…Когда первая радость – «Живы! Спаслись!» – схлынула, у обоих семейств нашлись некоторые вопросы к счастливо обретенным детям.
И нет, эти вопросы звучали не «Как вы умудрились влипнуть?» Этот вопрос Эдвард уже задал управляющему национальным заповедником, каковым и являются означенные гроты. Тот, попеременно бледнея, краснея и зеленея от ужаса, клялся разобраться.
Разобрался. Причина оказалась проста – сволочи-кладоискатели, вместо разрешенных им к применению взрывчатых веществ, рассудили, что с этими «взрывпакетами» они будут ковыряться до старости, или, что вернее, до исчерпания финансирования, и притащили заряды к месту работ, превышающие допустимую мощность на порядок.
Именно это решение чуть не стало причиной трагедии – и только чудом ее удалось счастливо избежать.
И теперь, ощупав и зацеловав чад, все собравшиеся в малом портальном зале взрослые желали знать, каким именно чудом?
Чадо же вместо того, чтобы просто ответить на вопрос и всё объяснить, спокойно натянул, неторопливо застегнул свою рубашку, обвел присутствующих взглядом и уточнил:
– Может быть, не здесь?
Неладное чуялось уже тогда. Тревожно переглянувшись, мы с Эдом пригласили всех в его кабинет.
Там на некоторое время стало не до расспросов – ребят осматривал врач, муж звонил управляющему заповедником, Ар-Бравлинги тоже кому-то звонили, а под дверями кабинета толкались школьники, которых вернули в поместье, сразу после случившегося…
Всё это время – пока врач проводил осмотр, пока в кабинет прорывался Алан Плай, пока его пытались из кабинета вытурить (сначала – без жертв и разрушений, потом – как придется), Ричи с Ильзой тайком обменивались взглядами, как будто случайными касаниями и держаться старались как можно ближе друг к другу.
– Итак, молодые люди, может быть, вы всё же объясните, что произошло? – задал сакраментальный вопрос Гелиос Ар-Бравлинг, когда посторонних в кабинете не осталось.
Ильза быстро мазнула взглядом родителей, и потупила взор.
Ричи, наоборот, уставился на господина Гелиоса в упор.
Ноги расставлены на ширину плеч, плечи слегка ссутулены, взгляд слегка исподлобья – ну здравствуйте-приехали!
Эту стоечку мы не раз видели – приготовился держать оборону и стоять до последнего, наплевав на доводы, аргументы и правоту…
У меня чесались руки влепить ребенку подзатыльник. Сколько можно ему говорить – контролируй выражение лица! Следи за телом! Не давай оппоненту лишних сведений о твоих намерениях и эмоциональном состоянии!
Поймав мой взгляд и словно прочитав мои мысли (надеюсь, что нет!), Ричи выпрямился, расслабил плечи, встал спокойно и ровно, и взгляд, который он так и не отвел от Ар-Бравлинга, сделался светлым и безмятежным.
Я залюбовалась своим ребенком – красивого мы с Эдди все же мальчика вырастили!
Правда, это любование сгинуло без следа, когда детка прямо и без затей рассказал, как именно ему удалось вытащить спутницу из ловушки.
Боже-боже, до этого момента я была уверенна, что мое талантливое чадо взломало родовые щиты!
Наступившую за этим известием паузу разрушила ошеломительно прекрасная фраза Хелены Ар-Бравлинг:
– Нет, со всем уважением, ваш сын – совершенно неподходящая партия для нашей дочери.
В повисшей оскорбленной тишине особенно громко прозвучал прыскающий звук вырвавшегося наружу смеха.
Как внезапно оказалось – мой.
Под изумленными взглядами всех собравшихся, я зажала рот обеими руками, посмотрела на мужа, и спрятала лицо в ладонях, откуда раздался смех уже не сдерживаемый.
– Простите, – всхлипнула я, жена – и мать, между прочим! – Феррерс! Лорд будущий! Аристократ в бес знает каком поколении! Неподходящая партия! Ой, я не могу! Извините, мне нужна минутка!
Я стремительно вылетела из кабинета, чтобы безудержно, до слез расхохотаться в коридоре.
Мне, наверное, могло бы даже стать стыдно – но все справляются с истерикой по-разному.
Хелена Ар-Бравлинг, к примеру, говорит вслух вещи, которые никогда бы не сказала влиятельному политику соседнего государства!
Впрочем, я быстро вернулась, утирая глаза.
– Простите, – повторила я сдержанно и сухо, вдохнула и выдохнула. – Так, на чем мы остановились? Ах да! Как вы смеете так говорить о моем ребенке?!
Свекровь сидела с красными пятнами на щеках – то ли ей было стыдно за мое поведение, то ли она не сочла такой жизненный поворот забавным, а Хелена сухо и сдержанно принесла извинения. Кажется, уже повторно.
Я так же чопорно их приняла, и все дружно «забыли» об этом прискорбном инциденте.
В котором, собственно, и таился корень проблемы: королевский дом Шельгары отпрыск рода Феррерс не подходил по многим причинам,
Даже если он к тому же сын министра.
Потому что министры приходят и уходят, а королевская кровь, кровь Драконов Шельгары, остается.
Интересно, Ричи знал, что она – принцесса?
В школе – вряд ли. А в гротах, когда предложил ей свой план спасения?
Она сказала?
За тонкую душевную организацию своего нежного и ранимого крохи я не очень переживала – нежностью, ранимостью и тонкостью душевной организации он пошел в меня, а я этого богатства в жизни в глаза не видела. Да и он уже давно не кроха. Если ему это нужно, то переживет как-нибудь и скрытность ее, и происхождение.
Отговаривать сына я так же совершенно не собиралась. Если кому-то из Феррерсов или Ар-Бравлингов хочется, то ради всего святого – вперед, на рельсы, а я под этот поезд вставать не собираюсь, у меня совершенно другие интересы в жизни!
И пока все вокруг кудахтали и спорили, я сидела в уголке и сладострастно мечтала об Ильзиной генетической карте.
Нет, но какова нахалка все же!
Стоит, глазки в пол – скромница, паинька. И пока Ричи держит оборону, вроде бы и не при чем тут. А стоило отцу только попробовать надавить на нее лично – даже не надавить, просто обозначить давление! – как кулачки сжались, глазки закрылись, и дыхание сбилось, стало быстрым, поверхностным…
Гелиос отступил.
Я на всякий случай подняла щиты – и свои личные, навешенные на мужа и сына, и стационарные.
– Милая, пожалуйста, успокойся! Здесь не о чем переживать… – мягко шагнула к дочери Хелена Ар-Бравлинг.
– Хелена, стой. – Жестко вмешался новый голос. – Она сама.
И голосом этим можно было резать плоть, как скальпелем. Я бросила в ту сторону быстрый взгляд, и не поняла, кто из двоих это сказал: оба мужчины сидели собранные, напряженные. В состоянии магической готовности.
– Я сама, – облизнула губы Ильза. – Сама.