Серое море Гренгавиума

Это был очень-очень знакомый запах, еще тех времен, когда они с Маринкой носились по дачным просекам в шортах из обрезанных джинсов и грязных футболках, порой увиливая от маминых поручений, а порой играя в великих исследователей Дальних Пустошей. Тогда соседские Борька и Сережка были еще мелкими, и взрослые часто заставляли сестер присматривать за ними.

Приводя мальчишек обратно к вечеру или забегая с гостинцами от родителей, Маринка и Саша каждый раз оставались на чай. Правда, раньше у Татьяны Алексеевны была только газовая плитка и к чаю были блинчики, оладушки или сырники, но чай был именно этот – крепкий, терпкий, с запахом лета.

И сейчас Саша просто размякла от накативших воспоминаний и тепла. Она благостно улыбалась, кивая, когда ее о чем-нибудь спрашивали, и поддакивала Маринке, которая трещала без умолку.

– Какие люди! – воскликнул Сережа, выходя из дома. – Девчонки, сто лет не виделись!

Он уже давно не был тем голенастым тощим мальчишкой с вечно разбитыми коленками – оба брата вымахали на голову выше Саши и Маринки, широкоплечие дюжие молодцы, которыми невероятно гордилась их мать.

Впрочем, она всегда ими гордилась. Даже когда они снова и снова разбивали коленки, когда дрались со всеми мальчишками соседней просеки (иногда и с Маринкой) и когда притаскивали ей очередное бездомное животное «полечить».

Ближе к вечеру Саша поймала себя на дремотном чувстве абсолютного довольства жизни. Конечно, бездельничать двадцать четыре часа и семь дней в неделю было совершенно невозможно, но, оказывается, жизненно необходимо хотя бы один раз в году.

Хотя бы раз в году, – строго сказала себе Саша. И что удивительно, ни разу за этот день на ум не приходили не сданные до праздников сводки, хотя Ярослав чересчур часто попадался на глаза. Но каким-то волшебным образом он перестал ассоциироваться с работой и скребущим неприятным чувством неотданного долга.

Может быть, после этого вечера, когда Саша наконец заняла гамак в саду и, чтобы не скучать, принесла с собой вытащенный наугад с полки один из старых номеров «Науки и жизни», которые собирал папа. Собирал несколько лет, а потом мама настояла на переезде всех журналов на дачу.

– Паш, принеси, пожалуйста, карандашик! – крикнула она.

– Сама сбегай, – отозвался хитрый Пашка, чья очередь на гамак была следующей.

Они с Ярославом и Тимом курили у веранды.

– Ручка пойдет? – спросил Ярослав.

Саша поколебалась и кивнула.

– Но лучше бы карандаш, – сказала она.

Ярослав закатил глаза и потушил сигарету в пепельнице.

Потом сходил в дом и принес ей карандаш.

– Что у вас тут? – спросил он, вставая за ее плечом.

– Кроссворд небось? – крикнула Маринка, которая все это наблюдала с балкончика второго этажа. Они с Адой и Гришей пили белое вино и закусывали найденными в кладовой консервированными фруктами. Обсуждали какой-то арт-хаусный фильм, переходя с мата на психологические термины и обратно.

Саша улыбнулась в ответ. «Кроссворды с фрагментами», которые публиковались в этом журнале, были единственными кроссвордами, которые она разгадывала. Раньше с покойным дедушкой Митей, теперь вот одна.

Пашка притащил плетеные кресла себе и Ярославу, Тим присел прямо на траву.

– Ну давай, жги, – велел Пашка, который кроссворды не любил, но сейчас скучал.

У Саши был свой метод, поэтому она сначала молчала, заполняя самые простые ответы. Три слова уже были вписаны – ее же рукой, но еще старательным школьным почерком. Саша поправила в одном ошибку, потом нахмурилась.

– Альфа Киля? – спросила она.

– Чего? – протянул Пашка, а Тим пожал плечами.

Ярослав, который прикурил еще одну сигарету под ворчание Маринки, подумал и сказал:

– Канопус.

– Паш, иди лучше к нам, – засмеялась Маринка, – эти титаны мысли тебя сейчас задавят интеллектом.

– Точно, Канопус! – обрадовалась Саша. – Марин, кто архитектор Казанского собора? Или это Исаакиевский…

– Темнота! – крикнула Маринка. – Беру свои слова назад, ты не титан мысли. Как можно их путать? Если Казанский, то Воронихин, если Исаакий, то Монферран.

– Ага, спасибо, – отозвалась Саша. – Тут просто фото очень маленькое и непонятное. Так, это у нас кольт…

– А это Брайль, – заглянув через ее плечо, сказал Ярослав.

– Знаю, – сказала Саша. – А это знаете, что за инструмент?

Но рядом с Сашей появился Алек, а самого Ярослава Марина позвала, чтобы обсудить ужин. Но даже и так Саша продолжала плавать в благодушном и спокойном настроении, и почти разгадала весь кроссворд, что вообще случалось редко. Чтобы быть до конца честной, внимание симпатичного мужчины не могло не льстить и поднимать настроение.

Вечером, когда стемнело, уехал тихий Тимофей. Пожалуй, Саше он нравился больше, чем обаятельный, но навязчивый Алек. Хотя в первой половине дня он спал, но вот потом съездил в город за вином и специями для глинтвейна, и даже попытался поруководить готовкой ужина. С Ярославом, конечно, поспорить ему не удалось, но расположившись на веранде в плетеных креслах Маринка с Сашей с удовольствием наблюдали, как они снова разжигают огонь в мангале, а Пашка снует от дома к ним с продуктами.

– Кто устал от шашлыков, тому плов! По семейному рецепту, – лукаво подмигнув, крикнул Алек.

Маринка тихо захихикала.

– Господи, как прекрасно, когда в окружении есть свободный молодой мужчина, который пытается произвести впечатление, – негромко сказала она на ухо Саше, и та укоризненно покосилась на нее. – Да ладно тебе! Если бы не это, нам с тобой пришлось бы вовсю стучать ножами и готовить.

Саша снова покосилась на нее, теперь скептически. Ярослав вряд ли бы повесил на них всю готовку и сидел бы вот эдак развалившись на кресле. Да и с Маринкой такие трюки никогда не проходили.

И тут же устыдилась. Чего ж хорошего сейчас в том, что они с Маринкой сами развалились и бездельничают?

Саша встала и вздохнула.

– Пойду тогда овощи порежу, что ли, – сказала она.

Маринка закатила глаза, пробурчала что-то, но потом тоже встала.

– Да, – вдруг оживившись, заявила она. – Давай покажем, кто тут на самом деле лучший повар, ха-ха!

А вот чуть позже Саша получила свою ложку дегтя в бочку меда. После сытного и вкусного ужина компания разделилась: Степа достал гитару и уютно устроился на веранде. Те, кто уже начал замерзать, ушли в дом готовить глинтвейн. Саша сначала сидела рядом со Степой и подпевала, но потом, на самом деле замерзнув и устав отодвигаться от подвыпившего и желающего обниматься Алека, ушла за глинтвейном.

Перед поворотом на кухню она уловила в разговоре свое имя и невольно остановилась.

– Вы такие разные, – говорила Ада. – Сашка вечно себе на уме, никогда не спорит и делает как все. Такое ощущение, будто вас по-разному воспитывали. Или делили между вами качества – одной вредность, другой смирение, и дальше по списку.

Саше стало неприятно. Она отступила назад, чтобы тихонько уйти.

– Это Сашка-то смирная? – фыркнула Маринка. – Да ты ее не знаешь просто. Она упрямая как осел. Она если в чем-то упрется, то все. Сама все придумает, решит, никому ничего не скажет. Спорить не будет, а сделает все по-своему.

– Не знаю, про кого вы говорите, вот со мной она все время спорит, – проворчал Ярослав. – Буквально обо всем. Что бы я ни сказал… Все, готово. Можно разливать.