Владыка Ледяного Сада. Носитель судьбы

– Тогда вся эта Война Богов уже началась, и люди на каждом шагу видели такие чудеса, что не понять было, кто рассказывает о том, что видел сам – или, по крайней мере, видел кто-то из его рассудительных знакомых, – а у кого просто в голове помешалось от хмеля в пиве. А мы сидели в Земле Огня и смеялись над всем этим. И как-то я, мой кузен Скафальди Молчащий Ветер и Хорлейф Дождевой Конь созвали людей и пошли в море тремя кораблями. Хотели дойти за Остроговые острова и отправиться на юг к проклятой земле, которую амистрандинги зовут Кангабадом, чтобы отобрать там часть того, что амистрандинги забрали у нас, когда похитили нашу страну. А тогда-то для них уже настали тяжелые времена. Наступила великая сушь, и они вспомнили о своей мрачной богине, которую почитали давным-давно, при других императорах. Они потеряли остатки разума и начали у себя войну. Прежде чем мы туда доплыли, встретили много кораблей, что возвращались назад, домой, а на палубах сидели мрачные мужи, переполненные злостью, поскольку не нашли в чужой стране ничего, кроме проблем. Утверждали, что теперь амистрандинги режут друг друга и что там можно найти только голодное, ободранное войско, убегающих неудачников да жрецов в масках, слишком глупых даже для того, чтобы обогатиться. А еще – сожженные селения, голод и мерзкие болезни. Мы не знали, что делать, ибо, чтобы плыть дальше, у нас не хватало ни времени, ни припасов. И тогда в порту на острове Волчий Вой, где мы сидели и пили, пытаясь найти выход, нам встретился муж. Звался Эйольф Несущий Камень. Вроде бы некогда он был богатым селянином и большим стирсманом, выставлявшим четыре ладьи, а жил на Побережье Грифонов. Когда мы его встретили, он находился в положении совершенно бедственном, поскольку, как утверждал, демоны вулкана напали на его поселение, похитили его дочь и еще каких-то женщин. Эйольф тогда был на море, а когда вернулся, увидел свой двор в руинах, а многих из людей порубленными. Сказал нам, что если мы отправимся на проклятый остров и найдем его дочку, он заплатит нам все, что у него осталось: тысячу марок серебром. А кроме того, в селении Людей Вулкана мы найдем немало ценностей, которые те захватили на море и у несчастных жителей побережья, подобных ему. Говорил, что Людей Вулкана не может быть много, а большинство их наверняка сейчас на море, и последнее, чего они могли бы ожидать – что кто-то нападет на них в собственном селении. Тысяча марок серебром – это много, даже если делить на три корабля, а с тех пор, как наступили тяжелые времена, непросто было столько заработать на амистрандингах. Мы посовещались и решили так и поступить. С нами был старый кормчий, Алофнир Водяной Конь, который утверждал, что знает, где этот остров находится, и поэтому нам можно будет туда попасть. В шхерах Остроговых островов непросто попасть в одно место дважды, особенно дальше к северу, куда почти никто не плавает. Эйольф не поплыл с нами, утверждая, что должен присматривать за тем, что у него осталось, и заплатил наперед только треть, договорившись, что остальное отдаст, когда привезем его женщин. Мне это не слишком понравилось, и я хотел знать, отчего он сам туда не отправится, если уж он стирсман с четырьмя ладьями. Как по мне, муж, у которого забрали добро и к тому же украли женщин, должен сам поплыть и отмерить врагам справедливость – особенно учитывая, что тогда бы он сберег немало денег и, мало того что покрыл бы себя славой, так еще и сумел бы взять немалую добычу и вернуть свое богатство. Однако меня никто не захотел слушать. Треть с тысячи марок, среди которых попадались и золотые гвихты, насыпанная одной кучей, помутила всем разум, и команда не скрывала, что одна мысль о том, что пришлось бы отдать серебро только потому, что я слишком осторожен, их злила. Утверждали, что Эйольф слишком раздавлен потерей, чтобы самому заниматься местью, или что его люди немногого стоят, как оно обычно и бывает с грифонцами, а кораблей, может, и четыре, вот только наверняка они небольшие. Это, впрочем, его дело, хватает ли ему духа или нет. Мой кузен, Скафальди Молчащий Ветер, даже решился сказать что-то о стариках, которым стоило бы оставаться дома и играть с внучками, вместо того чтобы путаться под ногами у смелых мужей, которые не боятся ни моря, ни сказок о тварях из вулкана и берут любое золото, какое только видят, – и потому пришлось с ним биться.

…Мы покинули Волчий Вой и поплыли на север. Много дней кружили средь островов в тумане и несколько раз даже потеряли друг друга. Два раза мы сражались с морскими чудовищами, и наконец где-то через месяц, Алофнир, который до этого был несколько угнетен и растерян, начал узнавать что-то по звездам и берегам, мимо которых мы проплывали. И повел нас через скалистые проливы. Тогда-то мы и увидели проклятый остров. Был он весь укрытый туманом, а в горах на берегу вставал большой двор из стекловидного камня. Были там стены, башни и донжоны, много их, как деревьев в лесу, со сверкающими, острыми, будто сосульки, крышами. Некоторым из нас приходилось видеть такие здания в южных краях, они утверждали, что это опасные места, поскольку обычно сидит там король или кто-то настолько же суровый и окруженный воинами. Чтобы захватить такую крепость, нужна армия из сотен, а то и тысяч людей, мощных машин и много времени. Достаточно было бы просто посмотреть на стены.

…Потому мы оплыли остров и нашли небольшой заливчик, окруженный лесом и скалами, с галечным пляжем. Мы обождали на море, пока не стемнеет, и пристали к берегу под охраной ночи. Выбрали жребием тех, кто должен остаться на кораблях и в случае чего отплыть в море, а сами отправились на сушу. Остров был не слишком велик, но горист, и только на рассвете мы добрались до тех мест, где стоял замок. Высокий, весь из камня, выглядел он как несколько соединенных дворов и упирался в склон горы, которая казалась совершенно спокойной. Видели мы немного, поскольку отделяли нас кратер и скалы, окружавшие вулкан. Кратер затянулся камнем, который только местами дымился; но он был совершенно холоден и тверд, и по нему можно было ходить. Тепло, шедшее откуда-то из-под земли, позволяло чувствовать себя как на юге. А в центре кратера оказалось круглое озеро. Не воняло серой, как бывает в таких местах, а вода была чистой и синей, как у нас. На склонах росли такие деревья, какие встретишь только на юге. Кусты медовых слив, фруктовые кусты, виноград и странные растения. Место было очень красивым и диким одновременно. И мы не встретили никого, идя той долиной, только немного птиц и животных.

Он делает большой глоток и некоторое время крутит кружку в ладони. Кажется напряженным и сбитым с толку, рассказывает как-то иначе, чем обычно бывает с моряцкими побасенками. Похоже, до этого времени он никому о том не говорил, хотя история, похоже, аккурат подошла бы для любого из зимних вечеров. Я доливаю себе грифонового молока и спокойно пыхаю трубкой, ожидая, что там будет дальше.

– До этого времени мы шли цепочкой, каждый корабль отдельно, в полной броне, и вместе нас было сто тридцать один человек, – продолжает Грюнальди. – Но потом мы разошлись среди кустов и деревьев, на случай, если бы кто-то решил туда заглянуть. Мы прокрались на край грани, заглянули вниз и увидели, что от стен замка нас отделяет еще одна долина. Вся покрытая кустами и деревьями, и те были белыми и сверкающими. По дну долины полз густой туман. Дальше виднелись водопады, льющиеся со скал, а потом – поток, стекавший по скалистому ущелью вдоль сверкающей гладкой стены. Мы видели и ворота в стене, и мост над ущельем. И множество башен, острых, словно наконечники копий. Крепость упиралась в гору спиной и была открыта к морю. Мы видели, как оттуда выплывают рыбацкие лодки, обычные снеки и долеры, и как вплывает ледяной корабль, вроде этого вот, загнутый с двух концов, сверкающий и длинный, как нож, а замок будто заглатывал его. Стены заходили глубоко в море. Даже с края скалы, откуда мы смотрели, было видно, что за стенами ходят люди, и то, что у них в руках, похоже на удочки. Я спросил своих товарищей, как теперь в их глазах выглядят рассказы Эйольфа и что нам теперь делать, сотней против каменных стен. Хотел также знать, как они намерены найти в этом каменном лабиринте женщин стирсмана, если уж нам удастся проникнуть внутрь.

…Хорлейф Дождевой Конь сказал, что мы должны устроить засаду в море на один из тех ледяных кораблей, захватить его и вплыть внутрь, изображая экипаж, – а там поглядим. В свою очередь, Скафальди считал, что можно попытаться пройти вратами за мостом, и если уж они открыты, то смешаться с толпой, а потом внезапно ударить, захватить, что сможем, а после прорубить себе дорогу в порт и сбежать лодками на наш пляж. Если удастся узнать, где они держат похищенных женщин, – то забрать, кого сумеем. Я сказал, что обе идеи, на первый взгляд, хороши, и что с тем же успехом можно пройти хребтом, а потом спуститься внутрь на веревках. И что внезапно добраться за стены можно многими способами, если уж жители, похоже, ничего такого не ждут. Вот только это не слишком-то нам поможет, если не знаем, что может ожидать нас в замке. Потому мы согласились, что нужно сперва разведать и, по крайней мере, узнать, как много там воинов.

…Мы разделились. Те, которые жили в горах и лучше прочих умели лазить по скалам, разобрали веревки и пошли краем вокруг кратера, чтобы пробраться за водопады и попытаться сделать так, как предложил я, а часть должна была пробраться белой долиной к воротам и узнать, что можно сделать этим путем. Остальным придется ждать сигнала, спрятавшись меж скал. Я пошел с теми, кто должен был пройти долиной и подкрасться к воротам. Естественно, сперва мы все немного передохнули после непростого ночного марша через горы и лес и немного выпили, как делают перед битвой.

…Было непросто сойти по склону на глазах у стражников, прохаживавшихся вдоль стен. Удалось нам только потому, что там росли кусты и было много скал, а дно долины наполнял туман.

…Это не был холодный туман, который приходит, когда появляются призраки урочищ. Там было довольно тепло, а в воздухе чувствовался необычный запах. Сладкий, печальный и прекрасный одновременно. Вернее, так говорили остальные. Для меня он был слишком сладок, у меня сразу начала кружиться голова и подступила тошнота. На дне долины мы уже перестали красться от скалы к скале и прятаться среди кустов и сухой травы. На нас опустился туман. Мы не видели ни стен, ни за?мка, только деревья и кусты изо льда. Теплого льда, который не таял, точно так же, как этот корабль. Ветки, листья и цветы были будто сплетены из ледяных кружев, которые, когда мы их касались, мягко позванивали, как колокольчики.

Он на миг выпрямляется и смотрит на свои руки, словно желая проверить, не трясутся ли они. Сжимает кулаки и упирается в стол, а потом тянется за оловянной резной кружкой и выпивает до дна. Глядит на нас по очереди, будто опасаясь, что мы станем смеяться, но не смеется никто. Сильфана смотрит на него из-под сплетенных ладоней, склонив голову набок. Спалле глядит выжидающе, поигрывая кусочком сухого мяса в одной руке, с ножом в другой. Грюнальди наливает себе половину кружки грифонового молока, а потом доливает воды.

– То, что случилось позже, я помню, как сквозь сон, – говорит он, медленно покачивая головой. – Или как после суровой пьянки. Не знаю, правда ли то, что я видел. Помню, что мы спускались между теми ледяными деревьями и кустами, что под нашими ногами росли сверкающие, звенящие под ветром цветы. А потом утреннее солнце вышло из-за туч, лежавших над горизонтом, и сад засверкал всеми красками. Как радуга или кристаллы. Переливался туман, листья и цветы, а мы смотрели, остолбенев. И тогда все те ледяные цветы раскрыли чашечки.

…Теперь я думаю, что, возможно, рассудок наш отобрал запах цветов. Я видел, как человек, который стоял рядом со мной, снял шлем и опустил его на землю, а потом сел на корточки, воткнул меч в землю и принялся рыдать, словно ребенок. Я испугался и спросил, не болит ли что у него и не перепил ли он, и тогда он ответил, что слышит колыбельную, что пела ему мать, и чувствует себя так, будто он нашел все, что так долго искал, будто наконец-то вернулся домой. Туман начал рассеиваться, и я увидел, что большинство наших бродят среди этих ледяных растений, будто пьяные: как отбрасывают они оружие и садятся или ложатся на землю. Я чувствовал, что голова моя кружится все сильнее, что я начинаю потеть. Я понял, что скоро нас увидят стражники на стенах, и достаточно будет, чтобы всего один взялся за лук. Я увидел Скафальди, моего кузена: тот сидел на земле среди скал над небольшим родничком и хохотал. Я подошел к нему и схватил за плечо. Он повернулся, и тогда я увидел, что у него страшные глаза: мутные, словно наполненные кровью и молоком. Он зачерпнул шлемом воды из источника и подал мне, приговаривая, чтобы я выпил. «Пей! – крикнул. – Это лучше, чем вина Юга, лучше, чем праздничное пиво. Я никогда не пил ничего подобного!» Я отпил глоток, но это была просто чистая вода. Я встряхнул кузена, но он снова принялся пить, а потом опустил шлем и сказал: «Я нашел. Наконец-то нашел». Везде вокруг я видел Людей Огня, которые ходили неуверенным шагом, смеялись, плакали или садились на землю и таращились перед собой с глуповатой улыбкой, будто им настежь отворили гаремы Ярмаканда. Таких как я осталось немного: тех, кто стоял с оружием в руках, не зная, что делать. А потом мы увидели… – Грюнальди обрывает себя, делает несколько беспомощных жестов, не в силах найти слов, что с ним бывает довольно редко. – Это было похоже на… на тех людей, что изменены силами урочища, на тех, кого выращивают безумные Песенники в далеких краях. Мы увидели группку девушек. Голых девушек, но если присмотреться, можно было заметить, что это не простые женщины. Они были очень красивыми, но одновременно напоминали животных. Серн или газелей. Они точно так же переступали на месте: совсем как напуганные, сбитые в стадо серны. Я увидел, что кожа их покрыта очень мягкой короткой шерстью, что вместо пальцев ног у них маленькие копытца. Измененные чаще всего уродливы, похожи на больных, но эти выглядели естественно, будто такими и родились в согласии с природой. Лица прекрасных девушек и животных одновременно. Казалось, разума в них не больше, чем в газелях. Я слышал хихиканье, но это был призыв, а не настоящий смех.

…Другие вдруг вынырнули из источника, гладкие и мокрые, как морскони из проруби, у них тоже были фигуры прекрасных женщин, но одновременно они были как морские создания, волосы их были зелены и напоминали водоросли, а на шее открывались жабры. И все они прижимались к нашим воинам, чтобы гладить их и ласкать, а те стояли, будто угоревшие, опустив оружие. И в этой ополоумевшей толпе осталось не больше десятка-полтора тех, кто был вроде меня: оглядывающихся, присев с выставленными мечами; они, в конце концов, сбились в круг спиной друг к другу, не зная толком, что делать дальше.

…Туман рассеялся под лучами утреннего солнца, будто кто отодвинул занавес. Я увидел водопад, гору и сверкающие стены замка. А немного сбоку, на выступающей из земли скале, присело чудовище. Выглядело оно как мощный муж, голый, но в странном нагруднике, похожем на панцирь черепахи. Из его висков вырастали закрученные рифленые рога, лоб был большим и выпуклым, а еще у него были странный плоский нос и грязно-желтые круглые глаза. Я глянул на то, как он странно сидит на той острой скале, на его ноги с двумя только пальцами, что заканчивались копытами, на мощные плечи. В одной руке его был железный молот на длинной рукояти, а в другой – большая гнутая раковина. Я слышал, как стоящие рядом люди призывают Хинда или Кузнеца, чтобы те увидели их смерть и приготовили им луга в Долине Сна. Бык взглянул на нас и фыркнул, аж земля задрожала. А потом соскочил со скалы и подул в раковину. И тогда через мост из боковых ворот на нас вышли воины. Были там обычные люди и были странные существа, перемешавшись вместе. Входя на луг, встали в три ряда и выставили перед собой стену из раскрашенных щитов.

…Девушки разбежались во все стороны, словно напуганные газели, наши люди поднимались с земли, некоторым приходилось зашнуровывать штаны, искать брошенное оружие. Потом они присоединились к нам, стоящим в кругу. Водяные жены впрыгнули в прудики, ловко, как выдры, но сразу же повыставляли наружу головы с черными, любопытными глазами, в которых не было ничего человеческого.

…Раздался рев нескольких рогов, звучал он как жалоба морских чудовищ, и стоящие в строю Люди Вулкана расступились, пропуская рослого мужа со светлой короткой бородой в портках и кафтане, в коротком плаще, на котором серебряной нитью вышито было безлиственное дерево. Человек казался старым, но шел решительно, как юноша, упираясь в землю копьем. Я взглянул на его диадему и подумал, что это, судя по всему, проклятый король. И что нам нужно его убить, потому что это – первый король, появившийся в нашем мире за Остроговыми островами, и если мы этого не сделаем, то скоро появятся и другие. Короли станут множиться, как мыши, если только им это позволить. А когда он подошел ближе, я увидел: то, что торчит из его головы, – не диадема, но это и есть его череп. Из него вырастали острые, будто сосульки, шипы, покрытые нормальной кожей; напоминали замок с башнями, точно такой же, как и тот, что вставал перед нами. Рядом с этим мужем вышагивало и другое создание, выше короля на добрых пару локтей, с мордой, как у хищного кота, и с длинной золотой гривой, падающей на спину и плечи. Он был покрыт короткой шерстью в коричневые полосы и держал огромный двуручный топор с двумя лезвиями. Позади шло еще четыре мужа, чьи лица были спрятаны под капюшонами плащей с вышитым деревом. Когда весь кортеж остановился, они сбросили плащи, показывая небольшие шлемы с кольчужной сеткой, закрывающей лицо. Сзади все время ревели раковины и рога, а со стороны воинов то и дело доносился медленный стук барабана. Быколак отошел от своей скалы и встал рядом с остальными.

…Мы сомкнули строй, кто-то сзади подобрал лежавшие среди ледяных цветов щиты. Я покачивался, по коже моей прокатывался жар, словно сидел я между кострами, но внутри наполнил меня мороз, будто я хлебнул ледяной морской воды. Остальные, те, кто сохранил рассудок в Ледяном Саду, выглядели точно так же: пот стекал из-под шлемов и капал на землю, оружие тряслось в руках, но я знал, что это не страх, а ровно такая же болезнь, которая точила и меня.

…Муж, который подошел к нам, встал в нескольких шагах, а потом сказал: «Приветствую вас, странники моря! Приветствую вас, кто ищет свое место, поскольку вы его нашли! Приветствую вас в Ледяном Саду, который примет всякого и всякому даст то, что тот утратил». Муж этот говорил довольно коряво, словно был слегка не в себе, и выламывал звуки так, как делают это живущие на Пустошах Тревоги. Я сказал ему, что мы воины из Земли Огня и прибыли за женами, которых он похитил, и за возмещением обиды, нанесенной морякам и обитателям Побережья. Посоветовал, чтобы он отпустил жен и позволил им вернуться домой, а потом мы оговорим размер выплаты, которая будет, однако, не меньше чем десять марок на каждого из нас и по сотне за каждую похищенную.

…Вернее, мне казалось, что я это говорю. Я слышал, что слова, выходящие из моих уст, неразборчивы и странны, что язык у меня как кусок деревяшки, и что я не в силах им шевелить – более того, что я забываю слова. Вместо «марки» я произносил «гвозди», а вместо «море» – «там, где рыбы». Муж со странной головой, однако, понимал, что я говорю, потому что ответил, что Ледяной Сад принимает всех, кто пожелает остаться, и никого не держит силой. Все мужи и жены всегда могут, захоти они, уйти. «Вы также можете выбирать», – сказал он. «Можете остаться или уйти, откуда пришли, как пожелаете. Там, за Ледяными Вратами, вас ждет приветственный пир, если решите, что вы здесь нашли потерянный дом. А вот там, за вашей спиной, находится тропа, что ведет к пляжу, к тому месту, где вы оставили свои корабли. Если же вам не хватает разума и вы решите покорить нас силой, то за мной стоят мужи. В любом случае все обстоит ровно так, как я и говорю: можете остаться. В Саду или в земле, которая его питает, либо можете уйти».

…Среди ледяных деревьев я увидел ворота: круглые, сложенные из искусно сплетенных ледяных веток; они были отворены и открывали вид на дальнюю часть Сада, где среди уставленных яствами столов стояли молодые девушки, обычные и измененные Песнью Богов. Я слышал, как играют там арфы и флейты, видел котлы, где варилось мясо, вертела, на которых пекли птиц, тарелки, в которых лежали горы фруктов, – и чувствовал, как желудок подкатывает к горлу.

…Я услышал стук, с которым один юноша, Урлейф Красная Ладонь с корабля Скафальди, отбросил свой щит и покинул строй. За ним двинулись еще и еще. Один из моих людей заступил на опустевшее место и поднял щит, но то и дело кто-то отваливался от нашего круга и уходил.

«…Наши люди уже сходят с хребта, – сказал мой кормчий, обращаясь к Скафальди, который стоял перед ним. – Те, кто шли по хребту, видели, что происходит, и вот-вот будут тут. Я слышал рев рогов в горах. А воинов перед нами – не больше трех сотен. Выстроимся копьем и ударим. Убьем короля и пойдем к вратам, ведь они открыты. Они вышли всеми своими силами, поэтому на стенах нет никого. Мы можем захватить этот город».

«… – Твои слова звучат для меня как карканье ворон и вой волков, – ответил на это мой кузен. – Ты будто уговариваешь меня, чтобы я изнасиловал и убил подростка. Если я покину это место, то никогда уже не перестану его искать. Если я его разорю, будет хуже, чем если бы я сжег храм Друга Людей, убил собственных отца и мать и моих братьев. Потому что я попал домой, и я не позволю уничтожить этот дом».

…И тогда Скафальди вдруг развернулся и одним движением проткнул моего кормчего, с хлюпаньем выпуская его кишки на землю, а потом ударил его в глотку так быстро, что тот не успел и крикнуть. Мой кормчий и друг, Арлаф Говорящий-с-Медведем, пал нам под ноги, брызгая кровью, и тогда нас охватило безумие. Те, кто сперва казались отуманенными Ледяным Садом, подняли мечи на тех, кто сохранил рассудок, а было таких немного, не больше дюжины. Я уколол Скафальди, моего кузена, но я был слаб, он легко отбил мой клинок, а потом ударил сверху так быстро, что разрубил половину моего щита, и нас сразу же разделила толпа сошедшихся грудь в грудь орущих мужей, что сражались как стая оголодавших волков над единственным козленком.

Он снова стихает на миг, и никто из нас не нарушает молчания. Он отпивает глоток.

– Я помню немного. Только крик, звон железа, падающих людей, кровь, которая летала в воздухе, и ледяную пыль, поднимавшуюся из-под наших ног. Она сверкала на солнце. Тот муж со странной головой что-то кричал с поднятыми руками, крик его вяз в воплях и перезвоне железа, но люди его стояли неподвижно и лишь смотрели, как мы вырезаем друг друга. Кто-то душил меня, я изо всех сил толкнул разбитым щитом, ударил коленом и махнул мечом, перерубая наносник шлема, кто-то другой ранил меня в плечо. Кто-то хрипел, перхая кровью, и так много мужей уже лежало под нашими ногами, что мы то и дело о них спотыкались, запинаясь о разбросанные конечности. Некоторые вдруг потеряли запал к битве и принялись по одному, по двое отступать к Ледяным Вратам. Только наиболее ярые еще бросались на нас, но все равно было их немало, а нас – горстка. В конце концов спиной друг к другу стояло лишь четверо из нас, заслоняясь сломанными щитами и люто рубя своих же, потом осталось трое, а потом кто-то метнул в меня топор. Я отбил его краем щита, но обух все равно ударил меня по голове, и на меня пала темнота. Через некоторое время я пришел в себя от боли, стукнувшись об каменистую горную тропинку. Это молодой скальд с корабля Хорлейфа, Сивальди Гусиный Крик, тянул и волок меня тропой, то и дело падая, потому что я бессильно обвисал на его плече, а его раны кровоточили. Но я пришел в себя, выплюнул зуб, меня стошнило, а после мы пошли дальше, к пляжу. Теперь уже я волок его, и мы то и дело падали среди кустов и камней. Наконец мы оба рухнули на землю где-то в лесу, а когда проснулись, то поволоклись к пляжу. Но тогда Сивальди начал кашлять кровью. Не знаю, сколько времени минуло, пока мы не нашли залив, в котором оставили корабли. Но наконец-то мы туда добрались. И не нашли там никого. Пляж и лес были пусты, остались только угли от костров в гальке над морем и мачты, торчащие из вод залива.

…Наши люди ушли, забрав с собой все, что имели, и прорубив дно кораблей перед уходом. Мы не знали, что случилось, но видели следы схватки, а в воде залива плавали два трупа. Это была небольшая битва. Мы нашли лишь немного свежей крови на стволе дерева и на траве, а на самом пляже лежал еще и шлем. И это все.

Он выпрямляется и снова отпивает, а потом смотрит на нас по очереди, словно ожидая оваций. Сильфана не выдерживает.

– Ты все еще сидишь на пляже? – спрашивает она ядовито и демонстрирует ему широкую зубастую улыбку.

– Около одного из кораблей на дне залива лежала лодка, – продолжает Грюнальди. – Маленький долер, что возят на борту, чтобы подплывать к берегу, когда невозможно причалить или вытянуть на берег корабли. Они пробили дно, но было там неглубоко. Мы сумели его достать, потом я нырнул еще несколько раз, нашел пару досок, гвозди, со дна корабля мы содрали немного смолы и подлатали долер настолько, что удалось на нем уплыть. Это было безумие, но мы были готовы сделать все, чтобы спастись с проклятого острова. Лодка чуть протекала, но наша латка держалась. Несколько дней мы шли только на веслах. Потом однажды ночью умер Сивальди: он все сильнее кашлял кровью. Я отдал его морю и поплыл дальше. Потом причалил к какому-то небольшому острову, где в расщелину собиралась пресная дождевая вода. Ел яйца чаек, морских улиток, собирая их на берегу. Через несколько дней меня забрали оттуда ловцы моржей, что возвращались своим кораблем в Землю Грифонов с грузом шкур, ребер, клыков и жира. Они были так потрясены моим жалким положением, что даже не забрали остатки серебра в моем поясе и меч. Зато накормили меня и напоили, а один из них перевязал мои раны. Таким-то образом я и вернулся – один – домой, и таков-то он, остров Ледяного Сада, куда мы теперь плывем.

Опускается тишина.

А потом все вопросительно смотрят на меня. Я пыхаю трубочкой и некоторое время ощущаю в голове пустоту. Расчудесно. Тишина делается тяжелой.

– Хорошо было бы знать, как так случилось, что на тебя не подействовали чары Ледяного Сада, – говорит Спалле.

– А ты когда-либо болел от еды, которую остальные нахваливали и ничего дурного не ощущали? Или от обычного запаха цветов или трав? – спрашиваю.

Грюнальди пожимает плечами.

– Я муж в расцвете сил. Я не одного перепью и не с одним справлюсь в схватке, и не стану сбегать от девки, а то и двух. Было у меня и время набраться ума-разума. Но знаете, как говорят: если муж перестал быть юношей и утром ничего у него не ноет, значит, ночью он помер. Я ем то же, что и все, а если потом ноет у меня брюхо, то так же бывает и с другими. Я не заметил в себе болезней, которых нельзя было бы объяснить тем, что я перемерз, перепил или переел, – как и тех, что не миновали бы после заговора от мудрой бабы, трав, огней и хорошего сна.

– А что с теми, кто остался на перевале или пошел в горы? – спрашивает Сильфана.

Грюнальди качает головой:

– Пару-другую из них я заметил в битве, но там была такая толчея, что мне могло и примерещиться. А потом ни одного из них я не видел. Думаю, что они пропали так же, как и те, кто остался на пляже. Забрали их Ледяной Сад и Люди Вулкана.

– А ты и прочие чувствовали себя странно в самом начале, едва только прибыли на остров? – спрашиваю я, крутясь по кают-компании в поисках того, что могло бы сойти за пепельницу.

– Нет, – отвечает он сразу же. – Только когда мы вошли в долину Ледяного Сада. Причем – не сразу.

– Значит, нам хотя бы известно, что туда идти не стоит, – говорит Сильфана.

– Корабль привезет нас, куда пожелает, – говорит Спалле. – И причалит туда, куда захочет Песенник с вулкана, тот, с сосульками на голове.

– Потому-то нам нужно достать лодку, – говорю я. – Причем раньше, чем мы выйдем в море. Кроме того, нужно будет что-нибудь придумать. Нас только пятеро. Что бы ни происходило, выживем мы лишь в том случае, если окажемся ловчей других.

– Ну, пока что удается нам не слишком-то, – мрачно заявляет Грюнальди. – То есть с Песенниками.

Замечает мой взгляд и вскидывает руки. На кончике языка у меня замирает: «Я никого силой не тяну», но Спалле успевает первым.

– Можешь сойти, – говорит. – На Драгорине берега близко, хватит прыгнуть за борт.

– Покусываешь при первой возможности, – ворчит Грюнальди. – Я не закончил, и плохо нам будет, коли не сумеем договориться. Хочу сказать, что самое время нам найти способ на тех Песенников, потому что начинает подниматься вьюга. И лучше будет, если ты, Ульф, научишься деять, как они.

– Все мне об этом говорят, – отвечаю. – Стараюсь, но это не так просто. Это вам не на флейте играть!

– Ты получил то копье, – внезапно начинает перечислять Сильфана. – Вылез из дерева, два раза вырвался у него из рук. Учил тебя тот, что обитал в пещере. Сумел ты сделать так, чтобы мы все в один миг перескочили в страну Змеев. Ты убил железного краба укусом магической осы. И все еще не веришь, что ты – Песенник.