Ты играешь, а я молчу…
Ты уже все сказал, сыграв.
Я тебе мою жизнь вручу,
Для тебя незнакомой став…
Это песни живут давно,
Так давно, как звучит земля.
Но тогда было все равно,
А сейчас, только ты и я.
Кто сказал, что моя любовь
Для тебя будет что-то значить…
Одиночества тихий покров
Надо мной и Патлатым плачет.
«Я слышу, я слышу, довольно звонить…»
Я слышу, я слышу, довольно звонить,
Я знаю, что пробил час.
Я поздно к обеду, меня бранить
Не будет твой строгий глас.
Мне руки умыли чужие люди,
Спасибо, все ничего.
Давайте помолимся старому блюду
И примемся есть харчо.
Я знаю, что скажешь, и даже знаю,
О чем промолчишь легко.
Ешь аккуратно, а то запятнаешь
Белых одежд покров.
А вечер сметает чужие крохи
И кроны других едоков.
Всему свое время, ничем не плохи
Порядки седых веков.
Всему своя правда, и ты, крылатый,
Ничем не докажешь суть.
Мы каждый сидим по своим палатам,
И молимся не уснуть.
Кривить я не буду, тебя не ждали,
Давненько остыл камин.
И только пришли, когда наливали
Христовую кровь в графин.
Я слышу, я слышу, довольно звонить,
Я знаю, что пробил час.
А я не приду – кого винить,
Решают уже без нас.
«Ты послушай меня, подруга…»
Ты послушай меня, подруга,
Доведется еще горевать.
За пределами нашего круга
Одинокая чуждая гладь.
За пределами нашего дома
Незнакомые лица людей.
И никто не услышит стона,
И не спросит твоих вестей.
Но пока жизнь еще зацветает,
И мечтается, как во сне.
Нам седая цыганка гадает
И любовь ворожит по весне.
Нам еще тосковать рано,
И терять не привыкли пока…
Наши песни известными станут,
И запомнят наш путь века.
Нам еще не пришлось плакать,
Провожая в последний путь…
За окном Петербургская слякоть…
К тебе можно на чай заглянуть?
Насуле Тимофеевой.
«Будет только один шажок…»
Будет только один шажок,
И вниз…
Я стою, и как мал подо мной
Карниз…
Будет только один бокал-
Вино.
И за это навечно страдать
Дано.
Будет только одна слеза,
Твоя.
В тишине упадёт на паркет
Звеня…
Я ступлю и забуду расчеты
Дня…