Гордая птичка Воробышек

– Привет, – отвечаю. – А мы знакомы?

– Конечно! Валера, – самоуверенно произносит парень и широко улыбается в ответ на мой озадаченный взгляд. Ставит локоть на стойку, нависая сбоку. – Помнишь, у дверей буфета? Я еще обещал прислать к тебе секретаря с визиткой, ну типа с красивым жестом к прекрасной даме?

– Помню, – киваю я, теряя к разговору интерес. Позади парня к стойке подходят две симпатичные девчонки из параллельной группы, и Валера тут же окидывает их заинтересованным взглядом.

– Отчего же не прислал? – спрашиваю, отворачиваясь. Что за фрукт этот Валера – понять не сложно. Отпиваю чай и жую теплую ватрушку.

– Ты ж адресок не дала! – запросто находится парень с ответом. – Может, сходим куда-нибудь вечером? – легко предлагает. – В кино, например. А хочешь – в боулинг?

Я удивляюсь.

– Что, и даже имени не спросишь? Типа, у прекрасной дамы?

– Ну почему же, спрошу, – не теряется студент. – Хотя именные билеты в кино не нужны. Так как? – придвигается ближе.

– Извини, – я дожевываю булочку и сминаю салфетку. – Не получится.

– Что, не нравлюсь? – улыбается Валера, глядя, как я бросаю стаканчик в мусор.

– Нет, – честно отвечаю я. – Но дело не в этом.

Я отхожу от стойки и обхожу рядом стоящий столик, когда слышу за спиной ехидный смешок, брошенный мне вслед одной из девчонок:

– Да в том, в том, Сосницкий! Не сомневайся! Ей просто не нравятся такие зеленые, как ты! Она у нас с четвертым курсом на лестнице зажимается. Сама видела! С виду такая скромница, а на деле все обстоит очень даже весело! Правда, Воробышек?

Буфет вдруг затихает, а я растерянно оборачиваюсь к девчонкам и к вскинувшему в интересе светлую бровь парню.

– Что ты несешь? – спрашиваю коротко стриженую блондинку, взъерошившую волосы в жуткой укладке.

– Ты еще скажи, что нет! – хихикает девчонка. – Так что умойся, Сосницкий, и шагай к нам. Ты для нее – бледная моль.

– Это почему же? – возмущается парень. Окидывает себя критическим взглядом. – Вроде ничем бог не обидел. Ни умом, ни телом. И кто же у нас такой яркий?

– Илья Люков, – с готовностью сообщает девчонка. – Знаешь такого?

– Да вроде, – удивляется парень. – Лорка, ты уверена?

– Уверена! Так что оцени шансы, Валерка, – смеется девушка, – и не трепыхайся. Подожди, пока Птичку попользуют слегка, а потом уже и в кино приглашай. Так сказать, разогретую.

– Это правда? – Сосницкий криво усмехается и подходит ближе к девчонкам. – Если да, то я следующий! – говорит, оглядываясь на меня. – Имей это в виду, э-э, Воробышек, кажется? – подмигивает со смыслом, обнимая за плечи одну из подруг.

Это просто невероятно. Троица хихикает, студенты в любопытстве косятся на меня, а я стою, словно облитая помоями, не зная, что сказать. Когда из подсобки выходит буфетчица Нина с полным подносом горячих хот-догов, я беру себя в руки, направляюсь, держа спину прямо, к ней за прилавок и решительно отбираю поднос. Возвращаюсь к стойке и опускаю его с хот-догами на головы изумленной троице. Слушаю с удовольствием в отчетливой тишине буфета звук упавших на пол горячих бутербродов.

– Ненормальная! С ума сошла! – взрываются криками взбешенные девушки, но вдруг странно затихают. Как и плюющий грубыми словами парень. Не обращая на них внимания, я возвращаю поднос в руки недовольной буфетчице, невозмутимо достаю из сумки кошелек и вытряхиваю из него на столик кассы весь свой небольшой аванс.

– Вот, возьмите. Сдачи не надо, – вежливо говорю женщине, пряча в сумку пустой кошелек. – Извините, – еще раз прошу, разворачиваясь к дверям…

И спотыкаюсь на месте.

У входа стоит Люков в компании Лизки Нарьяловой и знакомого мне парня по имени Стас. Вместе со всеми равнодушно смотрит на меня. Когда я подхожу к дверям, он так и продолжает стоять, загораживая путь, и мне приходится тихо, но твердо сказать в его грудь: «Пропусти» – прежде чем выйти и, минуя озадаченного Кольку, шагающего навстречу по коридору, убраться из университета.

***

– Тань, займи денег, а? – я набираю номер телефона, прижимаю трубку щекой к плечу и торопливо впрыгиваю в джинсы. Натягиваю носки. На часах пять вечера, я едва не проспала на работу, и чтобы успеть к половине шестого в центр города, мне нужна помощь подруги. – Я на работу опаздываю, – говорю, снимая с сушилки свитер и просохшие после внеурочного наводнения ботинки, – пешком не успею!

– О господи! – замирает на том конце связи Крюкова. – Женька, что стряслось? – вопит в трубку. – Опять твой Люков, да? Он что, сволочь такая, снова оставил тебя без копейки?! Вот же урод!

– Да нет, Тань, – спешу я возразить подруге, задувая грозящий обратиться в пламя вспыхнувший фитилек Танькиного темперамента. – Люков здесь совсем ни при чем! Правда. Да и какой он мой, Крюкова, скажешь тоже! – удивляюсь словам девушки. – Я в буфете сегодня поднос горячих хот-догов нечаянно перевернула. На пол, представляешь? Полный, конечно! Ага, клуша! – соглашаюсь с подругой, вгоняя шпильки в волосы на макушке. Достаю с антресоли спортивную сумку, сую студенческий в карман. – Пришлось возместить. Сама понимаешь: перемена, а тут студенты из-за меня голодные остались… Так ты займешь, Тань? Мне немного. Завтра утром после работы на часик домой съезжу, мама обещала выручить.

– Тю, конечно! – фыркает в трубку Танька. – Возьми у меня в тумбочке сколько надо. Не стесняйся.

Я оглядываюсь на тумбочку Крюковой и мотаю головой.

– Нет, Тань, – отвечаю, – я так не могу. Не буду я в твои вещи лезть. А ты далеко? – спрашиваю, нахлобучивая на голову шапку. Наклоняюсь и спешно шнурую ботинки, отыскивая взглядом ключи.

– Ну ты даешь, Воробышек! – возмущается Танька. – Не будет она лезть… Как будто ты мне чужой человек! – неожиданно обижается. – Нет, не далеко. У мобильного киоска на углу Яровой с Дементьевым тарахчу. Ты давай, Женька, к остановке выбегай, мы тебя здесь перехватим!

– Вот спасибо, Тань! – отвечаю, хватаю сумку и выбегаю из комнаты. – Не знаю, что бы я без тебя делала! – признаюсь подруге и слышу в ответ ее довольный смешок.

***

– Вот здесь, пожалуйста, на Молодежной притормозите! – прошу я водителя рейсового автобуса, когда машина сворачивает на знакомую улицу родного мне города и пересекает очередной светофор.

– Спасибо! – спрыгиваю с подножки на припорошенный снегом тротуар, в пятнах промерзших луж, и спешу в сторону дома, где живет моя семья. Захожу в подъезд, поднимаюсь на седьмой этаж и привычно открываю дверь.

– Ма-ам! – подаю голос с порога, опуская сумку на пол и оглядываясь. – Бабуль! Я приехала! Вы где?

– В Караганде! – доносится до меня сонный басок из соседней с кухней комнаты близнецов. – Блин, сеструха, расчирикалась. Дай поспать. Воскресенье же!

А следом скрип дивана, глухой шлепок, и сразу за ним хриплое со сна: «Уй!»

С комнатой меня разделяют три шага, но я так и вижу, как в растянутого на постели худой каланчой Ваньку врезается брошенная братом подушка, а следом догоняет скользкий подзатыльник.

– Пасть захлопни, Птиц! А то покалечу! – командует старший из близнецов – Данька и высовывает в коридор темную лохматую голову. – Привет, сеструха! – улыбается, натягивая на длинные ноги домашние шорты. – А ты чего тут? – спрашивает, задвигая за спину высунувшуюся было из-под его подмышки такую же лохматую голову Ваньки и отщелкивая брату щелбан. – Да еще в такую рань. Случилось что?

Я подхожу, встаю на цыпочки и целую брата в щеку. Войдя в комнату, притягиваю к себе обиженного Ваньку, ерошу пальцами его отросшую макушку и честно возмущаюсь, глядя снизу вверх в сонные глаза братьев:

– Совсем обнаглели, Воробышки! Я что, домой приехать не могу? Просто так? Может, я за вами соскучилась. Проснулась сегодня в пять утра, и – бац! Жить не могу без ответа на вопрос: а как там мои братишки, в пубертатном периоде находящиеся, поживают? Ох, ничего себе! – удивляюсь, оглядывая хлопающие синими глазами прыщавые физиономии пятнадцатилетних подростков. – Вы что, еще выше вымахали? Ведь месяц назад метр восемьдесят шесть были! Слышите, мужики, может, хватит, а? – смеюсь, поправляя очки. – Вы же мать без ушей оставите!

– А у нас еще бабка есть, – ухмыляется ехидный Ванька. – У нее уши старые, жевать – не пережевать. Как у гоблина! – фыркает, почесывая пузо, и вдруг по-отечески серьезно интересуется, напуская на себя покровительственный вид. – Женька, слышь, у тебя там все нормально? Ну, в универе, и вообще. Мать переживает.

– Все хорошо, – спешу я заверить брата. – Просто отлично! А где мама, бабушка? Я рано утром звонила, вроде дома были обе.

– Мать в парикмахерскую ушла – ее клиентка с утра пораньше вызвонила. Сказала, скоро будет. А Ба со своими старухами в эту, как его, – хмурит Ванька лоб, – обитель терпимости утопала. Вот.

– Куда? – распахиваю я глаза, таращась на мальчишку.

– Ну в церковь! – смущается он. – Блин, Женька, не грузи! Один фиг ведь! – хватает мою сумку и заглядывает внутрь. – Лучше скажи: у тебя пожрать есть че-нить человеческое? Чтобы с калориями и сахаром! А то эти бабкины супчики и парные котлетки достали уже!