Дорога запустения

– И я, папочка, я не смогу жить без тебя.

– Значит, мы будем вместе, да? Всегда.

– Да, папочка. Но расскажи еще раз, что это за место, куда мы едем?

– Оно зовется Дорога Запустения, и оно такое крошечное и так далеко, что мы знаем о нем только по дошедшим до нас историям.

– И вот туда-то мы и едем?

– Да, кошачья лопаточка, в место на краю этого мира. На Дорогу Запустения.

Мередит Синяя Гора и его дочка Рути – тихие люди. Простые, неприметные, незаметные. В плацкарте третьего класса медленного транспустынного стоппера Меридиан – Белладонна они невидимы за штабелями багажа других людей, курами других людей, детьми других людей и другими людьми. Никто с ними не говорит, никто не спрашивает, можно ли сесть рядом или разместить на них багаж-кур-детей-себя. Когда они сходят на крошечной пустынной станции, никто не замечает, что их уже нет, больше часа, и даже тогда другие люди не могут вспомнить, как выглядели их попутчики.

Никто не заметил, как они сошли с поезда; никто не видел, как они прибыли на Дорогу Запустения, даже Раджандра Дас, который назначил себя начальником станции и встречал каждый поезд, прибывавший на эту его обтерханную станцию; никто не заметил, как они вошли в трактир «Вифлеем-Арес Ж/Д» в двадцать двадцать. Затем трактир наполнило нечто, весьма смахивающее на контролируемый взрыв света, и в эпицентре ослепительного сияния обнаружилась прекраснейшая женщина, какую кто-либо когда-либо видывал. Все мужчины в помещении тяжело сглотнули. Все женщины боролись с невыразимой надобностью вздохнуть. Дюжина сердец треснула ровно посередине, и любовь жаворонками вылетела и закружилась возле невероятного создания. Будто Сам Господь переступил через порог.

Потом Бог-свет погас, и наступила моргающая, глазопротирательная тьма. Восстановив зрение, все и каждый увидели маленького, самого обычного мужчину и с ним девочку лет восьми, простейшую и зауряднейшую девочку, какую кто-либо когда-либо видывал. Ибо такова была природа Рути Синей Горы – ошеломительной посредственности: вбирать, как солнечный свет, красоту всего вокруг себя и запасаться ею, пока не надо будет ее высвободить, всю разом, вспышкой ярчайшей красоты. Потом Рути Синяя Гора возвращалась в состояние неказистой анонимности, оставляя после себя на сердце остаточное ощущение невыразимой потери. Такова была первая тайна Рути Синей Горы. Вторая заключалась в том, что такой, как она есть, ее создал в генезис-бутыли отец.

Разговоры о примечательных феноменах в трактире не успели утихнуть, когда Мередит Синяя Гора и его дочь пошли к д-ру Алимантандо. Великий человек работал в погодной комнате, густо украшая стены выполненными в угле неудобочитаемыми алгебраическими символами.

– Я Мередит Синяя Гора, а это Рути, моя доченька, – тут Рути сделала книксен и улыбнулась так, как они с терпеливым отцом репетировали в трактирном номере. – Я скотовод из Марсарыта, прискорбно не понятый тамошним обществом. Моя доченька – она для меня важнее всего на свете, но ей нужно убежище, ей нужна защита от жестоких и злющих людей, потому что моя доченька, увы, бедное и простое создание, застывшее в умственном возрасте пяти лет. Оттого я и прошу убежища для себя и бедной доченьки, – так умолял Мередит Синяя Гора.

Д-р Алимантандо протер очки.

– Мой дорогой сэр, я более чем понимаю, что значит быть не понятым обществом, и могу заверить вас, что Дорога Запустения не отказывала никому и никогда. Бедные, нуждающиеся, гонимые, отчаявшиеся, голодные, бездомные, нелюбимые, виновные, снедаемые прошлым, – у нас есть место для всех. – Он обратился к стене погодной комнаты и сверился с генеральным Пятисотлетним Планом, которому угрожала обступившая его математика. – Значит, ваше место – Делянка 17, Пещера 9. Снеситесь с Раэлем Мандельей насчет сельхозинвентаря и м-ром Иерихоном насчет постройки дома. Пока он строится, можете бесплатно жить в трактире. – Он передал Мередиту Синей Горе свиток. – Документы на гражданство. Будет время – заполните и передайте мне или Персее Голодраниной. И не забывайте два правила. Правило первое: стучите, прежде чем войти. Правило второе: не кричите во время сиесты. Соблюдайте эти правила – и вы будете здесь счастливы.

Тогда Мередит Синяя Гора взял дочь и пошел проведать м-ра Иерихона, который обещал дом через неделю – с водой, газом из общинного метанового реактора и электричеством от общинной гелиоустановки; и Раэля Манделью, который одолжил им тяпку, лопату, киркомотыгу, а также семена, клубни, ризомы, черенки и корневища в ассортименте. Еще он выдал им культуры ускоренного роста для свиней, коз, кур и лам из своего клеточного фонда.

– Папочка, скажи, мы будем жить в этом месте всегда?

– Да, моя кошачья лопаточка, да.

– Оно милое, но суховатое, да ведь?

– Так и есть.

Рути говорила глупости и банальности, но чего Мередит Синяя Гора мог ждать от девочки в умственном возрасте пятилетней? Так или иначе, он любил ее глупые вопросы. Он любил ее преданную зависимость и полнейшее обожание, но иногда жалел, что не создал ее с коэффициентом интеллекта повыше.

Глава 11

В первый день Года Второго Матушка и дедуля Аран поженились под трехгранным тополем в саду д-ра Алимантандо. День был ясный, свежий, голубой, как и пристало первому дню весны. Но на Дороге Запустения почти все дни были ясны, свежи и голубы. Д-р Алимантандо совершил обряд, Раэль Манделья был шафером, Эва Манделья и маленькая Таасмин – подружками невесты, а Микал Марголис охотно выдавал невесту замуж.

– Ты должен выдать замуж родную мать, – проворковала Матушка во время их единственной встречи после прибытия на Дорогу Запустения.

– Я, мамочка? Уж конечно, ты могла бы найти кого получше?

– Я пыталась, Мишка, пыталась, но разве найдется кто достойнее сына, чтобы выдать замуж родную изнуренную мать? Выдавать меня будешь ты.

Микал Марголис не мог сказать матери «нет». Он согласился, несмотря на презрение, которым Персея Голодранина одарила его слабость, и матушкины прощальные слова:

– Ах, и не забудь, мой Мишка, что для твоей матери это особенный день, я не хочу испортить его присутствием этой дешевой женщины легкого поведения, ты меня понял?

Вот почему Персея Голодранина стояла в заднем ряду, пока д-р Алимантандо читал свою речь. Он написал ее сам. Он считал, что она отлично звучит. Д-ру Алимантандо нравилось думать, что для чтеца у него дивно хороший голос. После речи и подписей, обмена кольцами и возложения венцов состоялась вечеринка.

То была первая вечеринка в истории Дороги Запустения, и по этой причине ей полагалось быть лучшей. Над ямами пылающих углей целиком жарили ягнят, для любителей чего-нибудь погрызть циркулировали подносы с лукумом и фаршированными финиками, дымились огромные чаны с матоке и кускусом, гло?тки гуляк услаждались стаканами прохладного фруктового пунша. К веткам трехгранного тополя привязали ленты со сладостями, и дети срывали их, подпрыгивая. Лимааль и Таасмин, проворные обезьянки, вскоре до тошноты объелись ирисочными ангелками. Пухлик Джонни Сталин, несмотря на возрастное преимущество, не ухватил ни одной и омерзительно проскулил под столом весь остаток вечера.

Когда первые звезды продырявили купол ночи, были зажжены бумажные фонарики в деревьях и повешены на ветви маленькие клетки с живыми светляками внутри. Дети раскачивали ветви, тыкая в них длинными соломинами; казалось, галактика неярких зеленых звезд выпала из лунного кольца и запуталась в деревьях. Затем произошло самое чудесное событие вечера. Раджандра Дас и Эд Галлачелли вкатили массивный беспровод, который тайно собрали к свадьбе в упаковочном ящике Раэля Мандельи. Отвесив щедрый поклон, Раджандра Дас возвестил:

– Леди и джентльмены, счастливые молодожены, дорогие друзья, объявляются танцы! Музыка!..

Эд Галлачелли повертел верньер, и зазвучала музыка – скрипучая, далекая, дисгармоничная, но музыка. Гуляки выжидательно задержали дыхание. Раджандра Дас дотронулся колдовскими пальцами до верньера, беспровод внятно и блаженно охнул, музыка полилась потоком; мощная, настойчивая, такая, что ноги сами пускались в пляс. Раздались возгласы. Раздались аплодисменты.

– Потанцуем? – спросил дедуля Аран невесту. Матушка зарделась и присела в реверансе. Тогда дедуля Аран сгреб ее в охапку, и мгновение спустя они закружились в урагане юбок и шелке ручной выделки по топтанной-перетоптанной земле. Остальные, вдохновившись их примером, нашли себе партнеров и танцевали-танцевали-танцевали под удалые, сырые мелодии Западной Солнцеворотной Посадки. Д-р Алимантандо повел Эву Манделью в тягучий, величавый фолкданс своей родины, Второзакония. Вечно боящийся материнского порицания Микал Марголис танцевал с Марьей Кинсаной, которая улыбалась и прижималась к нему так, что он отплясывал остаток вечера с болезненной эрекцией. Сталины и Тенебрии танцевали с надлежащими партнерами и комментировали неуклюжесть и несуразность врагов, хотя Женевьева Тенебрия ненадолго завертелась вихрем с м-ром Иерихоном, отличавшимся, решила она, изумительной прыткостью. Брошенная на этот вечер Персея Голодранина танцевала с каждым из братьев Галлачелли и видела одно и то же лицо столько раз, что ей казалось, будто она все время кружится с одним и тем же мужчиной. Лимааль и Таасмин Мандельи с неиссякаемой энергией гарцевали друг подле дружки, а Джонни Сталин рыскал вокруг, прикарманивая объедки.

Они плясали, и плясали, и плясали под торопливыми лунами, пока диктор не сказал, что станция уходит из эфира и он желает всем спокойной ночи.

– Спокойной ночи! – сказали все.

– Пииииииииииииииииии, – сказал беспровод.

И все предались спокойной ночи.

– Ночь лучше не бывает, – сказал Раджандра Дас м-ру Иерихону, когда они пьяно ковыляли каждый по направлению к своей кровати. И все Достойные Предки были согласны.

Брак Матушки и дедули Арана был прекрасен, и все, кто их видел, ощущали свечение любви, окружавшей супругов, когда они были вместе и чему-то радовались. Но радость супругов была неполной, ибо в самом сердце ее таилась тень. Однажды эта тень была явлена миру в речах Матушки, укутанной ввиду прохладного вечера в багровую фланелевую пижаму.

– Аран, я желаю ребенка.

Дедуля Аран поперхнулся горячим шоколадом.

– Что?

– Почему у нас не может быть ребенка, дорогой муженек? Маленького, идеального ребенка…

– Женщина, войди в ум. Мы слишком стары для детей.

– Но, Аран, это Двенадцатая Десятилетка, чудеса случаются каждый день. Это эпоха возможного, говорят нам, стало быть, для нас все возможно, нет? Скажи, мой мужчина, ты хочешь ребенка?

– Ну… было бы здорово, но…

– Муженек, для этого-то я и живу! Ах, быть женой прекрасно, но и быть матерью – тоже! Аран, скажи, если я найду способ вынашивать детей, ты согласишься на ребенка? Согласишься?

Ошибочно полагая, что он наблюдает мимолетный каприз новобрачной, дедуля Аран отставил кружку, повернулся в постели на бок и пробурчал:

– Конечно, дорогая, конечно. – Вскоре он уснул. Матушка же сидела на кровати до рассвета. Ее глаза светились и сверкали, как гранаты.

Глава 12

Мало что на Дороге Запустения ускользало от внимания Лимааля и Таасмин из клана Манделья. Осажденный алгеброй в погодной комнате д-р Алимантандо не успел навести оптикон, а близнецы уже заметили пылевой шлейф на краю другой половины мира за рельсами. Они поспешили с известием к д-ру Алимантандо. После того, как их настоящий дед сыграл свадьбу, д-р Алимантандо стал в их глазах куда более совершенным дедушкой: с толикой чародейства, добрым, но и внушающим некоторый трепет. Д-р Алимантандо слушал, как Лимааль и Таасмин топочут по винтовой лестнице, и был счастлив. Ему очень нравилось быть дедушкой.