даме. Можете любоваться!

С этими словами он шагнул в полосу света. Кисти его пропали, маска повисла в пустоте. От всего человека остался только огромный плащ, испещрённый золотыми ромбами.

– Как я, хорош? – язвительно спросил бестелесный голос.

В следующий миг плащ очутился в тени. А Клариче снова увидела долговязого господина в птичьей маске, чему втайне обрадовалась. Всяко лучше, чем говорящее ничто.

– Только не говорите, что ничего не видели, – прошептал Дзани, сложив руки на груди, – я фокусы не показываю!

Он презрительно хмыкнул:

– Ну что, хороша ли моя натура? Конечно, не чета вашей: плоти у меня сроду не было, настолько я беден, но я не чёрт! Я… Неужели вы правда ничего не видели?

Клариче молчала. И хотя молчание не было долгим, Дзани не стал дожидаться ответа.

– Тень! – воскликнул он. – Неужели не догадались вы, или никогда не глядите на тех, кого топчете?! Тень видели вы, сами того не сознавая. Кто же ещё исчезает от света и растёт в час вечерний? Я – тень господина Скьяри!

Сказал и будто задохнулся. Кавалер Домино медленно обошёл солнечный луч, падающий из окна, и вернулся в свой угол, где поднял треуголку и, отряхнув её, прикрыл безобразную плешь.

За всем этим Клариче наблюдала молча. Наконец она негромко произнесла, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику:

Примечания