– Видите, какая вы рассеянная, – согласился полковник, нервно перебирая когтистыми пальцами. Точь-в-точь, как у курицы, только значительно больше и радикального черного цвета.
– Да, конечно, – согласилась Мила, и только теперь заметила вторую дымовую трубу. Вторая труба, словно зеркальное отображение первой, торчала в каких-нибудь двухстах шагах. Верхушку трубы венчало аккуратно сплетенное гнездо. Из гнезда высовывались разинутые клювы птенцов. Птенцы, судя по всему, ссорились, вырывая один у другого крупные куски мяса, показавшимися Миле фрагментами человеческого тела.
– О, Боже! – Мила прикрыла рот.
– Не стоит так болезненно реагировать, Милочка. А тем более, понимаете, расстраиваться. Он большего и не заслуживал.
– Кто?
– Как кто? Паша. Дружек ваш. По незаконной обналичке специалист.
Мила отвела глаза.
– Вы же сами говорили, Милочка, будто он мухлевал, кхе-кхе?
– Такого я ему все равно не желала, – пролепетала она, борясь с подступающей дурнотой.
– Такова его судьба, – отрезал полковник. – Надоело с махинаторами цацкаться. Сумку давайте!
– А кто это? – спросила Мила, разглядев совсем далеко, над вышгородскими лесами, пару угрожающего вида птиц. Птицы волокли в когтях нечто весьма тяжелое, то ли бычка, то ли крупного человека.
– Ах, это… – Сергей Михайлович отмахнулся, – это наши ребята. Оперативники. Второго подельника вашего задержали. Этого, как его? Протасова. Да черт с ним, с быком тупоголовым. Не берите в голову. Вы сумочку-то давайте.
– Спустите меня, пожалуйста, на землю, Сергей Михайлович.
– Сначала сумка – потом земля, Мила Сергеевна. И давайте-ка без торга. Тут вам не базар, дорогуша! – внезапно посуровел Сергей Михайлович и, дав понять собеседнице, что шутки закончились, яростно щелкнул клювом прямо у нее под носом.
Цепенея под алчным взглядом похожих на стекляшки глаз полковника (недаром сотрудники силовых структур так падки на словечки типа «сокол» или «беркут»), Мила Сергеевна протянула сумку. Украинский поймал ее с ловкостью совы, хватающей обреченную мышь. В следующую секунду могучие крылья расправились, сделали мах, полковник отделился от трубы.
– А я?! – взвизгнула Мила. – Как же я?!
– Вы? – Украинский, вероятно, хотел пожать плечами, по привычке. При этом его крылья сложились. Чтобы не полететь вниз камнем, ему пришлось сделать несколько яростных взмахов, прежде чем он поймал поток восходящего воздуха, и воспарил.
– Вы, дорогуша, меня больше не интересуете. Отработанный, так сказать, материал.
– А как же наш договор, Сергей Михайлович, вы же мне двадцать пять процентов обещали?!
– Вы что-то путаете, кхе-кхе. Я с аферистами не договариваюсь.
– Хорошо! – в отчаянии она протянула к нему дрожащие руки. – Я поняла. Не надо мне никаких процентов, Сергей Михайлович! Только не бросайте меня, пожалуйста, я вам еще пригожусь!
– Пригодитесь? – заклекотал Украинский. – Да на кой черт, спрашивается, вы мне сдались? – он окинул презрительным взглядом ее беззащитное, худенькое тело. Только сейчас Мила сообразила, что обнажена. – Мяса в вас – кот наплакал, честно вам говорю. Яйца снести – и того не сможете. Вы, дамочка, балласт.
– Умоляю! Не бросайте меня здесь! – повторяла она снова и снова, теперь сквозь слезы.
– Да я и не бросаю, – сообщил полковник. Мила решила – сжалился.
– Правда, Сергей Михайлович?
– Передаю, с рук на руки, Милочка, другим нашим сотрудникам. Скоро они за вами прибудут. Недолго терпеть.
– Какие сотрудники? – пролепетала Мила.
– Товарищи Витряков с Филимоновым.
– Они ваши сотрудники?! – взвизгнула она.
– Так точно, дамочка. Только внештатные.
– Они же бандиты! – закричала она.
– Ну, знаете, я бы не стал, на вашем месте, развешивать ярлыки, дамочка, – осуждающе проговорил Украинский. – Вину обвиняемого определяет суд, верно? Он же назначает наказание. Сейчас, понимаете, не 37-й год, кхе-кхе, к сожалению…
– Не отдавайте меня им! – завыла Мила. – Я буду хорошей!
– Ничего не попишешь. Такой приказ.
– Я буду жаловаться Артему Павловичу!
– Ну, сама напросилась! – заклекотал Украинский и толкнул ее правым крылом. Потеряв равновесие, Мила, пронзительно визжа, полетела в закопченную дочерна пропасть дымохода.
– Мама! Мамочка! – кричала Мила, выпученными от ужаса глазами наблюдая стремительно удаляющийся круг ярко-голубого неба вверху.
– Мамочка…
* * *
Она обнаружила себя на глинобитном полу, среди опилок, в грязном чулане, куда ее бросили накануне вечером, со связанными за спиной руками. Где-то неподалеку брехали собаки, эти ночные часовые, готовясь передать вахту петухам. За крошечным окошком, раза в два меньше форточки, неуверенно брезжил рассвет. Наступал новый день, обещавший быть еще хуже ночного кошмара. Замерзшая и перепуганная, она была на грани прострации. Часть сознания лихорадочно искала пути спасения, но находила одни тупики, часть готова была истерически смеяться, представляя перекошенную физиономию бомжа, обнаружившего набитую банкнотами сумку, часть хотела одного – смерти. Безболезненной и гуманной, во сне. Спустя полчаса Мила забылась. Ей удалось проспать еще с полчаса. Пока не пришел Витряков.
* * *
раннее утро, суббота, 12 марта
Леонид тоже не выглядел посвежевшим. Видимо, остаток ночи пропил. С ним пришли запахи перегара и бензина. Если с перегаром все было ясно, то запах бензина Миле чрезвычайно не понравился. Он ее напугал.
– Принюхиваешься? – от Лени не ускользнул ужас в ее глазах. Есть люди, которые буквально питаются чужими страхами. Витряков был из их числа. – Давай, давай. Пока есть чем.
Мила инстинктивно подалась назад. Но, сзади была стена.
– Живо колись, коза, где камни? – добавил Витряков, ухмыляясь. – Сразу предупреждаю, попробуешь сбрехать – я тебе такое устрою, зенки повытекают.
Мила сообразила, что речь о бриллиантах Виктора Ледового, давно присвоенных Артемом Поришайло.
– Они давно не у меня, Леня, – заспешила она. – Их у меня и не было никогда. Они…
Витряков не дал ей окончить фразу. Не размахиваясь, залепил пощечину. Мила ударилась затылком в стену. Из глаз посыпались искры.
– Раз бы тебе навалять, цыпа. От души. Но, у меня другой план. Сейчас будем в Космодемьянскую играть. Ты, значит, будешь Зоя…