Призраки балета

– В автобусе, – неожиданно покладисто ответил молодой человек. – Она в театр ехала, у нее на карточке денег не осталось, а тогда шоферы еще наличные не принимали. Она и стала спрашивать, у кого на карточке есть… я за нее заплатил, она деньги все хотела отдать, так и разговорились.

– Понятно. Так куда вы вчера ходили?

– Да никуда! Нет, к одному клиенту ходил, это рядом, у него с монитором проблемы.

– Починили?

– Нет еще! – снова ощетинился Волкан. – Вот выпустите меня, тогда и починю! А вчера у меня другие дела были.

– Когда вы поехали встречать жену?

– Не помню… часов в пять вроде.

– А вы с ней договаривались?

– Да какое вам дело?.. Нет, не договаривался, хотел сюрприз сделать.

– Где вы ее ждали?

– Где-где! У театра этого проклятого, где же еще!

Так. Не нравилось тебе все это, да? Театр, танцы, богема – или, может быть, успех и известность? Вот ведь они, совсем рядом, а не твои. Или все-таки примитивная ревность?

– Сколько времени вы прождали?

– Не помню я, полчаса, час, какая разница?

– Господин Волкан, было бы хорошо, ели бы кто-нибудь вас там видел и вспомнил. Где именно вы ждали жену? Заходили в кафе или в магазины? Дождь же, кажется, был?

– Господин Волкан не обязан оправдываться, – воспользовался случаем адвокат. До этого Кемаль задавал вопросы быстро и словно вскользь, как будто перекидывался в пинг-понг, а господин адвокат лишь напряженно следил за легким скачущим шариком. – Убийство совершено не в это время, и мой клиент…

– Ваш клиент, по-моему, не возражает против моих вопросов. Мы же хотим найти убийцу, правильно? – примирительно сказал Кемаль, словно успокаивая готового расплакаться ребенка. Да и кто он, в сущности, как не растерявшийся и действительно готовый заплакать ребенок? Мальчишка, двадцать шесть лет – что он видел и что он знает?.. Теперь, правда, он видел, во что превратилась женщина, которую он любил, но разве это то, что помогает взрослеть?

– Никуда! Я никуда не заходил! Я постоял перед театром… под зонтом постоял, потом понял, что она могла не через служебный вход выйти, а через главный, пошел туда, там постоял. Может, меня кто и видел, не знаю! Они же выходили там все…

– Кто именно, не помните? У вас были знакомые в театре?

– Да, но… – он попытался сосредоточиться и припомнить, но, видимо, не смог и снова разозлился: – Какая, к черту, разница – выходил, не выходил?! Вы теряете время, время, понятно вам?! Делайте что-нибудь, делайте! Ищите этого мерзавца, я вам говорю! Или я…

– Остановите запись, пожалуйста, – вклинился адвокат, не дав Волкану произнести угрозу, – мой клиент сейчас не в том состоянии, чтобы вы могли продолжать допрос. Он не отвечает за свои слова, поскольку находится в состоянии глубочайшего стресса.

– Хорошо, – согласился Кемаль, – я, собственно, записывал только для того, чтобы ничего не упустить. Вы же понимаете, что разные мелочи могут оказаться важными. Словом, вы с госпожой Пелин разминулись, правильно?

– Ну да, да! Разминулись, и я домой поехал.

– А звонить ей вы пробовали?

– Пробовал, разумеется, сколько раз! Только у нее телефон выключен был. Они во время репетиций выключают… она потом всегда забывает… – настоящее время глагола, похоже, поразило его: Волкан опустил голову на руки, длинная челка, качнувшись, совсем заслонила лицо, парень издал судорожный звук, не то стон, не то всхлип… что ж, ваш выход, господин адвокат, самое время для защиты обиженных.

Интересно, где парень так быстро нашел адвоката?

Этот Эрман уже вчера приступил к делу: скорее всего, друг семьи, или чей-нибудь знакомый, или сосед знакомого, или знакомый соседа, вот и старается.

– Вы, наверно, где-то там рядом живете? – выслушав очередную адвокатскую тираду, совершенно неофициальным тоном спросил Кемаль.

– Да в том же доме! – охотно пошел на контакт Эрман, словно ему тоже уже надоели эти игры в правильные и красивые слова и хотелось поговорить нормальным языком. – Моя жена вышла узнать, что случилось, она с матерью Волкана знакома, вот и вызвала меня, чтобы помочь. Ясно же, что он здесь ни при чем, вы сами на него посмотрите!

– Я смотрю, – выразительно произнес Кемаль, – и вижу, что в состоянии аффекта ваш неуравновешенный молодой клиент мог натворить много такого, о чем теперь искренне жалеет.

Что ж, пора переходить к следующему номеру. Кемаль выдвинул ящик стола и достал оттуда кусок светло-серого провода.

– Знакома вам эта вещь?

Волкан на секунду вынырнул из моря своих страданий и почти осмысленно посмотрел на то, что ему показывали.

– Ага, – равнодушно кивнул он, – обычный сетевой кабель. Для подключения Интернета по выделенной линии. А что такое?

– У вас такой имеется?

– Ну да, – он снова начал раздражаться. – Вам-то что?! Мало ли какие кабели у меня… имеются! Охота вам ерундой заниматься!

– Это не ерунда, господин Волкан. Дело в том, что точно таким же кабелем была задушена ваша жена. И у нас есть основания полагать, что тот кусок кабеля был отрезан от принадлежащего вам мотка.

– Что это за «основания»? У вас есть заключение экспертизы? – вредным голосом спросил адвокат.

– Вы прекрасно понимаете, что пока нет. Никто так быстро никаких заключений не даст. Но вероятность существует. Кабель отрезан под косым углом, судя по всему, кусачками, и точно так же обрезан кабель, который мы изъяли из квартиры господина Волкана. Не так, как вот этот, – Кемаль показал Эрману специально взятый у компьютерщиков кусок провода, который он предъявлял подозреваемому, – а наискосок.

– Все эти провода абсолютно одинаковые! Вы не можете использовать это в качестве доказательства и строить обвинение на таких шатких основаниях.

Интересно, он изначально умел говорить такими фразами и поэтому подался в юристы, или это приобретается во время учебы и последующей казуистической практики?

– Кабель! – вдруг выкрикнул молодой человек, и взгляд его сделался совершенно безумным. – О господи, кабель! Да кто угодно может его взять где угодно!.. Даже если он мой, этот кабель! Я не убивал ее, как вы не понимаете?! Да, мы ссорились, ссорились – это вам уже доложили! Но я ее люблю, и поэтому!.. Я этот ее театр ненавижу! Ненавижу, понимаете?! Я бы его взорвал, будь моя воля… мы год женаты, а сколько дней вместе?! Сколько, вы знаете?.. Ни о ребенке слышать не хочет, ни о чем…Этот проклятый балет все убивает, все! Они там ненормальные все, если хотите знать! Кабель, при чем здесь ваш кабель?! При чем здесь я?! Я ее умолял бросить все это к черту, пока не поздно! И вот, он ее все-таки убил, убил!

– Кто именно, господин Волкан? – осторожно и вкрадчиво, чтобы не спугнуть, спросил Кемаль.

– Я же вам говорю: балет! Балет этот проклятый! Этот чертов… – последнее слово пропало в рыданиях, а челка и руки снова скрыли измученное лицо.

На какую-то долю секунды они, адвокат и сыщик, почувствовали себя союзниками – все понимающими взрослыми, склонившимися над безутешным ребенком, но, обменявшись быстрыми взглядами, опять превратились в тех, кем им положено было быть.

«Видите, как легко я сыграю на его невменяемости и состоянии аффекта! Может, он ее и убил, но это вы еще докажите, а невменяемость налицо!» – ясно выразил один взгляд.

«Вам лишь бы зацепиться и играть в свои игры, а я убийцу ищу. И найду, будьте спокойны, вменяемого или невменяемого!» – ответил ему другой.

4. Вальс

Ноябрь… что может быть хуже?!

Для Лизы это всегда был самый нелюбимый месяц, а уж в этом году…