Цветы всегда молчат

– Не нужно мастеров! Ты не представляешь, какой нудной бывает жизнь принцесс и сколь многому они могут научиться, ожидая, пока за ними явится их прекрасный герой! – она чмокнула его в щеку и начала собирать цветы.

Назад Мифэнви возвращалась одна. Пол помог ей взойти по крутой тропинке, а сам ушел в Хидвил, посмотреть, как движется подготовка к свадьбе.

Девушка шла с охапкой цветов, мечтая о том, какие она наделает венки, украсит их лентами и развесит вдоль главной лестницы Глоум-Хилла. Она заставит этот замок полюбить цветы! Лучше было думать об этом, чем о грехах и преступлениях, которые, словно паутина, повисли на его стенах.

В дом она вошла через кухню, раздарив по цветку поварам.

– Ангел! Сущий ангел! – неслось ей вслед, заставляя краснеть.

– Бедная, бедная девочка! – слышилось другое, заставляя вздыхать.

Она уже подошла к лестнице и собиралась было подниматься к себе, как сзади раздалось:

– Зачем вы притащили сюда этот мусор, миледи?! – Она обернулась – черные глаза Колдера метали молнии.

– Если вы могли заметить, милорд, это – цветы! – Мифэнви, к своему удивлению, поняла, что опять начинает злиться.

– Это мусор! Цветы здесь не живут более двух часов!

– У меня будут жить!

– Это почему же еще?! Потому что вы – самоуверенная глупая девчонка?! – его взгляд прожигал ее насквозь.

– Да как вы смеете со мной так разговаривать?! – внутри у нее все клокотало. Впервые в жизни кто-то оскорблял ее столь бесцеремонно. Пусть двор ее отца и был кукольным, но он все же имел некоторое подобие королевского, и она привыкла к почету и уважению.

Однако дерзкий лорд Грэнвилл только презрительно хмыкнул:

– Я, между прочим, у себя дома, где разговариваю с непрошеными гостями так, как захочу. Здесь действует мой этикет. Скоро вы станете моей невесткой, поэтому лучше вам сразу запомнить – ни один Грэнвилл никогда не потерпит, чтобы им помыкала женщина! А уж я – тем более! Потому что все вы – вероломные коварные существа!

Мифэнви закипала медленно, но неуклонно:

– Не судите всех одинаково!

– Вот еще! – с ехидцей проговорил он. – А чем это вы лучше других? Вчера – плечи, Моцарт, сегодня – цветы. Все эти ваши женские штучки из арсенала сведения с ума мужчин!

– А вы имеете что-то, против моих плеч, Моцарта и цветов? – спросила она едва ли не зло.

– Нет… – он уже набрал воздуха для очередной тирады, но тут она перебила его: вытащив из букета незабудку, невозможную в этих краях в сентябре, она швырнула цветок ему под ноги, проронила ледяным, истинно царственным тоном:

– Так утешьтесь же, несчастный! – развернулась и, подхватив край платья, пошла вверх.

Он же, как громом пораженный, стоял и смотрел ей вслед.

…В этот раз спуститься в гостиную ее заставили громкие голоса: братья на повышенных тонах выясняли отношения.

– …Свадьбы не будет! – Колдер с такой силой саданул по каминной решетке, что из камина едва не полетели кирпичи.

– Это не тебе решать! – взвился Пол.

– Мне, потому что теперь, после смерти отца, я – старший в семье. И вообще, из нас двоих я куда больше лорд, чем ты!

– Да пожалуйста, – закричал Пол, и в глазах его заблестели слезы, – забирай все эти свои титулы, замки и тащи их с собой в могилу! Я обойдусь как-нибудь и без фамилии Грэнвилл! Больно она мне нужна, измаранная этим ублюдком, который, к несчастью, был моим отцом!

Колдер уже занес руку, чтобы как следует врезать брату, когда между ними встала Мифэнви:

– Прости меня, Пол, и вы, милорд, – чуть поклонившись, сказала она спокойным тихим голосом, – но свадьбы действительно не будет. Вот, Пол, я возвращаю тебе кольцо и расторгаю нашу помолвку! Прощай, дорогой. Счастливо вам оставаться, лорд Грэнвилл.

С этими словами она отправилась к себе собирать вещи. Последнее, что она слышала, это был истеричный голос Пола:

– Ты доволен! Тебе нравится сидеть здесь бирюком – вот и сиди! И с этого дня у тебя больше нет брата.

В дверь стучали лихорадочно и настырно.

– Пол, я не стану с тобой разговаривать. Все действительно кончено, – бросила она через плечо, дрожащими руками заталкивая в саквояж очередное платье.

– Это не Пол, – ответили с другой стороны.

Она выпрямилась, несколько раз вздохнула и открыла дверь.

Он с порога опустился на колени, раздавленный, разбитый, с глазами больного пса:

– Простите меня! Я отвратителен! Просто… просто… я так давно живу один… совсем одичал, хуже горного тролля, – горько усмехнулся он, – разучился быть нормальным. А тут вы – сотканная из света! Являетесь и оглушаете меня юностью, музыкой, красотой… Простите меня! Не уезжайте! Останьтесь ради Пола! Он все, что у меня есть! Я очень люблю своего младшего брата и совершенно не готов потерять… И цветы… они правда здесь вянут… я проверял…

Она позволила ему припасть к своей руке – и осталась.

Вечером того же дня они устроили ужин примирения. На ней снова было платье, приоткрывающее плечи. И Пол снова надел ей на пальчик кольцо. Колдер был вежлив, обходителен – подал ей стул, положил на тарелку кусок торта побольше – и даже шутил. Правда, ничего не ел, только пил бокал за бокалом…

Пожелав им спокойной ночи, она уже собралась к себе, когда услышала разговор:

– Ты что, пытался приударить за моей невестой?

– О нет, это было бы слишком грязным даже для меня.

А утром была свадьба. Простая деревенская свадьба. И она шла по проходу, легкая и тонкая, в светлом безыскусном платьице и венке из осенних цветов. Фаты не было, но длинные золотисто-рыжие волосы, ниспадая до осиной талии, придавали ей сходство с нимфой. И Пол улыбался ей, счастливо и светло. Колдер тоже улыбался, поздравлял… и прятал за спину руки, чтобы близкие не видели, как у него дрожат пальцы… Но она все равно заметила…

…Теперь они могли сколько угодно целоваться и дурачиться… Едва выйдя из церкви, Пол потащил ее за собой, куда-то вверх…

– Ты должна их увидеть! – ликующе кричал он. – Это просто чудо, что они расцвели сейчас!

Она пыталась сказать, что не нужно, звала вниз. Но он лишь с мальчишеским упрямством мотал головой. Потянулся за ними, неловко повернулся и рухнул вниз, к ее ногам, со сломанной шеей…

В его широко распахнутых, еще счастливых глазах отражалось небо. В руках он сжимал букетик незабудок… Они тут же увяли и рассыпались в прах…

– Дин-дон, дин-дон, – прозвонил колокольчик…

Мифэнви лишилась чувств…

Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год