Мозес

– И отец, – добавил Амрам.

– Отец? – она грозно посмотрела на мужа, – не из-за тебя ли её сейчас нет рядом? Не из-за твоего ли упрямства мы лишились уже второго ребенка?

– Я не мог принять этого Джона, ты же знаешь.

– Ты думаешь только о себе и своих дурацких убеждениях.

– Они не… – Амрам начал было спорить, но осекся, дабы не зарывать себя еще глубже в яму непонимания. Он тяжело вздохнул и развалился на стуле.

– Всю свою жизнь я пытался делать всё, что бы моя семья была счастлива, а в итоге всё становиться только хуже. Я просто хотел сделать всё правильно…

– Правильно еще не значит хорошо.

– Наверное.

Амрам взял бутылку и налил свой бокал до краёв. Отхлебнув, он поморщился.

– Кислятина.

Супруга поднесла бокал к лицу и взболтала содержимое, – В Америке нет хорошего вина, – печально сказала Мария.

– А в Европе нет мира. Сегодня Германии напала на Польшу, а значит, уже совсем скоро в это втянется Англия и Франция. Кажется, началась еще одна мировая война.

Мария подавилась вином и безумными глазами посмотрела на мужа.

– Что? Ты серьезно?

– Серьезно. Едва прошло двадцать лет, а наша родная страна опять развязала войну против половины мира, – неожиданно он слегка улыбнулся, – но теперь, мы далеко.

– А как же… как же Мозес! – запротестовала Мария. Амрам с укором посмотрел на неё.

– Его воспитывали другие люди, едва ли ты теперь узнаешь его.

– Он наш сын!

– Даже если он еще жив, он рос в семье того нациста, ты хоть представляешь кем он мог стать?

– Что значит, если он еще жив?

– Эти новости часто не доходят до нас. Но мне известно, что твориться в Германии. Просто я не хотел тебя расстраивать.

–Говори! – она встала и облокотилась на стол, сверля взглядом супруга. Он рассказывал ей о погромах, еврейских гетто и ссылках, а Мария изумленно, раскрыв рот, слушала, и не желала верить его словам.

– Почему? Почему об этом неизвестно? – дрожащим голосом шептала Мария.

– Не знаю. Правда, не знаю. Они не стеснялись говорить об этом во всеуслышание, с трибун перед толпой, в газетах и буклетах, но когда взялись за дело, наверно поняли, что некоторые вещи нужно делать в тайне, – он поправил воротник рубашки. – Многие даже не знают, что с ними будет, когда их толпой грузят в тесный вагон поезда и увозят на восток.

– А ты? Ты-то откуда знаешь?

– У меня остались свои люди в Германии. И всё на этом. Больше я не скажу ни слова.

Скрепя стулом Амрам встал из-за стола, так и не притронувшись к ужину. Он пошел в душ смыть выступивший от волнения пот и хотел поскорее лечь спать.

Мария в оцепенении стояла у стола, а в уме зрели беспокойные идеи.

***

Амрам поднимался по лестнице, шаркая замшевыми ботинками. На площадке замерцала лампочка и раскаленная спираль, в последний раз вспыхнув, погасла. Мужчина выругался и стал на ощупь открывать замок.

Необъяснимая тревога овладело его умом и телом. В квартире царила тишина, а с кухни не доносился запах ужина. Жизнь в леденящем сумраке замерла в томительном ожидании. Пройдя в зал, Амрам увидел листок, прижатый хрустальной вазой, а рядом лежала авторучка, истекающая чернилами. Глаза его широко раскрылись, а дыхание участилось, когда буквы сложились в слова.

Амрам пробивался через толпу эмигрантов на уходящей в сумерки пристани. Корабли прибывали в измученный город забитые человеческими судьбами, а отплывали почти пустыми. К одному из них Амрам подбежал, но лишь ступив на трап, путь ему преградил мужчина с подкрученными усами и решительно потребовал билет.

– Мне никуда не надо плыть! Просто посмотрите, есть ли в ваших списках Мария Циммерман.

– Это информация конфиденциальна, сэр, – с напыщенностью ответил усатый контролер. Амрам всё понял и потянулся во внутренний карман пиджака. В лучах закатного солнца появилась бумажка в один доллар и глаза контролера оживились.

– Повторяю, это информация конфиденциальна, – проговорив по слогам последнее слово, видимо немало дней заучивая его перед зеркалом, мужчина с закрученными усами набивал себе цену. Амрам немедля сунул руку в пиджак и вынул помятую купюру в пять долларов.

– Только из-за уважения к вашей проблеме, сэр, – лукаво сказал контролер и, оглядевшись по сторонам забрал купюру.

– Так, Циммерман, посмотрим, – его жадные глаза забегали по списку, но Амраму всё равно казалось, что он медлит.

– Циммерман Софья! Есть такая, – радостно сказал, надеясь сорвать еще с растерянного мужчины за проход на корабль.

– Нет! Мне нужна Мария.

– Марии нет, – расстроено сказал контролер.

– Как тогда она еще могла отправиться в Европу?

– Час назад ушел лайнер. А этот идет до северной Африки, – не подумав о выгоде, ответил он и, осознав это, замолчал. Амрам сокрушаясь, топнул ногой и пошел подальше от морского вымогателя. На горизонте превращаясь в точку, исчезал корабль, возможно, тот самый на котором плыла Мария. Покинутый супруг присел на лавку рядом со спящим ирландцем и, достав листок, еще раз перечитал письмо.

– Значит, поехала спасать Мозеса. Из рук врагов, – подумал он вслух. Спящий ирландец недовольно засопел.

Часть 4

1.

Осень 1941 года омрачила череду легких побед и окончательно развеяла надежды на быструю войну на востоке. Немецкие мальчишки, кто с трепетом, а кто со страхом ожидали своего восемнадцатилетия. Едва расставшись со школой, ребята, часто добровольно, отправлялись в учебные лагеря, где капралы и унтер-офицеры делились опытом армейской жизни. Подъем посреди ночи и марш бросок по колено в грязной жиже были по мнению командиров подготовкой к трудностям фронта. В глазах же призывников это то, что отнимало ценные часы беспокойного сна. А бесконечные строевые подготовки готовили разве что к торжественному шествию по улицам города, когда женщины провожали своих мужей и сыновей под звуки оркестра, но слабо верилось что умение шагать в строй и держать ровно подбородок пригодится на фронте. Но так было положено.

Поезд монотонно отбивал металлический ритм. Составы словно огромные ржавые бусины тянулись за паровозом, исчезавшим впереди колонны в собственном дыму. Кочегар подбросил угля, и серый выхлоп стал ядовито черным, оседая копотью на белом снегу и деревьях. Машина ускорилась.

Входя в поворот, десятый вагон вслед за остальными заскрипел колесами. От звука проснулись несколько человек на твердых полках-кроватях. Один из них посмотрел на часы и радостно сказал:

– С Рождеством!

– С Рождеством, Ханк. А теперь заткнись и спи, – ответил сонный голос.