Расплата. Цена дружбы

– Только работать не хотят, – вставил пять копеек Алик.

– Что есть, то есть. Им бы в теньке прохлаждаться, да на гитарах бренчать. Зато на белых баб падки… На руках готовы носить. Одно слово, кабальеро… – добавила Алка, одарив супруга уничижающим взглядом.

– И воюют по всей Африке, – понизил голос Алик, когда они опрокинули по чарке. – В Анголе, Намибии, Родезии и, Бог знает, где еще. Как говорится, во имя мира и социализма.

Тише ты, – цыкнула Алка. – А, вообще, хорошо там, конечно. Как в сказке. А если бы наших не было…

– То есть? – не поняла Нина.

– То есть особый отдел. Следят, сама понимаешь, чтобы ЦРУ не завербовало.

– Это везде так. – Нина усмехнулась, вспомнив строчку Высоцкого:

Перед выездом в загранку
Заполняешь кучу бланков.
Это еще не беда.
Но в составе делегации,
С вами едет личность в штатском,
За – все – гда…

– Каждую субботу к особисту, – скорчив неподражаемую гримасу, сказала Алка. – И, сиди, пиши, кто что говорил, какие анекдоты рассказывал, или… В общем, что говорить, сама не девочка.

– И ты писала?

– А ты, как думаешь? Протест в ООН заявила.

Алик шмыгнул на кухню.

– Алик, небось, к сигарам в Гаване пристрастился? – сказала Нина, меняя неприятную и опасную тему. В НарХозе она была активисткой, комсоргом группы, а потом и членом бюро факультета. Там же ей предложили стать доверенным лицом КГБ. Это было обыкновенным делом. С улицы в КГБ не брали, зато Комитет пополнял ряды комсомольцами. Ряды были безразмерны, пополнение требовалось постоянно. Желающих тоже хватало.

– Что ты! Их курить невозможно, если в затяжку. Он на «Столичных» подвисает. Или на «Экспрессе», в худшем случае.

– Вообще-то, я к «ВК» привык, – подал голос из кухни Алик. – Их еще «Вечным кашлем» называют.

– Вечным кайфом, – поправила Алка.

– Или так.

– С такими ушами в органы сам Бог велел. Все, Алик. Иди кури. – Алка выставила супруга жестом. – Не видишь, мы с Нинкой о своем, о бабьем, говорим.

– Как у тебя с Олегом? – поинтересовалась Алка, когда Алик послушно прикрыл дверь. Нинка не стала ничего скрывать. Выложила все, как есть. Подруги, обнявшись, всплакнули. Алик, заглянувший, было, на кухню, снова ретировался.

– Ладно, – в конце концов вздохнула Нинка. – Мы ведь с тобой, тертые калачи. Детдомовские.

– А мы с тобой, брат, из пехоты! – подхватила Алка.

А летом лучше, чем зимой, – подпела Нина, растирая слезы по щекам. «Белорусский вокзал» произвел впечатление на обеих, песню про высокую цену Победы крутили по телевизору и радио постоянно.[22 - «Белорусский вокзал», (1970), драма режиссера А.Смирнова. В главных ролях снялись Евгений Леонов, Анатолий Папанов, Всеволод Сафонов, Алексей Глазырин, Нина Ургант. Композитор Альфред Шнитке.]

– А кофе лучше чая, – пропел Алик, снова появляясь в амбразуре двери.

– Кому что по душе, – согласилась Нинка. – Тебе индийский или бразильский?

– Ого!

Гости засиделись допоздна, благо, идти домой было недалеко, центр Киева относительно компактен. Нина с Ростиком проживали на Свердлова, а Алик и Алла на Рейтарской, из чего вытекает, что извечные жилищные проблемы, стеснявшие граждан СССР с рождения Союза и до развала, никоим образом не касались верхушки, упорно с этими проблемами боровшейся. Родители Алика переселились на Русановку, в новый дом с улучшенной планировкой, возведенный для героических тружеников Совмина, кузнецов наших нетленных побед.

* * *

В начале семьдесят четвертого Алик и Алла взлохматили чековые сбережения, появившиеся в итоге четырехлетнего проживания на Кубе, приобретя в инвалютном магазине новейший «Москвич-2043», белый как снег, с квадратными фарами и габаритами, в которых угадывались отголоски американского дизайна пятнадцатилетней давности.

– Шик! – восхищалась Алка.

– Хотя я бы предпочел «Жигули». – Алик застенчиво улыбнулся. Приемистая лайба, спортивная. И половина деталей итальянские.

В апреле семьдесят четвертого года скоропостижно скончался Капонир-старший. Вскоре после похорон семья Олега и Нины окончательно развалилась. Впрочем, от нее давно оставалась жалкая оболочка, державшаяся на банальном страхе Олега перед отцом. Нина к такому обороту событий была готова, и не испытала ничего, кроме облегчения.

Олег убрался из дома, поселившись у какой-то женщины. Вслед за сыном из жизни Нины и Ростика ушла свекровь, их отношения тихо увяли, как теплолюбивый куст в октябре. Нина с Ростиком жили в достатке. Каждое лето ездили в отпуск по профсоюзным путевкам, правда, уже не в Пицунду, и не в Картахену. Ростик рос мальчиком примерным, учился на «хорошо» и «отлично», редко огорчая Нину Григорьевну. Правда, по-прежнему часто хворал, а все попытки Нины закалить его по разным методикам, как правило, заканчивались ОРЗ. Несколько раз Нина определяла сынишку в спортивные секции, благо, спортшколы процветали, и работали бесплатно. Ничего хорошего и из этой затеи не получилось. В плавательном бассейне Ростик мерз, непременно зарабатывая насморк, на катке упал, и схлопотал сотрясение, а после первого же занятия в группе Самбо при «Динамо», куда она устроила его через знакомых в ГУВД, с ним случился приступ аппендицита. Прыгая через коня в секции легкой атлетики, Ростик ушиб копчик и долго впоследствии лечился в клинике. После этого Нина плюнула – пускай будет, как будет. Спортсмена из Ростика не вышло.

Впрочем, у него бывали увлечения, обещающие, рано или поздно перерасти в страсть. В пятом классе Ростику подарили масштабную модель самолета. Склеивать было сложно. Обыкновенно, первые шаги в подобных затеях ребятам помогают делать отцы. Ростику с отцом не повезло, зато моделирование буквально очаровало. Пластмассовые фрагменты постепенно складывались в эстетически безукоризненные модели, и это выглядело настоящим чудом. Правда, на пути к прекрасному он вскоре встретил две непреодолимые преграды. Хронически дефицитную коммунистическую экономику, без скрипа производившую разве что бомбы с патронами, и позицию Нины Григорьевны, оказавшуюся в данном случае решающей. Нина не переносила запаха клея, применявшегося в изготовлении моделей. В те времена дихлорэтан еще не нюхали, как наркотик, но он был точно так же вонюч. Нина вспомнила о болезненных легких и бронхах Ростика, и первая модель оказалась в его жизни последней.

Чтобы хоть как-то заполнить пустоту, Нина определила его на музыку. Не то, чтобы Ростик после учиненного произвола возненавидел скрипку. Просто замена была неполноценной, и главное, ее навязали силой. Ростик исправно посещал занятия, честно пилил струны смычком с упорством дауна, доводя преподавателя до инфаркта, а Нину Григорьевну до нервного тика. В общем, Паганини из него тоже не получилось.

* * *

В восемьдесят втором Ростик окончил школу, и настала пора сделать основополагающий шаг, частенько оказывающийся роковым. В какой из ВУЗов податься, Ростик понятия не имел. Что неудивительно, по большому счету. Тот, кто в семнадцать лет знает свое будущее, как расписание школьных занятий, либо безнадежный заучка, либо личность, которая впоследствии чего-то добьется. Ростик симпатизировал истории, главным образом Древнего мира, скопив об этом периоде весьма обширные, хоть и бессистемные знания. Самостоятельно и весьма искусно выполненные иллюстрации легионеров в полной боевой выкладке, катафрактариев[23 - Катафрактий (от греч. покрытый бронёй) – тяжеловооруженный кавалерист. Впервые катафрактарии появились в Персии Ахеминидов (вторая половина V в. до Р.Х.). Широко использовались в армиях эллинистических владык Египта и Сирии, а также парфянами. Стали неприятным сюрпризом для римских легионеров] и египетских мамелюков украшали стены его комнаты так плотно, что почти полностью заслонили обои.

– Ну, сын, что делать будем? – для проформы поинтересовалась мать. Решение она уже приняла, и они оба об этом знали. Ростик пожал плечами.

– Мне история нравится…

– История, – презрительно фыркнула Нина. – Чтобы сейчас об Университете думать, надо было в школе не лоботрясничать. А с двумя тройками в аттестате…

Ростик в десятом классе действительно разболтался, а выпускные экзамены так и вовсе провалил, учитывая тот факт, что еще в девятом фигурировал среди претендентов на медаль. Виной тому послужила трогательная влюбленность, вызвавшая такую драконовскую реакцию матери, какая напоминала войну, с переходом на осадное положение.

– Хватит с меня твоего папаши! – вопила она на перепуганного до смерти Ростика. – С тем намучилась, а теперь ты начинаешь?!

Оглушенный невиданной вспышкой материнской ярости, Ростик молчал, как партизан на допросе. Упоминание об отце было ударом ниже пояса. После смерти деда Олег Капонир вылетел из спортивно-номенклатурного кресла и теперь промышлял неизвестно чем. До Нины дошли слухи, что он якобы подрабатывает за городом в лесхозе. Еще поговаривали, что он умер прошлым летом. Ростик об этом тоже слышал.

Именно с той поры между матерью и сыном пролегла трещина, хоть предпосылки копились давно. Ростик сдал в учебе, и получил аттестат, ее понимании позорный.

«С таким в университет переться, тысяч пять возьми да положи, – со злостью думала Нина, поглядывая на сына, выводившего авторучкой бессмысленные загогулины в тетрадке. – У меня таких денег нет. А и были бы, ну какая в СССР история? У сына одни гладиаторы в голове, а там съезды и партконференции. Значит, выпрут, и в армию. А армия, это Афганистан». Афганская тема выступала тогда в роли страшилки для всех матерей, вырастивших сыновей призывного возраста. Было чего бояться.

– Ну, и кем ты оттуда выйдешь? – поинтересовалась Нина, имея в виду диплом историка.

– Археологом, хотя бы, – промямлил Ростик.

– Зубными щетками в пыли копаться. – Нина покачала головой. – За сто десять «рэ» в месяц. Это в лучшем случае. Или учителем в школу! Вот здорово будет!

Ростик потупился.