Игры с огнем. За гранью

– Ну, так, Феррерс, у нас принято – после первого боя новичок проставляется. – известил меня Роксвуд. – Но мы сейчас на щитовой, и ты у нас желторотик, сама здесь не добудешь, так что, когда вернемся в часть, с тебя причитается.

В некотором обалдении кивнула. И выдала вопрос, запредельный в своей гениальности:

– А это, вообще, разрешено?

– Нет, – веско ответил Корнвел. – Поэтому майора мы и не пригласили.

Ага. Логично.

– То есть, майор не знает…

Смешно сказать, но меня мало волновала законность пьянки, я просто тихо и искренне радовалась, что раз он не знает – значит, не придет, а раз не придет, то мне и не придется с ним общаться!

Это ли не радость, господа?

Над моей головой кто-то рассмеялся, и меня под коленки пихнули стулом, а когда я села – вместе с ним придвинули к столу.

Вальштейн, проделавший этот трюк, ухмыльнулся, и пояснил:

– Как бы не знает. Ни он, ни Гоммельштайн. Формально. А по факту – группе, которая отбила пробой, разрешено отпраздновать. В рамках разумного, конечно.

Я вспомнила свой до краев налитый стакан.

Ой, разные у нас с вами рамки разумного, господа боевые маги. Ой, разные!

А потом махнула рукой и расслабилась.

Меня хлопали по плечам и по спине.

Поздравляли с боевым крещением.

Предлагали еще коньяка. Когда предлагали слишком настойчиво, я находила взглядом Маккоя, лениво развалившегося на диване и в пьянстве участия не принимавшего, он делал сур-р-ровое лицо, и щедрый даритель отваливался.

Очень удобно!

Разговоры-разговоры-разговоры.

Общая радостная и атмосфера, осознание, что мы – молодцы, мы сегодня одержали пусть не большую, но и не маленькую победу, ощущение принятия и общего со всеми настроения, легкого и приподнятого – я пьянела от этого без вина, и те ничтожные капли, оставленные для легкости духа, можно было убрать, ни на что они не влияли.

По комнате отдыха расползлись ровным слоем маги и занимались, у кого к чему душа лежала.

– Ты молодец, ювелирно границы провела. Наши потом ходили смотрели – ни одна вышка даже не потемнела от пламени, всё внутри барьера осталось! – Вальштейн с удовольствием общался на тему магии, и я ничего не имела против.

– А какую площадь максимально взять можешь?

– Зависит от стимула, – хихикнув, призналась я. – У меня сегодня личный рекорд был. Очень выпендриться хотелось!

Он хохотнул, и мы сделали кружками чин-чин. В моей, правда, был только воздух, но беседе это не мешало.

А как?

А сколько?

А как долго тебя этому заклинанию учили?

Слушай, а переходи к нам, в боевики? С минобороны утрясем!

Я поперхнулась непрожёванным вяленым мясом, представив глаза министра, который получит прошение перевести природного портального мага в действующее боевое подразделение, и прям воочию услышала, что он мне на это скажет.

Вот прям лично в кабинет вызовет, и скажет – дядя Малькольм деликатностью не страдал, а о популярном мнении, что нецензурная лексика при работе с подчиненными снижает эффективность их труда, и вовсе, кажется, не слышал…

– Нет, спасибо, – пробормотала я, и потянулась за водичкой, запить привидевшуюся картину.

– Слушай, – шепотом спросила я у собеседника, – а Маккой что, вообще не пьет?

Ну, не укладывалось это как-то в мои представления о бравом Макняне.

Вальштейн хохотнул:

– Так он же при исполнении!

Ой! Точно!

Рупер достал из-под стола бутылку, которую туда прятали на случай внезапного появления майора.

То есть, все как бы все знают, но правила игры должны соблюдаться неукоснительно.

Ритуал-с.

– Будешь? – вопросительно поболтал бутылкой Вальштейн.

Я отрицательно накрыла кружку ладонью – нет мол, спасибо – но тут с дальнего дивана подал голос Маккой.

– Феррерс, последний шот, чтобы спалось крепче – и мы отчаливаем.

И выдал на возмущенный ропот (не мой, кстати, еще я не подрывала авторитет человека, на которого можно свалить что угодно со словами «Мне Маккой не разрешает»):

– Парни, идите к демонам. Экеой собирался завтра ее на портал ставить, еще не хватало накануне до утра фигней страдать!

– Ясно-ясно! – Рупер примирительно поднял руки, в одной из которых по-прежнему держал коньяк. – Я все понял, госпожа наседка!

И демонстративно набулькал половину кружки, приговаривая:

– Давай, деточка, пей, мама сказала – маму надо слушаться!

А я сидела, как будто громом пораженная.

Неужели?