Мозес

К Отто подошла женщина. Молодая, невысокая рыжеволосая дамочка в серой шубке вела за руку укутанного в сто слоев одежды ребенка. Сквозь шарф он мычал что-то невнятное и свободной рукой показывал пальцем в небо. Только Вилл посмотрел, куда показывает ребенок и усмехнулся, увидев на ветке старого клёна необычайно жирную ворону. Когда он опустил взгляд, Отто уже взял под руку рыжеволосую женщину с ребенком и втроем они пошли гулять по парку. Как же он сейчас похож на обычного человека.

Вилл медленно следовал за ними, опустив голову и пряча лицо за ободком шляпы. «И что теперь делать?» – отойдя от комы гнева, вопрошал разум. Семья подходила к воротам парка, и преследование грозилось окончиться провалом. Но вдруг Отто отпустил руку супруги и свернул с дорожки в сухие заросли кустов. Вилл последовал за ним. Сойдя в поросль, он ускорил шаг. По лицу ударяли ветки с последними желтыми и красными листьями осыпавшиеся прямо за ворот пальто. Отто стоял к нему спиной, у самого ветвистого куста и, насвистывая, облегчался.

– Отто! – раздалось в тиши и вороны, хлопая крыльями, сорвались с деревьев.

– Вилл? – не оборачиваясь, удивлся он и застегнул ширинку.

Шурша листвой под ногами, Мердер подошел вплотную к сослуживцу. Он повернул голову.

– Что ты тут де… – вопрос прервал блеснувший в руках Вилла пистолет, стволом смотревший прямо на Отто. То самое оружие, которым пятнадцать лет назад Вилланд убил Мартина.

– Ты чего? – Отто испуганно поднял руки.

– Сам знаешь.

– Нет!

– Не лги мне.

– Ты застаешь меня в парке с семьей с револьвером в руках, что я тут могу понять?!

– Тихо. Мы только начали. – Щелчок затвора заставил сжаться тело Отто, а голос его задрожал.

– Да что ты хочешь от меня?!

– Не так много. Всего лишь твоей смерти.

– Ты сумасшедший?! Да что я тебе сделал?!

– Всего лишь переехал на автомобиле моего армейского друга!

– Это была идея Генриха! И он сидел за рулем.

– Зачем вам это, черт возьми, понадобилось? – вопрошал Вилл, размахивая заряженным револьверов, отчего Отто еще сильнее напрягся.

– Я всё тебе объясню! Только умоляю, опусти оружие, – Вилланд кивнул, но пистолет не убрал. – Генрих кое-что выяснил, вроде бы кто-то из гестапо нашептал. Помнишь покушение на тебя, пятнадцать лет назад?

– Еще бы! Стрелок в красном шарфе. Его, кажется, так и не нашли.

– Нашли. Давно нашли. Уже при нашей власти. И в подвалах гестапо многое удалось от него узнать. Что, например, как мы и предполагали, он коммунист, мстивший за Мартина. Но кое-что ты не мог и предположить.

– Говори.

– Стрелок в красном шарфе – близкий друг Йохана. Доктор помогал ему в организации покушения, рассказал, где ты работаешь, твои привычки.

– Ложь! – закричал Вилл и направил ствол прямо в лицо Отто.

– Постой! Но ведь это не лишено смысла! Ты убил Мартина, вашего общего друга, Йохан вполне мог так поступить.

– Я никогда в это не поверю!

– Поговори с Генрихом, это он мне об этом рассказал, я всего лишь был на соседнем кресле автомобиля!

– И всё же ты был с ним тогда.

Вилл поднес холодный ствол прямо ко лбу Отто. Указательный палец готов был спустить курок. На лице жертвы проступили слезы.

– Паап?– протянул детский голос с вершины небольшого холма. Тот самый малыш, что удивленно смотрел на жирную ворону, сейчас был свидетелем казни.

– Дядь, не надо, – требовательно сказал малыш. Рука уже не так крепко сжимала пистолет, и мокрое от слёз лицо Отто вновь показалось Виллу человечным. Он опустил оружие. Отто осел на влажную, опавшую, листву. Вилл склонился над его ухом и прошептал:

– Я увижусь с Генрихом, а потом решу, что делать с тобой, – спрятав оружие в пальто, Вилл подмигнул сынишке Отто, и окружным путем направился к выходу из парка, где его ждал черный Мерседес. Осталось посетить еще одного друга.

В автомобильном радио надоедливый голос диктора сменился фа-минорной хоральной прелюдией Баха. Водитель прибавил громкость. Звуки органа наполнили салон, и Вилл словно оказался в концертном зале с приезжим Берлинским оркестром. Музыка придавала телу небывалую легкость, невесомость, а мысли растворялись между строк нотного стана. Автомобиль сбавил скорость в такт произведению, и, казалось, плыл, по словно жидкому асфальту между невысоких, воздушных домов. Вилл откинулся в кресле и впервые за весь этот безумный день расслабился. Тревога растворялась вместе с уходящими ввысь звуками труб органа, заполняя музыкой, оставшуюся от тьмы пустоту. Водитель плавно входил в повороты, приближаясь к цели. Музыка стихала одной протяжной нотой, из радио вновь вырвался голос диктора, повествующий о последних политических сводках. Вилл выключил приемник.

Генрих уже много лет жил один в просторной трехкомнатной квартире на первом этаже. Он не особо отличался гостеприимством и Вилл знал его адрес только по долгу службы.

За окном автомобиля сгущались сумерки, вечные предвестники тьмы готовые скрыть в своих объятиях дела неминуемой мести. Нужный дом. Вилл остановил машину у входа и закурил в салоне автомобиля. Свободной рукой он проверил пистолет и посмотрел в окна Генриха. В квартире уже горел электрический свет, искусственно продолжая короткий осенний день.

– Как будто человеку и так недостаточно вечной беготни под солнцем, и он изобрел своё, маленькое солнце в стекляшке, – бормотал Вилл, пуская кольца дыма, хотя сам только что приехал на новеньком автомобиле. Он докурил, бросил бычок и направился к входу, выплёвывая попавший в рот табак.

Под дверью квартиры номер три гордо сидела толстая серая кошка. Она посмотрела на Вилла большими, с узкой щелью зрачков глазами. Он хотел ее погладить, но изогнув располневшее тельце, она зашипела. Вилл отдернул руку, а животное не сдвинулось и с места.

– Дана! – воскликнул голос из квартиры, и дверь едва приоткрылась. Медленно и важно кошка направилась к входу, сверкая блестящей серой шерстью. Широко открыв дверь, Генрих сказал:

– Проходи, Вилл.

Квартира Генриха была просторна, но пуста. В зале стоял лишь диван и письменный стол у окна с набором чернил, перьев и старой, едва ли работающей печатной машинкой. На стене висел массово произведенный для первичных бытовых нужд портрет фюрера. Кошка Дана, терлась о ноги хозяина, накручивая между ними узлы бесконечности, и громко мурчала. Генрих извинился и отошел на кухню, через минуту вернувшись с открытой консервной банкой тушенки, похожей на ту, что в удачные дни получали солдаты на фронте и вывалил в миску кошке. Она с аппетитом принялась за ужин.

– Вот так нежданный визит.

– Тебе звонил Отто?

– Не знаю, я только пришел.    А что?

– Я встретил его в парке.

– И?

– Про тебя вспоминали.

– И ты решил навестить меня, в столь поздний час?

– Да, – ответил Вилл. В неловкой паузе было слышно лишь довольное чавканье кошки.

– Хочешь выпить?

– Да,– согласился Вилл. Заглушить сомнения и страхи, сейчас было кстати.