Оценить:
 Рейтинг: 0

Башня молчания

Год написания книги
2007
<< 1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 48 >>
На страницу:
41 из 48
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
В нашей жизни было столько взлетов и столько падений, новых взлетов и новых падений, что мы уже ко всему притерпелись. Не плачем, когда приходит горе, не смеемся, когда приходит радость. Мы народ подневольный, наше дело – терпеть, смотреть и ждать. И делать выводы. Поэт не соучастник, он свидетель…

– Если книги, которые он привезет, окажутся нам полезными, – произнес задумчиво Омар, – я сразу же ими займусь. Но, государь, я не смогу жить и работать в сторожке, вокруг которой постоянно топчутся кони и люди. Я привык к уединению. Во дворце, при библиотеке, была уютная келья; я когда-то в ней жил, – вспомнил он комнатушку, где царица Туркан-Хатун предлагала ему себя. – Если б государь соизволил приказать дворцовым служителям привести эту келью в жилой вид: вымыть, проветрить, поставить в ней жаровню, тахту и столик, постелить ковер, я поселился бы там.

– Вы что, учитель? – испугался султан. – Во дворце – опасно.

– Кому я нужен, – пожал плечами Омар. – Кто и за что будет меня убивать?

– Ну, не скажите! Над нами всеми – око Медузы Горгоны. Кажется, так звали чудовище, которое стало затем звездой Алголь? Секретный глаз Хасана Сабаха…

Омар – с осторожной настойчивостью:

– Меня защитит мой пес Басар…

Он не может читать без своего волшебного стекла. Значит, придется его показать. Что из этого выйдет, бог весть. Око Медузы – далеко, для поэта сейчас око султана страшнее…

– Здесь лучше! – Султан взглянул на телохранителя. Тот вышел в прихожую: не дай бог, кто подслушает разговор государя с ученым. И сам заодно не узнает того, что ему не следует знать. – Здесь, под этим сюзане, – зашептал султан возбужденно, – есть скрытая дверца… Она ведет в другую комнату, где колодец со ступенями… Из колодца по подземному ходу можно выйти к холму за городской стеной… Никто в Исфахане не знает про тайный лаз! Его велел отрыть ваш друг, мой покойный отец Меликшах, мир его праху. Едва рабы закончили дело, султан их всех перебил. И открыл тайну мне одному, – Баркъяруку он не доверял. Я же доверился вам, – видите, как высоко я ценю вас, учитель…

– Аллах сохрани нас от нужды прибегать к услугам тайных лазов! – вскинул Омар ладони к лицу. – Впрочем, – сказал он без интереса, – из дворца, из той самой кельи, где я хочу поселиться, есть другой тайный ход. Как раз в эту сторожку. В колодце, если налечь плечом на выступ, открывается вторая дыра. Меня однажды, когда я лечил вас от оспы, провели отсюда туда, – сюда я пришел обычным путем. Так что мы сможем видеться, когда вы пожелаете, и никто об этом не будет знать…

Омар подошел к высокому окну, сквозь решетку выглянул наружу. Все тихо, спокойно. В бассейне, заваленном всякой дрянью, настороженно, с оглядкой, копошатся две вороны, серая и черная. Наконец-то он один в своей келье! Никто не ворвется сюда неожиданно: дверь на запоре, за дверью – Басар; на крышку подземного лаза, накрытую толстым ковром, Омар поставил рабочий столик.

Чтобы докопаться до истоков такого странного явления, как учение Хасана Сабаха, Омар читал книги, взятые у хашишина.

Он оцепенел у раскрытого окна…

К двум воронам, серой и черной, что роются, деловито отгребая мусор лапами, в загаженном мраморном бассейне, тихо крался из-за угла одноглазый, ободранный в драках лохматый кот…

Поэт видел внутренним зрением огромный простор обожженных солнцем песчаных равнин, и красные скалы над узкой синей долиной, и пальмы вдали у колодца, и черный камень Каабы.

Он слышал слухом воображения вкрадчивый шепот былых заговорщиков, и мерный шаг верблюдов на тропе войны, и протяжные песни на стоянках, и рев толпы на городских площадях, и яростный звон мечей…

Терпи, голова! Спасибо тебе! За то, что ты не утратила с годами способность ясно мыслить. И можешь вникнуть в путаную суть давно отгремевших сражений. И перевести бред событий на внятный язык короткого доклада султану…

Между тем рыжий кот во дворе, осторожно взобравшись на кучу палой листвы под стеной, замер, слившись с листвой похожей мастью, и стал почти незаметен. Омар видел сверху, как у него от нетерпения извивается хвост. Две вороны в бассейне продолжали увлеченно рыться в отбросах. За ними следила с голой чинары стая ворон, серых и черных, которые то прилетали, то улетали.

Сунниты, шииты, исмаилиты. «И немало еще всяких прочих… Все они шумят в одной и той же стране. И все хотят навязать другим свое «единственно верное в мире учение». Силой, конечно. Никого не заботит, нуждается кто или нет в такой их сомнительной «правде»…

Ох! Терпи, голова! Такую муть хлебнуть – и суметь в себе провернуть. Поразительно, какую изворотливость, сколько домыслов и ухищрений рождает одна предпосылка, в основе которой – ложь. То есть религия.

Э, ну их всех! Омар устал от размышлений и почувствовал отвращение к этому бесплодному занятию. В алгебре, при всей ее сложности, все ясно. И, решая любую задачу, всегда находишь четкий ответ. Тут же – расплывчатость, бездоказательность. Неразбериха! В голове от нее туман. Один человек не может охватить сразу то, в чем веками никак не разберутся миллионы.

Он налил полную чашу вина и выпил до дна.

Вино! Нет лучше средства отбросить хлам земной
И семьдесят две секты с бессмысленной возней,
Алхимии вершина и жизни эликсир,
Оно врачует сердце от раны в нем сквозной.

Человек должен быть свободен! Душой и телом. Вот наша правда. Все, что дано человеку природой, нравственно. Нравственны разум и чувства. Опять мы вернулись к Эпикуру. Безнравственно то, что придумано людьми для устрашения и угнетения других людей. То есть запрет на разум и чувства.

Но все же, раз уж ты взялся, дело следует довести до конца. Тем более, что султан ждет от тебя каких-то откровений.

К чему же сводится учение исмаилитов? Чем оно отличается от прорвы других, не менее замысловатых? Прежде всего верой в переселение душ.

Омар долго листал «Книгу счастья» знаменитого исмаилитского проповедника Насире Хосрова, который упорно насаждал свою веру в Балхе, Нишапуре, Мазан-деране, Сеистане и Хутгаляне. Ее, в числе прочих книг, оставшихся от казненного хашишина, принес визирь Сад аль-Мульк.

Ученый давно знал об этой книге, но до сих пор у него не возникало нужды в нее заглядывать. Поэт-математик читал совсем другие книги…

После смерти человека душа отнюдь не сразу находит место в загробном мире. Ей предстоит немало испытаний. Выйдя из тела, она поднимается вверх, к небу, в виде ветерка, дыхания. Там она примешивается к облакам, к дождевой воде, скопившейся в них, и вместе с дождем падает на землю, входя вместе с водою в какое-нибудь растение. Животное-самка съедает растение, куда вошла душа, и родит детеныша, в которого эта душа и переходит.

Человек закалывает животное в пищу, и тогда душа, вместе со съеденным мясом, входит в тело беременной женщины и становится душой рожденного ею ребенка.

Все, впрочем, зависит от поведения души. Если она ведет себя плохо, при следующем перевоплощении она может быть наказана переходом из человека только в животное или из высшего животного в низшее. В виде тягчайшего наказания она может угодить в безмолвный камень. И остаться в нем навсегда…

Ну, что ж. В этом есть хоть какой-то смысл, намекающий на единство материи и круговорот веществ в природе. По всему видать, учение исмаилитов сложилось под воздействием индийских и древних персидских верований. Которые самым странным образом наслоились на «правоверный» ислам.

В конце концов, после долгих мытарств, душа попадает все в тот же рай или ад, смотря по заслугам…

Эх! И стоило такой минарет возводить, если вы все равно не способны уйти дальше пресловутых ада и рая?

Вера в ад и рай – самый вредный и, пожалуй, самый страшный миф, придуманный людьми. Ибо сводит насмарку единственно подлинное счастье, которое перепадает человеку, – земную жизнь. То есть жизнь вообще, – ведь на самом-то деле ее нет иной, кроме земной.

Прожив ее кое-как, в туманной надежде на загробное воздаяние, скомкав и скоротав как придется, словно бы торопясь отделаться от нее, человек после смерти ничего – совершенно ничего! – не получает взамен. Нуль. Пустота. Ни малейшей искры сознания.

Не было в мире лжи более гнусной. Скажешь – непременно кого-то обидишь, но все же выходит, что религия служит не жизни, а смерти…

Усталый Омар – вновь у окна…

Одноглазый кот исподволь подобрался по груде жухлой листвы к двум воронам, затеявшим ссору в мраморном бассейне, который с недавних пор превратился в мусорную свалку. И едва зверь взметнулся в прыжке и схватил одну из ворон, как на беднягу с гнусавым карканьем ринулась сверху, с голой чинары, вся стая ворон, серых и черных.

Застучали тяжелые клювы. Рыжий кот выпустил жертву, задрал хвост и с раздирающим визгом заметался под чинарой. Кажется, ему выклевали второй глаз.

Омар вернулся к столу…

Вот мы и подошли к учению Хасана Сабаха. Сквозь дикие дебри пришлось пробиваться к нему…

Легкий стук в дверь. Омар спрятал стекло, встал, открыл. А, это визирь. Вот почему Басар не рычал. Он раньше видел их вместе, мирно беседующими.

Визирь – единственный, кто ходит по дворцу без целой оравы грозных телохранителей. Его сопровождает лишь слуга – незаметный, тихий человечек.

Басар спокойно пропустил визиря, но едва слуга сделал шаг вслед хозяину, пес свирепо зарычал и встал на пороге.

Сад аль-Мульк быстрым движением пальцев отдал слуге какое-то приказание. Тот послушно отошел к противоположной стене коридора и уселся под нею напротив открытой двери, так, чтобы видеть, что происходит в комнате.

Пес улегся на пороге, – не поперек входа, а наискось, прижавшись к косяку, – он мог так держать под присмотром и визиря и его слугу.

– Раб глух и нем, – сказал визирь. – Не помешает нашей беседе.

– Как же вы объясняетесь с ним?
<< 1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 48 >>
На страницу:
41 из 48