Немецкий брульон

– А что они пили? Стеклотара где?

– Почём я знаю. Выбросили наверно.

– Такой уровень следов не оставляет. Короче, остались мы без отпечатков пальцев, без записей. Упустили русских товарищей. Выговор вам строгий, товарищ Ядвига.

– Есть выговор!

– И персональную пенсию покамест притормозим…

А вот последнее уж совсем зря.

4.

– А что, Карловна, эти люди были с зубами?

– Интересный вопрос. А что?

– А то, что в цветочнице на балконе обнаружены челюсти!

– Что такое! Не может быть. Челюсти? Змеиные? То–то Манька сверху исчезла.

– Как же, змеиные! Кобра ещё скажите. Протезы, дорогая. Мужские. Фирма Roott, из титана. Прокуренные насквозь. Закопаны наполовину.

– И что теперь?

– Что–что, вернём… если ихние, – и Паллаврентич хитро улыбнулся.

– А за серпентарием пущай лучше следят. Шеф команды не давал.

5.

– Кстати, после этих господ из России ничего интересного не осталось?

– Как же не осталось, – сказала Ядвига, – вот, вот эту кружку оставили.

***

«А что, интересненькая кружечка», – сказал Паллаврентьич, повертев кружку в руках. Кружка для пива из белой латуни с крышкой.

– И надпись на ней интересная. Жаль, аудио у нас хреново получилось. Слов не разобрать.

«Однако ж, растяпы эти русские», – сказала Ядвига.

– Может, растяпы, а может и вовсе наоборот… слишком у них как–то оригинально что ли. Отключили технику, притом самым примитивным способом. Играют с нами, черти! Будто дети…

– Так вы их это…, – посоветовала Ядвига, – на границе–то и… это самое… .

Полчаса в кармане таможни

«Все сдохнут, а они будут жить, и моя жена, и тёща, и все будут жить, а все мужики – на кладбище, на кладбище, на кладбище.»

В.В. Жириновский

На границах Бим сама скромность. Его не отпускает мисс Фрустрация. Обхватила обеими… нет, шестью руками, и держит. И трясёт Бима. А морда крааасная у неё! А руки хваткие. Пальцы с когтями. И перстнями увешаны. Сфоткать бы её в обнимку с Бимом. Но не придумали ещё таких фотоаппаратов: только словами можно описать. Такими точными, как взгляд Кирьян Егорыча – будущего писателя, а пока что вояжёра из графоманов, и слегка чертитектора. Только без копыт и хвоста. А рожки–то имеются. Под причёской, правда, не видно. Но мы–то насквозь знаем Кирьян Егорыча! И знаем его способность видеть жизнь насквозь.

Вот и видит Кирьян Егорыч, что к мисс Фру, ухватившей Бима, добавились Лю (Любезность – отличная деваха, слегка голая) и Пэ (Послушание – это непонятного пола, может гей). эЛь – белая, а Пэ в крапинку: держат Бима: одна за язык, а другой, который гей, за горло. Чтоб не орал ерунды.

Ни белорусы, ни поляки не учуяли в Биме следов распития славных брестских напитков.

Что уж говорить о «назально–горловом средстве от путевого бешенства», применённом известными врачевателями, более суток назад. Оно не оставило цветных отпечатков на лице Бима.

А болотное лицевое имущество? А болотное лицевое имущество… а, может, оно всегда было таким…

А на поведении… А что поведение? Поведение не равно послушанию – его к делу не пришьёшь. Прилипшие к Биму твари руководят Бимом.

Бим это такой тип незаметного человека, особенно теперь, способного мимикрировать не только на таможнях друзей и партнёров, но, даже, не приведи господи, в общагах Гуантанамо или Алькатраса[25 - Гуантанамо и Алькатрас – известнейшие тюрьмы США.].

«Если бы какие–нибудь русские шпионы типа Вована, Лексуса или Петрова с Бошировым, во время погони за ними, выкинул бы в окно (бешеного «Reno», «Мерса», «Москвича») челюсти со встроенным радиопередатчиком, то, после их поимки, чтобы вычислить неладное в этой части, и при этом не разрушить дипотношений с российским государством, нужно, чтобы тестируемые показали гланды, сказав долгое «а–а–а», или широко улыбнулись. Для последнего нужно всего–то: по морде, по морде, по морде. И всё получится».

Чен Джу.

«Андахуайлас. 2–я часть»

А Бим вовсе не шпион. Правда, никто не уверен на сто. И по морде никто не додумался его отоварить.

Во–вторых, он рта не открывал – работал обет молчания, данный коллегам намедни.

И не улыбался – не с чего улыбаться фискальным организациям. Твари держат Бима за язык и горло.

Что же касается имплантантов, то любимые челюсти Roott из швейцарского титана Бим, кажется, оставил на родине в Угадайке, не исключено, что в мотеле «Развесёлые подружки», из окон которого виден Свияжск. А возможно, что в походной пивной кружке «Makao» – на подоконнике у Ядвиги Карловны[26 - /– И не исключено, – считают французские монашенки, – что челюсти выкрали враги, которых вокруг Reno образовалось как грязи в их любименьком Нью–Джорске он же Угадайка. Хватает и кротов… среди своих: каждый второй – потенциальный крот, и никаких априори, никаких презумпций. С 2020–х презумпция (без всяких трусливых хайли лайкле) стала одна: если ты русский, то виновен»./].

– «Если вам при обыске попадутся какие–нибудь челюсти, то непременно скажите», – такая вертелось у Бима фраза. Но смолчал. Слово «обыск» не являлось корректным, а замену «обыску» Бим не смог подобрать. И твари держат его за горло, И за части, что во рту.

Бимовский софт – после его встречи с золотками в казанском поезде – в первой серии видения и изнасилования Эйфелевой башни, – работал на… мумилейной[27 - Тут Егорыч снова отсылает читателя к своему рассказу «Мумилей». – Этот гениальный, по мнению Егорыча, рассказ поначалу назывался «Телефон с тихим дозвоном». Название «Мумилей» это составное слово, содержащее корни от слов «мумия» и «юбилей».] оперативке с древнеегипетским интерфейсом, пропитанный троянами и тормозной жидкостью.

***

Ну да ладно с тварями, которых видит только Кирьян Егорыч.

Надо отметить тут, чисто для читателя, которые, возможно, когда–нибудь появятся не смотря ни на что, и прочтут записки Кирьян Егорыча, …что битком набитый автомобиль Reno взору лукашенковских таможенников понравился больше остальных.

Ровно так, как предположил на вечерней планёрке в хате Ядвиги Карловны, Бим.

Машину подняли в значимости, выдернув из общего потока.

Велели вырулить на спецстоянку, устроенную в укромном уголке задворок.

Четверо вооружённых чинов в фуражках, не считая пятой, позже подошедшей дамы, с поводком, но без положенной собачки, – чему Малёха несказанно обрадовался, – начали досмотр.