Нежность ночи

Последующие дни прошли без каких-либо особых событий. Я выходила из квартиры всего один раз, чтобы открыть счет в сбербанке и положить деньги. Ршила не просить у мамы ее паспорт, что-то ей объяснять, уговаривать, так как она, несомненно, начнет отказываться. Я просто открыла счет на свое имя, положила туда довольно крупную сумму и заказала пластиковую карточку, решив отдать ее маме и сообщить пин-код, чтобы она сама снимала оттуда деньги, когда захочет.

Больше я не выходила из дома. Мое существование стало похоже на полуявь-полусон. Подсознательно я ждала лишь одного – звонка Коли, а до этого не хотела никого и ничего видеть и слышать. Я бродила по квартире без всякой цели, часто плакала и это хоть как-то облегчало душу и оживляло ее. Много времени проводила возле картин. Я подолгу сидела в гостиной и смотрела на нас с Грегом на фоне летнего пейзажа, потом шла в кабинет и застывала там перед триптихом. И чем дольше я оставалась в одиночестве, тем быстрее теряла последние остатки мужества и уверенности в благополучном разрешении ситуации. Время шло, ничего не происходило. Я пыталась понять тайный смысл взаимодействия Ренаты и ее картин, но истина ускользала от меня, прозрения не наступало, к тому же мой разум был словно затуманен беспрерывным горем, я не могла рассуждать логично. При одном воспоминании о Греге я впадала в жуткую тоску. Единственным утешением служил кулон с его кровью. Я открывала его, вдыхала запах, и мне казалось, что мой любимый рядом.

Я начала интересоваться отечественной историей периода 20-х годов. Все факты поставлял мне, конечно, Интернет. Больше всего меня занимал период с апреля, ведь Грег оказался в Москве именно в апреле 1923 года. И я читала все подряд, чтобы проникнуть в атмосферу того времени, понять процессы, происходившие в обществе.

«Сосланный большевиками архиепископ Иларион вернулся в Москву в начале лета 23-го года. 5 июля он заново освятил храм Сретенского монастыря, который занимали обновленцы [4 - Обновленчество – движение в Православной Российской Церкви, возникшее после Февральской революции 1917 г. Единственное, признаваемое властью, так как обновленцы повсюду говорили о том, что полностью поддерживают новый режим.], и произнес проповедь, в которой обратился к священству, вступившему в обновленческие группы, чтобы они покаялись в церкви всенародно, иначе он не допустит их к службе в алтаре. Присутствующее духовенство публично покаялось, и Иларион освятил церковь от осквернения еретиков…»

«Изданы «Песни Революции»! Номером вторым идет «Наш Герб», стихи П. Герман, музыка Ю. Хайт. Вдохновенные прекрасные строки, зовущие нас только вперед!

«Что может быть прекраснее и проще
Республики Советского Герба,
Где освящен порывом общей мощи
Стальной союз из млата и серпа.
Будет старый мир расколот
Угнетателям в ущерб!
Нанесет удар наш молот
И подкосит острый серп…»

«В начале 1923 года все функции по управлению спортом были переданы Московскому губернскому совету физической культуры (МГСФК) при президиуме Московского Губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов…»

«1923 г. Вышел в свет роман Д. Фурманова «Чапаев». О жизни и гибели героя гражданской войны комдива В.И. Чапаева. Действие происходит в 1919-м, главным образом во время пребывания комиссара Федора Клычкова в чапаевской дивизии…»

«Холодное лето» О. Мандельштама впервые появилось в журнале «Огонек» от 15 июля 1923 года. Отрывок:

«Маленькие продавщицы духов стоят на Петровке, против Мюр-Мерилиза, – прижавшись к стенке, целым выводком, лоток к лотку. Этот маленький отряд продавщиц – только стайка. Воробьиная, курносая армия московских девушек: милых трудящихся машинисток, цветочниц, голоножек, – живущих крохами и расцветающих летом…

В ливень они снимают башмачки и бегут через желтые ручьи, по красноватой глине размытых бульваров, прижимая к груди драгоценные туфельки-лодочки…»

Я настолько начала погружаться в то время, что, казалось, вижу и улицы Москвы и горожан, слышу гудки редких машин, песни, летящие из открытых окон. И, конечно, я постоянно представляла на этих улицах Грега. Мне было страшно за него, хотя он и вернулся в свое время. Но разве теперь оно ему родное?

«Как он там сейчас? Что делает в этот самый момент? – постоянно думала я, открывая все новые ссылки и читая все подряд. – Помнит ли еще обо мне?»

Через неделю такого затворничества мне стало казаться, что я очутилась в параллельном мире. При помощи Интернета я погружалась в прошлое, находила все новые детали той жизни, представляла в мельчайших подробностях дом Грега, видела его самого, его друзей, даже его мать. Я знала, что основное его увлечение – поэзия., поэтому начала искать все, связанное с поэтами того периода. Я внимательно изучила биографии В.В. Маяковского и С.А. Есенина, ведь именно их творчество больше всего любил Грег. Их жизнь меня впечатлила. В школьной программе нам давали сокращенный вариант. Сейчас, узнав множество интереснейших деталей, я совсем по-другому стала воспринимать их творчество.

Звонок мобильного, раздавшийся утром в воскресенье, вогнал меня в жутчайшее волнение. Дрожащими руками я взяла его со столика. Звонил Коля. В оцепенении я смотрела на телефон, сердце колотилось так, что даже ребра болели, будто оно с силой билось о них. За неделю полной изоляции от внешнего мира я настолько погрузилась в свои фантазии, что морально оказалась не готова выйти в реальность. Мобильный замолчал, и я вздохнула со странным облегчением. Но он тут же зазвонил снова.

– Да, слушаю, – ответила я, стараясь унять волнение.

– Лада, приветик! – весело произнес Коля. – Грег уже вернулся?

При этом вопросе мои глаза тут же увлажнились. Боль усилилась.

– Нет, – глухо проговорила я.

– Я вот почему спрашиваю, – продолжил он, – я выполнил просьбу Ренаты и все разузнал про их прадеда. Но ты-то к этому отношения не имеешь, вот и подумал, что могу все рассказать Грегу, раз Рената отказалась дать свой номер телефона. Как она, кстати?

– Понятия не имею, – ответила я. – С тех пор мы больше не виделись.

– Понятно, – явно погрустнел он. – И мне ни разу не позвонила! Хотя я так надеялся.

– Послушай, Коля, – сказала я, – выброси ее из головы! Не для тебя она, понимаешь?

Он шумно вздохнул. Потом с горечью произнес:

– Ты мне так понравилась, Лада. И я честно тебе об этом сказал, но у тебя Грег! И вот появилась Рената. Девушка такой красоты, что дух захватывает. Ясно, что у меня никаких шансов. У нее наверняка крутые поклонники, куда там бедному оперативнику частного агентства!

– В общем, ты сам все сказал, – торопливо ответила я. – Что ты узнал?

Я задержала дыхание, ладони вспотели, кровь гулко стучала в висках.

– Прадед твоего Грега действительно родился 21 октября 1905 года, проживал в Москве, окончил семилетку, в возрасте четырнадцати лет поступил в школу ФЗУ [5 - ФЗУ – школа фабрично-заводского ученичества. Основной тип профессионально-технической школы в СССР с 20-х по 40-е гг.], через три года ее окончил, работал на автозаводе АМО им. Ферреро [6 - АМО им. Ферреро – впоследствии ЗИЛ.]… А вот дальше начинается непонятное. В возрасте 18 лет был арестован ГПУ. У меня есть доступ к секретным архивам. Сейчас трудно в подробностях выяснить, в чем его обвиняли, но я нашел сведения, что занималось им УСО [7 - УСО – секретно-оперативное управление.], а именно, пятое отделение.

– Пятое отделение? – потерянно повторила я. – Что это значит?

– Оно специализировалась на борьбе с правыми партиями и антисоветски настроенной интеллигенцией и молодежью. В то время это было очень серьезное обвинение.

– И что с ним стало дальше? – сорвавшимся голосом спросила я.

– Удивительно, но документы его дела утеряны, – сообщил Коля. – Есть лишь весьма странная, на мой взгляд, справка, прикрепленная к делу. На ней стоит пометка «особо секретно». В ней говорится, что он был приговорен к расстрелу, но во время приведения приговора в исполнение исчез. Свидетели, солдаты, показали, что после расстрела тело словно испарилось. Всех свидетелей казни отправили на обследование в психиатрическую клинику. Что с ними стало дальше, я, естественно, выяснять не стал, это не моя задача.

– Как исчез?! – изумилась я, не зная, что и думать.

– Более точно выяснить невозможно, – ответил Коля. – Это все информация, какая есть в документах дела. Так как ниже есть указание выдать свидетельство о смерти его родным, думаю, что на самом деле его расстреляли. Официально он умер 20 июня 1923 года. Вот все, что я могу сообщить!

– Спасибо, – прошептала я. – Все передам Ренате.

– Хорошо, – ответил Коля. – Звони, если что! Ладно, у меня тут кое-какие дела.

– Спасибо еще раз! – глухо проговорила я и положила трубку.

Я была ошеломлена полученными сведениями. Выходило, что Грег прожил всего чуть больше двух месяцев после превращения. Однако имелась странная записка, прикрепленная к делу, о его исчезновении с места расстрела. Во всем этом было что-то пугающе непонятное. После долгих раздумий я все-таки набрала номер Ренаты, хотя такая информация могла сослужить мне плохую службу. Раз Грег умер в июне 23-го, значит, он не вернулся в наше время, и вампиры могли спокойно привести свой приговор в исполнение. Я понимала, что меня ничто не спасет, если они решат это сделать.

– Алло, – раздался мелодичный голосок Ренаты.

– Привет, – сказала я и замолчала, пытаясь справиться с комком в горле.

– Слушаю.

Собравшись с духом, я поведала ей все рассказанное мне Колей. Не утаила ничего, в том числе официальную дату смерти Грега. Она молча выслушала. Я ждала, что она скажет, едва сдерживая волнение и страх.

– Он не мог вот так просто умереть, – наконец произнесла Рената.

Ее голос был глухим.

– И зря я отдала тебе триптих! – продолжила она. – Я бы еще раз попыталась войти внутрь.

– Но ты же сама сказала, что картина нарисована еще до того, как Грег повесился, и что это все равно ничего не даст, – торопливо ответила я. – Пожалуйста, попробуй изобразить его в тот момент, когда он стал человеком и оказался в том заброшенном доме! Прошу тебя! Умоляю! Вдруг получится? Только попытайся!

– Пыталась, – ответила она. – И даже нарисовала ту комнату, в которой он должен был оказаться. Но я не вижу Грега. Понимаешь? Внутренним взором не вижу, вот в чем проблема. Он же сейчас человек, видимо, поэтому я вообще его не чувствую.