Похождения бравого солдата Швейка

– Если вы воспитанный человек, – заметил ему Швейк, – то должны бросить привычку плевать в чужой квартире. Или вы думаете, что если разразилась мировая война, то вы все себе можете позволить? Вы должны вести себя прилично, а не как босяк. Вы должны вести себя деликатно, выражаться вежливо и не распускаться, как хулиган, вы, штатский болван!

Строгий господин вскочил с кресла и, трясясь от злости, закричал:

– Да как вы смеете! Я невоспитанный человек?! Что же я, по-вашему? Ну?

– Нужник! Вот кто вы, – ответил Швейк, глядя ему прямо в глаза. – Плюет на пол, будто он в трамвае, в поезде или в каком-нибудь общественном месте. Я всегда удивлялся, почему там везде висят надписи: «Плевать воспрещается», но теперь вижу, что это из-за вас. Вас, видно, уже повсюду хорошо знают.

Кровь бросилась в лицо строгому господину, и он разразился потоком ругательств в адрес Швейка и фельдкурата.

– Окончили вы свою речь? – спокойно спросил Швейк, когда посетитель сделал заключение: «Оба вы негодяи, каков поп, таков и приход». – Или, может быть, хотите что-нибудь дополнить, перед тем как полетите с лестницы?

Так как строгий господин настолько исчерпал свой запас, что ему больше не пришло на ум ни одного стоящего ругательства, и замолчал, то Швейк решил, что ждать дальнейших дополнений не имеет смысла. Он отворил дверь, поставил строгого господина в дверях лицом к лестнице… и такого удара не постыдился бы наилучший игрок международной футбольной команды мастеров спорта.

Вдогонку строгому господину прозвучал голос Швейка:

– В следующий раз, когда пойдете с визитом к порядочным людям, будете вести себя прилично.

Строгий господин долго ходил под окнами и поджидал фельдкурата. Швейк открыл окно и наблюдал за ним.

Наконец гость дождался. Фельдкурат провел его к себе в комнату и посадил на стул против себя.

Швейк молча принес плевательницу и поставил ее перед гостем.

– Что вы делаете, Швейк?

– Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, с этим господином уже вышла здесь небольшая неприятность из-за плевания на пол.

– Оставьте нас одних, Швейк. У нас есть кое-какие дела.

Швейк по-военному вытянулся.

– Так точно, господин фельдкурат, оставлю вас одних.

И ушел на кухню. В комнате между тем происходил очень интересный разговор.

– Вы пришли получить деньги по векселю, если не ошибаюсь? – спросил фельдкурат своего гостя.

– Да, и надеюсь…

Фельдкурат вздохнул.

– Человек часто попадает в такое положение, когда ему остается только надеяться. О, как красиво звучит слово «надейся», из того трилистника, который возносит человека над хаосом жизни: вера, надежда, любовь…

– Я надеюсь, господин фельдкурат, что сумма…

– Безусловно, многоуважаемый, – перебил его фельдкурат. – Могу еще раз повторить, что слово «надеяться» дает человеку силу в его житейской борьбе. Не теряйте и вы надежды. Как прекрасно иметь свой идеал, быть невинным, чистым созданием, которое дает деньги под векселя, и как чудесно надеяться своевременно получить их обратно. Надеяться, постоянно надеяться, что я заплачу вам тысячу двести крон, когда у меня в кармане нет даже сотни.

– В таком случае вы… – заикаясь, пролепетал гость.

– Да, в таком случае я, – ответил фельдкурат.

Лицо гостя опять приняло упрямое и злобное выражение.

– Сударь, это мошенничество, – сказал он, вставая.

– Успокойтесь, уважаемый!

– Это мошенничество! – закричал упрямый гость. – Вы злоупотребили моим доверием!

– Сударь, – сказал фельдкурат, – вам безусловно будет полезна перемена воздуха. Здесь слишком душно… Швейк! – крикнул он. – Этому господину необходимо подышать свежим воздухом…

– Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, – донеслось из кухни, – я его уже раз выставил.

– Повторить! – скомандовал фельдкурат, и команда была исполнена быстро, стремительно и круто.

Вернувшись с лестницы, Швейк сказал:

– Хорошо, что мы отделались от него, прежде чем он успел набуянить… В Малешицах жил один шинкарь, большой начетчик. У него на все были изречения из Священного Писания. Когда ему приходилось драть кого-нибудь плетью, он всегда приговаривал: «Кто жалеет розги, тот ненавидит сына своего, а кто его любит, тот вовремя его наказует. Я тебе покажу, как драться у меня в шинке!»

– Вот видите, Швейк, что постигает тех, кто не чтит священника, – улыбнулся фельдкурат. – Святой Иоанн Златоуст сказал: «Кто чтит пастыря своего, тот чтит Христа во пастыре своем. Кто обижает пастыря, тот обижает Господа, Его же представителем пастырь есть…» К завтрашнему дню нам нужно хорошенько подготовиться. Сделайте яичницу с ветчиной, сварите пунш бордо, а потом мы посвятим себя размышлениям, ибо, как сказано в вечерней молитве, «милостью Божьей предотвращены все козни врагов против дома сего».

На свете существуют стойкие люди. К ним принадлежал и муж, дважды выброшенный из квартиры фельдкурата. Только приготовили ужин, как кто-то позвонил. Швейк пошел открыть, вскоре вернулся и доложил:

– Опять он тут, господин фельдкурат. Я его пока что запер в ванной комнате, чтобы мы могли спокойно поужинать.

– Нехорошо вы поступаете, Швейк, – сказал фельдкурат. – Гость в дом – Бог в дом. В старые времена на пирах заставляли шутов-уродов увеселять пирующих. Приведите-ка его сюда, пусть он нас позабавит.

Через минуту Швейк вернулся с настойчивым господином. Господин глядел мрачно.

– Присаживайтесь, – ласково предложил фельдкурат. – Мы как раз кончаем ужинать. Только что ели омара и лососину, а теперь перешли к яичнице с ветчиной. Почему нам не кутнуть, когда на свете есть люди, одалживающие нам деньги?

– Надеюсь, я здесь не для шуток, – сказал мрачный господин. – Я здесь сегодня уже в третий раз. Надеюсь, что теперь все выяснится.

– Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, – заметил Швейк, – вот ведь гидра! Совсем как Боушек из Либни. Восемнадцать раз за один вечер его выкидывали из пивной «Экснер», и каждый раз он возвращался – дескать, «забыл трубку». Он лез в окна, в двери, через кухню, через забор в трактир, через погреб к стойке, где отпускают пиво, и, наверно, спустился бы по дымовой трубе, если б его не сняли с крыши пожарные. Такой был настойчивый, что мог бы стать министром или депутатом! Дали ему как следует!

Настойчивый господин, словно не внимая тому, о чем говорят, упрямо повторил:

– Я хочу окончательно выяснить наши дела и прошу меня выслушать.

– Это вам разрешается, – сказал фельдкурат. – Говорите, уважаемый. Говорите, сколько вам будет угодно, а мы пока продолжим наше пиршество. Надеюсь, это не помешает вам рассказывать? Швейк, подавайте на стол!

– Как вам известно, – сказал настойчивый господин, – в настоящее время свирепствует война. Я одолжил вам эту сумму до войны, и если бы не война, то не стал бы так настаивать на уплате. Но я приобрел печальный опыт.

Он вынул из кармана записную книжку и продолжал:

– У меня все записано. Поручик Яната был мне должен семьсот крон и, несмотря на это, осмелился погибнуть в битве на Дрине. Подпоручик Прашек попал в плен на русском фронте, а он мне должен две тысячи крон. Капитан Вихтерле, будучи должен мне такую же сумму, позволил себе быть убитым собственными солдатами под Равой Русской. Поручик Махек попал в Сербии в плен, а он остался мне должен полторы тысячи крон. И таких у меня в книжке много. Один погибает на Карпатах с моим неоплаченным векселем, другой попадает в плен, третий, как назло, тонет в Сербии, а четвертый умирает в госпитале в Венгрии. Теперь вы понимаете мои опасения. Эта война меня погубит, если я не буду энергичным и неумолимым. Вы можете возразить, что никакая опасность вам не грозит. Так посмотрите!

Он сунул фельдкурату под нос свою записную книжку.