Сожженные цветы

– А я больше притчи Соломона люблю: «И при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль…»

– Красиво. И правдиво…

Они помолчали.

– Спасибо за чай. – Ира поднялась. – Мне пора.

– Вам спасибо!

Они вышли в коридор, Ира стала одеваться, застегиваться, а Виталий просто стоял опустив руки. Он не подал ей пальто, не попытался поухаживать за ней. В нем вообще не было этой провинциальной галантности – назойливой попытки убедить женщину в ее неспособности самостоятельно одеться и выйти из транспорта, да еще и с непременной обидой, если женщина не визжит от счастья, принимая ненужную помощь.

Всю дорогу домой Ира думала о Виталии. Ей показалось, что, несмотря на правильную речь, он из среды малообразованной. На его руках она заметила застарелые мозоли, он сутулился за столом, громко прихлебывал чай, и одежда сидела мешковато. Скорее всего, парень относится к типу самородков, людей, которые чувствуют свое предназначение и идут к нему даже через непреодолимое. И еще, он человек с прошлым.

Почему он прочитал именно эти строки из Иоанна, про агнца закланного?

Снова завертелась карусель дней.

Про нового знакомого Ира не вспоминала. Все-таки, как ни крути, он – молодой мужчина. Это ли ей сейчас надо, когда она решилась покинуть мир?

На воскресной службе она увидела Виталия снова, отметив про себя невероятную бледность его лица. Неожиданно он схватился за грудь и быстро направился к выходу.

Ира, ощутив смутную тревогу, пошла следом. Он почти выбежал из ворот церкви, прошел немного по улице и вдруг, согнувшись пополам, закашлялся. Приступ сотрясал все его тело. Он словно слепой, не разгибаясь, нащупал церковную ограду и опустился возле нее на корточки. Ира слышала, как воздух со свистом втягивался в его легкие. Белый платок, который он прижал к губам, стал красным.

Боже, да это же туберкулез! Инстинкт подсказал: держись подальше! И именно эта недостойная христианки мысль заставила Иру склониться над больным.

– Виталий, вам помочь?

Пытаясь сдержать кашель, он поднял на нее полные слез глаза и отрицательно помотал головой.

– Я отвезу вас домой. Нет, лучше вызвать «скорую»!

– Нет. Сейчас… Пройдет…

– Может, нужно лекарство?

Он отрицательно помотал головой и, низко опустив голову, снова страшно закашлялся. Постарался восстановить дыхание. Вдруг резко сплюнул багровым сгустком на запорошенную снегом кромку асфальта. Ира невольно вскрикнула, выхватила свой носовой платок из кармана и бросилась – вытирать ему губы, поддерживать, спасать и помогать.

– Домой… – проговорил больной, принимая заботу Иры.

Он вдруг ослаб и все ниже оседал в ее руках.

– Сейчас поймаю такси!

Она пристроила Виталия у ограды, а сама бросилась на проезжую часть.

В машине Виталий почти не кашлял, а только тяжело дышал, откинувшись на спинку сиденья. Ира беспокойно поглядывала на больного, опасаясь, что у него, как у Дамы с камелиями, пойдет горлом кровь. Однако ничего такого не произошло.

Она отметила про себя естественность, с которой Виталий принял ее помощь. Как больное беспомощное животное, вверяющее себя в руки хозяина – с молчаливым пониманием необходимости.

В такси они оба молчали, Виталий только достал уже знакомый Ире бумажник и протянул купюру. Когда машина остановилась у подъезда его дома, Ира расплатилась, и они вышли.

– Дальше вы сами?.. – полуутвердительно спросила она.

– А… – Он помялся, но решился предложить: – Зайдите ко мне, пожалуйста!

Отказать тяжелобольному человеку Ира не могла.

– Ну, хорошо.

– Спасибо!

Его глаза засмеялись, он поймал лучик ее улыбки и улыбнулся в ответ. Тут же, вдохнув холодного воздуха, раскашлялся снова. Ира всплеснула руками и потащила его к подъезду.

Дома Виталий принял какие-то лекарства, согрелся, задышал ровнее. Они снова пили чай и говорили на неважные темы. Про себя Ира гадала: сколько ему лет? Что делал в прежние годы? Чем сейчас занимается?

– Вы один живете?

– Да, я сирота.

– Я тоже. Работаете?

– Да. На заводе. Я по металлу…

– Любите свою работу? – В Ире всегда сидел педагог и никогда долго не молчал.

– Люблю? – с недоумением переспросил он. – Работа как работа. Я совсем один остался, мне работать надо, иначе есть нечего будет.

– А я люблю свою работу. Я учитель в школе.

– Почему-то я так и подумал.

– На лбу написано?

Виталий кивнул, и оба рассмеялись. Потом, как туча находит на солнце, повисло пустое молчание. Хозяин квартиры, насупившись, опустил глаза, Ира тоже ощутила неловкость: может, пора уходить? Но оказалось другое. Виталий помолчал немного, бессмысленно болтая ложечкой в чашке с чаем, и заговорил совсем иным тоном:

– Вы, наверно, думаете: чего он ко мне пристал, да?

Ира изобразила на лице вежливое «что вы, что вы!».

– Но не можете же вы просто общаться с человеком, не зная, кто он и что? Ведь не можете!

Ира пожала плечами.

– Мне показалось… извините, что я вот так прямо рублю, но мне и впрямь показалось, что мы с вами имеем нечто общее в душе! Я мало хороших людей видел, но вот вас сразу понял. Вы – добрый человек, вы в Бога верите, и еще есть в вас нечто такое, что я в людях ценю. Это – как бы выразить? – нестяжательство, отрешенность… Вы видите во мне не наносное, а то, что я от всех прячу.

– Я не хотела лезть вам в душу.

– Ну вот… – расстроился Виталий, – что-то не то сказал!