Обыкновенный мир

Он нервно мерил шагами землю у дома.

Мощный абрикос у восточной стены уже обсыпало белыми, как пудра, цветами. Его посадили давно, когда семья только перебралась в деревню, – дерево было почти что ровесником Ланьсян. В страду с него всегда можно было набрать корзину-другую золотистых, медово-сладких абрикосов. Хватало всем наесться от пуза. Сердобольная мать раздавала остатки деревенским ребятишкам. Но последние два года абрикос не радовал урожаем. Двое прожорливых племянников Шаоаня ждали зазря. Шаоань очень любил эту резвую парочку. Зная, что отец у них на редкость бестолковый, он чувствовал свою ответственность за детей – и все думал, что ради них одних стоит разобраться со свалившейся, как снег на голову, проблемой.

Тут он заметил брата, который поднимался на холм с мешком в руке. Другой рукой он вел их племянника Гоуданя. За ними бежала Маодань, что постарше.

Шаопин тоже заметил брата и зашагал быстрее.

– Чего несешь? – спросил Шаоань.

– Муки семь кило, – отозвался тот.

– Муки? Где взял? – удивленно пробасил старший. Для их семьи это было колоссальным подарком.

– Жунье дала…

– Жунье?

– Ну да. – Шаопин рассказал брату всю историю целиком. В конце он твердо добавил: – Она сказала, чтобы ты обязательно вырвался к ней в ближайшее время.

– Она не сказала зачем?

– Нет. Только велела тебе приезжать… – сказав это, Шаопин потянул детей в дом.

Шаоань остался снаружи. Он грустно подошел к абрикосу и легонько коснулся его коры, а потом вскинул голову и оглядел белоснежные цветы, обметавшие ветки. Мысли вернулись в прошлое…

Глава 6

Когда Шаоань был еще ребенком, семья жила на Тяневой насыпи – там, где остался теперь один его дядька Юйтин. Это было совсем недалеко от дома Жунье. В те годы родные Тянь Футана уже жили куда более завидной жизнью, чем семья Сунь Юйхоу, но еще не взлетели так высоко. При старом режиме отец Футана и его дядя батрачили на разных небедных людей. Семьи Тянь и Сунь дружили. Первое время после гражданской войны ничего не поменялось – мама так же частенько ходила с Шаоанем и Ланьхуа к ним в гости. Жунье была младше его на год. Они были вечные товарищи по играм и постепенно так прикипели друг к другу, что стали не разлей вода. Шаоань вставал утром и сразу начинал ныть, что хочет к Жунье, а Жунье плакала по вечерам, что хочет к Шаоаню. Ее мать только разводила руками. Они часто подолгу бесились. Если дома готовили что-нибудь вкусное, взрослые всегда передавали немного угощения для соседских детей или попросту звали в гости. На день рождения мама и тетя Тянь всегда красили белую нитку красной краской и вешали им на шеи. Это был «замок», сохранявший ребенка от несчастий и болезней.

Потом, когда дети немного подросли, дом и двор перестали привлекать их. Они стали выскальзывать на улицу и убегать в большой мир. Весной, когда цвели персики и абрикосы, а на ивах появлялись первые зеленые ростки, в потрепанных штанишках с разрезом[14 - Имеются в виду кайданку – традиционные штаны с разрезом сзади, которые носят маленькие дети, чтобы иметь возможность справлять нужду в любом удобном месте.] они отправлялись на склон холма за только-только проклюнувшейся дикой травой. Во рту от нее все жгло и немело. Это было первое, что узнавали губы после бесконечно долгой зимы. Летом, как только начиналась жара, они, как все деревенские, начинали бегать нагишом. Мальчишки и девчонки целыми днями не вылезали из речки, плескались в воде, задирали друг друга и мазались илом. За лето они загорали до черноты. Осень была самым сладким временем. Дети стайками носились по окрестностям, выискивая все съедобное, что успело поспеть. Часто они набивали живот так, что дома даже не могли есть. Но все равно худели. Зимой сильный, холодный ветер, острый, как нож, загонял их под крышу. Приходилось скучать весь день дома – только в теплые дни они с Жунье переходили по льду речку и шли на Цзиневу излучину искать битый фарфор, водившийся там в изобилии. Раньше на излучине жило много богатых людей. Фарфоровые осколки были тонкими и красивыми, покрытыми глазурью с чудесными узорами. Зимой трава отступала и осколки выходили на поверхность. Они собирали их, как сокровища, и хранили в домашней кумирне[15 - Маленькая молельня для поклонения предкам. – Примеч. ред.]. Какие еще игрушки были у них, детей этой бедной земли? Эти находки были их самым ценным имуществом.

Год за годом их семья становилась все беднее, а семья Тянь поднималась все выше. Жунье начала носить красивую цветную одежду, а он с каждым годом все сильнее обтрепывался. Но они всё по-прежнему играли вместе.

Когда Шаоаню было шесть лет, отец дал ему мотыжку и немного веревки.

– Шаоань, – сказал он, – ты уже большой. Надо приниматься за работу. Пошли за хворостом.

– Нет, не пойду, я хочу поиграть с Жунье, – запротестовал он.

– Жунье – девочка, а ты мальчик. Мальчик должен учиться работать на земле. Он не может сидеть все время дома. И потом, мы люди небогатые, папа не может все тянуть один на себе без помощника.

Шаоань молчал. Он знал, что отец был прав. Он давно смутно чувствовал, что этот день однажды придет – и теперь он наконец настал.

Так закончились его бедные, но полные бесконечной радости дни. Он начал трудиться, как любой деревенский мальчишка.

Сперва ходил в горы за хворостом с отцом, а потом с ребятами того же возраста. За раз приносили небольшую вязанку, зато каждый день. Шаоань делал, как взрослые: обвязывал охапку соломенной веревкой, чтобы потащить на спине, – выходило очень аккуратно и симпатично. У мамы рука не поднималась пускать на растопку его хворост, и она складывала эти милые маленькие вязанки во дворе. Со временем вышла приличная куча. Забегавшие соседи всегда обращали на нее внимание и говорили шаоаневым родителям: «Ха, ваш-то парень вон какой труженик!» В городе хвалят детей за учебу, а в деревне хвалят за труд. Родители очень гордились Шаоанем, и сам он в душе, возможно, впервые почувствовал, какой почет приносит людям труд.

Проблема была в том, что каждый день, когда он возвращался домой с хворостом, его мучил страшный голод. Дома изо дня в день была только жидкая каша. Он проглатывал несколько мисок каши и с постной физиономией выплывал из дома. Он знал, что даже если начать плакать, ничего не изменится. Кроме того, мама и так всегда добавляла ему половник погуще.

Когда Шаоань выходил во двор, он видел, как Жунье манит его наружу из-за стены.

Он выбегал за ворота, и Жунье вкладывала ему в руку прихваченную из дома кукурузную булку. Жадно откусывая хлеб, он с благодарностью смотрел на своего товарища. Она была в ярком чистом платье. Ее прежде вечно растрепанные волосы теперь лежали двумя черными блестящими косичками.

В шестидесятом году Шаоаню исполнилось восемь. Это было самое трудное время. Их семья часто голодала. Из Шаньси приехал брат отца – Юйтин – и ходил за ним, как привязанный, требуя, чтобы тот нашел ему жену. Отец влез в страшные долги, чтобы устроить эту свадьбу, и даже уступил молодым дом, где все семейство жило до этого. В итоге семье Шаоаня пришлось на время перебраться к семье Цзинь Цзюньхая.

В то время Жунье пошла в школу. Она прибежала на излучину и стала звать Шаоаня с собой. Именно тогда Шаоань понял, что если он продолжит ходить по дрова, ему придется всю жизнь потом работать в горах.

Тогда он начал требовать, чтобы родители отправили его в школу. Жунье приходила поддержать Шаоаня и плакала за компанию. Ни отец, ни мать не могли унять его пыл и в конце концов сдались. Отец сказал:

– Дело не в том, что я не хочу учить тебя. Вон, Юйтина я же отправил в Шаньси. А ты погляди – он все равно вернулся. Нам на роду так написано – не выбиться нам в большие люди. И потом, мы и так еле сводим концы с концами. Ты бы смог мне помогать, если что… Эх, ладно. Но запомни: раз пошел учиться – учись хорошо.

Так и вышло, что Шаоань, радостный и охваченный смутной печалью, поступил в деревенскую начальную школу. Они оказались с Жунье в одном классе и сидели за одной партой.

Все четыре года Шаоань писал контрольные лучше всех в классе – и одевался хуже других. Порой, когда есть было нечего, он приходил в школу голодным. Жунье таскала для него еду из дома. Озорная деревенская ребятня дразнила Жунье его невестой, от чего та жутко сердилась. Ждала, пока одноклассники выйдут из класса после урока, и тайком совала Шаоаню в парту припасенную провизию: пампушки, печенье, лепешки. Он также украдкой доставал ее оттуда и съедал один, тайно, на родовом кладбище Цзиней…

В одиннадцать лет Шаоань был уже в четвертом классе. На школьном дворе играли в «выбери друга»[16 - Популярная китайская детская игра: дети садятся полукругом и начинают петь песню, которую все знают; пять человек выбираются в качестве зазывал, они пропевают один – два куплета, хлопая в ладоши, и подходят к тем, с кем собираются «подружиться», далее пропевают еще один – два куплета, делая зазывающие движения. Выбранные встают, поют один – два куплета, пожимают руки «друзьям». В течение следующих одного – двух куплетов они меняются местами, и игра продолжается уже с новыми зазывалами.].

Он не смел подойти к играющим, потому что сзади на штанах у него начала отдираться заплата. В дырку проглядывала голая кожа. Он смотрел, как другие играют, прижавшись спиной к стене и боясь пошевелиться. Один из мальчишек, вероятно, понял, что у него порваны штаны. Вместе с приятелями он налетел на Шаоаня, и они потянули его в круг. Все мальчишки тыкали в его голый зад и вопили. Захлебываясь от смеха, они затянули деревенскую детскую песенку: «Бобыль-бобылек, сидел без порток, прилетела зозуля – щелкнула в задок». Девочки, которые уже смущались от такого, бросились врассыпную, заливаясь краской.

Шаоаню было обидно и гадко. После школы он не пошел домой. Он потащился на холм за могилами клана Цзинь, лег на землю лицом вниз и заплакал. Говорили, что холм этот непростой. Шаоань стал вспоминать все рассказы стариков про небожительниц, которые спускались к смертным, и про мужчин, которые умирали с тоски. Их слезы превращались в реки. Слезные реки, бегущие у ног…

Вдруг он услышал, как Жунье тихонько зовет его. Он поспешно поднялся, и лицо его вспыхнуло румянцем. Жунье подошла к нему и сказала:

– Я сбегала домой за иголкой и ниткой. Давай зашью…

– Ты же не умеешь! – вскрикнул Шаоань. Он не хотел, чтобы Жунье зашивала дырку на таком позорном месте.

– Я умею, дай мне попробовать, – сказала Жунье, присев на корточки рядом. Она силой развернула его и начала неумело орудовать иголкой.

Жунье было лет десять, она шила не особенно хорошо. Просто клала стежки, чтобы заплатка прикрыла кожу. Иногда она колола Шаоаня иголкой, и он вскрикивал от боли. Жунье тихонько посмеивалась. Закончив шить, она велела ему встать и пройтись.

Не успел Шаоань сделать несколько шагов, как сзади опять шоркнуло и штаны разъехались.

Жунье зажала рот рукой и затряслась от смеха.

– Ничего, ничего, давай опять зашью, – булькала она.

– Черт с ним, пойду домой, мама зашьет, – ответил Шаоань.

Школьная жизнь оборвалась внезапно, просто закончилась вместе с детством. В шестьдесят четвертом году они вместе с Жунье поступили в среднюю школу в Каменухе. У него были лучшие результаты во всей коммуне. Деревенские как один говорили, что он рожден для учебы. Отец был очень счастлив и отпустил его. Каменуха была совсем недалеко, он мог каждый день возвращаться домой с другими ребятами и есть дома. Траты выходили совсем скромные. Пару лет Шаоань, как потом и Шаопин, а за ним Ланьсян, каждый день вставал затемно и, прихватив с собой что-то перекусить, спешил с другими детьми в Каменуху. Семья Жунье тогда жила уже совсем хорошо, поэтому она столовалась в школе и возвращалась домой только по субботам. Ей не нужно было каждый день мотаться в деревню. Они по-прежнему сидели за одной партой. Шаоань учился хорошо и часто помогал Жунье. На контрольных, если Жунье не могла решить задачу, он тайком показывал ей свой ответ. Если кто-нибудь из мальчишек обижал дочку Тянь Футана, Шаоань всегда вставал на ее защиту, не боясь пересудов.

Спустя два года Шаоань бросил школу. В Каменухе можно было отучиться только до седьмого класса, потом нужно было ехать в уездный центр. Для простого деревенского парня это было совсем непросто. Если бы он уехал, ему пришлось бы каждый месяц платить за еду и обзавестись карточками, не говоря уже о других расходах. Шаопин как раз пошел в первый класс. Отец больше не мог поддерживать Шаоаня. Ему было уже тринадцать. Ничего не нужно было говорить, он и сам знал, что не сможет поехать в город учиться.

– Я возвращаюсь к работе, пап, – сказал он однажды. – Поучился, будет, и так еле вытянули – на мой век хватит. Даже если останусь работать в деревне, все равно в обиду себя не дам, я теперь грамотный. Вернусь – станем работать вместе, выучим Шаопина и Ланьсян. Если у них хорошо пойдет, мы их не бросим. Да пусть даже за границу захотят – костьми ляжем, поможем. Если у них получится, я буду чувствовать, как будто получилось у меня самого. Только разреши мне сдать экзамены, ладно? Хочу показать всем, что я не иду учиться не потому, что я дурень бестолковый!

Отец закрыл голову руками и заплакал. Шаоань впервые видел, как его несгибаемый отец плачет. Он и сам жалел навсегда прощаться со школой. Ему было больно. Он знал, как тяжело отцу и как тот не хочет разрушать его будущее.

Так и вышло, что Шаоань поехал сдавать единый государственный экзамен. Среди тысяч кандидатов со всего уезда он занял третье место. Получив уведомление о зачислении, он понял, что всему конец. Жунье опять, как в прошлый раз, прибежала к нему и, рыдая, умоляла поехать в город. Но на сей раз не потребовалось вмешательства родителей. Он сам, как взрослый, объяснил Жунье, почему он больше не может учиться…