Крылья древнего ящера

– Наверно к этому вторсырью и ваши кристаллики можно уже прибавить. – Вреж наступил на файровский аппарат, но Тим рефлекторно столкнул его ногу со своего поржавевшего питомца.

Слова Ван Шао Файр слышал лишь вскользь, но теперь повернулся в его сторону. Впечатлительная же Моника вслушивалась во все разговоры и сейчас тоже ловила каждое слово.

– Это ты зря, – продолжал Ван Шао Врежу, – наши кристаллы – на высшем уровне: у нас условия среды значительно мягче, материалы другие… Другое дело после нашего с тобой опыта у вас появилось недоумение, а у нас тревога: если "чудо" не первое – то что-то к нам прилипло… или кто-то… Спектры мы показали командиру, но он почему-то, просил об этом не говорить.

– Подожди, Ван. – Моника держала свои локти, чтобы занять чем-то руки. – Ты хочешь сказать, что здешними бедами мы обязаны этой вашей звезде?

– А какими бедами? Этой пресловутой вялостью? Ну… А почему бы и нет? – прежде, чем ответить Ван Шао подержал на лице некоторую гримасу – Раз у нас пока других объяснений… Конечно, вы понимаете, что я не настаиваю на своей правоте.

Некоторое время держалась глубокомысленная тишина, и Вреж, не дожидаясь, когда она прервётся, удалился вслед за праздно гуляющей Дорис. Последней до него долетела чья-то фраза:

– Живая планета… Планета – разум… Об этом говорят известные нам инопланетяне. Вот мы им, может, и пригодимся.

Странно, раньше Гимус, как и все, страдала от безделья, но стоило освободить её от почти не существующих обязанностей, как каникулярное настроение возымело свою жизнепорождающую силу. Встречаясь с её затуманенным взглядом, астронавты, нередко, теряли ощущение космоса. Дорис нравилось не подчиняться никому, включая командира, с его вмешательствами куда и не надо. Линию держаться она не сменила даже в присутствии яркой Моники, которая, впрочем, думала совсем о другом и вовсе не пыталась бороться за первенство. Моника Виерра по характеру, скорее, соответствовала тому же командиру, или же несентиментальным Мандре и Зимогляду; она вообще была противоположностью своему соотечественнику, хотя уживались они с Сандро, кажется, легко.

Дорис неслышной походкой шла чуть впереди Врежа, слегка повернув голову в его сторону. Небольшую порцию праздной болтовни завершила фраза:

– А Уэддоу стал ко мне значительно мягче…

"Ты думаешь – это твой успех?" мелькнуло в голове Бакунца, но вслух он сказал другое:

– Командир – не железный… Кстати, его дочь недавно по одной из программ показывали – за, какие-то, там, заслуги в колледже. Я к тому, что не всегда он был жёноненавистником.

– Сколько же ему лет?

– Сорок… Плюс-минус миля.

– Скорее всего, плюс… Посидим?

Вот её купе. Сели. Ничего путного, если честно, от неё Вреж не ожидал, и был не очень "здесь", хотя леди и смотрела на него с проницательностью, что со стороны являло бы саму пикантность.

– Я не случайно про Уэддоу последнее время спрашивала. Я куда больше вашего спала, выспалась, и уже не всегда использую для этого так называемую ночь…

– Интересно.

– Будь серьёзнее. Так вот, – она заговорила, отделяя каждое слово. – Командир два раза выходил на связь, когда вы все спали. Причём, выходил легко, очень легко, не было поисков, никакого шума, ничего прочего. Всё, что я говорю – это абсолютно точно.

– Командир наш… что-то, вроде, космического шпиона? – ничего другого Бакунцу на язык не пришло.

А Дорис многозначительно молчала. И как она преобразилась! Вид у неё сейчас был далеко не томный. Это был вид уверенного, сильного человека, человека-астронавта.

– Ну, а серьёзно… Ты это сказала, что имея в виду?

– То, что сказала. Уэддоу от нас что-то скрывает. Более того, оказывается можно подготовить более лёгкий выход на связь, но никто из нас об этом не знает. Сейчас командир уже догадывается, что я его раскусила, и стал ко мне помягче.

– Это ещё не раскусила.

Призадумавшийся Вреж был уже снова в космосе.

– Но у нас же есть штатный психолог, с Ли Даогунем ты говорила?

– А зачем? Ли Даогунь обязан подмечать всё это раньше всех, между прочим, и наше уединение тоже. Но ты врач, и тебе единственному предоставлено право уединения без кривотолков. Одним словом, пойми: здесь, что-то не чисто, – она состроила какую-то уже сказочную гримасу, оканчивая, разговор в шутливом ключе, как человек, которому удалось высказаться на щекотливую для него тему.

* * *

Терпеливая осада излучателя, наконец, дала результаты. "Шестёрку" нашли, координаты "Арамиса" относительно её, отправлены в память, дальнейший полёт уже дело автоматики. Но… Как и обычно, без "но" – никуда. И фактическое расстояние до этой белой двойной длинновато, и траектория в зонах мощного звёздного ветра кривовата: и вот уже энергозапасы на корабле меньше расчётных.

Уэддоу провёл "земное" собрание. Все долго разводили руками, спорили, чуть не переругались, но всё равно, в конце концов, решили пока ничего не выдумывать, в надежде потом разбиться в доску, но подзаправиться на посещаемых планетах. Такое, конечно, было возможно, но далеко не обязательно. Пожарная ситуация ещё предусматривала увеличение экипажа "Арамиса" на двоих, использование энергии конвойного корабля и превращение серьёзного "0-21" в безмолвно-добродушный сувенир далёкой Земли – здешним мирам.

Так или иначе, но скоро – посадка. В иллюминаторах – звёздное пространство: намного более любимый пейзаж, чем ещё недавний, да и смотрелось это небо, как-то, по-хорошему. Ничего удручающего в настроениях ни у кого не чувствовалось, хотя полёт "Арамиса" складывался уже не лучшим образом; его предшественник – "Зевс" на этом участке был удачливее. Хотя, кто это точно знает? Милые, улыбающиеся звёздочки: для несведущего – совсем как у нас. Но они-то совсем-совсем чужие…

Последняя неделя перед торможением тянулась долговато, терпение начало сдавать. У Врежа это выразилось в тон его специальности. Без затруднений обращённый кое-кем в детектива, он пас командира тайком и даже открыто, одновременно обходя за версту Ли Даогуня, знакомого с парапсихологией и способного поймать на тайных мыслях. Наконец Бакунц, придравшись к пустяку, запер командира для тоскливого всестороннего обследования. Запуганный медицинскими терминами Уэддоу почти не сопротивлялся. Вреж ввёл ему немного астимулятора вторичной нервной деятельности, не давая, при этом уснуть. Теперь врач мог разговаривать с подопечным и, используя притупленную бдительность последнего, задавать ему каверзные вопросы. Подноготную таким способом, может, и не узнаешь, но, используя вопросы с заведомо известными ответами, можно уловить "формулу лжи" пациента. И Вреж уверенно шёл к своей новой цели. Прокисший Уэддоу мямлил ответы на дубовейшие вопросы, а Вреж считывал с датчиков по разрядам выражения лица, речевые обороты. Поймать "формулу лжи" командира оказалось очень легко; проще говоря, он и врать-то не умел.

Обследование закончено, введено тонизирующее, но полчаса лучше не вставать. Для отвода глаз Вреж затащил на осмотр ещё троих, в том числе и Ли Даогуня. Как видит командир, осмотр этих троих таким подробным быть не может из-за стеснённости, сколько просил расширить медицинские отсеки: никто не слушает. Но если этот диагностик даст отрицательный ответ, то опасения врача, слава богу, окажутся напрасными. Разумеется, так и оказалось. Все вышли с видом облегчения, и лишь Ли Даогунь, выходя последним, через уменьшающийся проём закрывающейся двери посмотрел Врежу в самые глаза.

Оставался день до торможения. Звёздная гравитация близлежащих светил сделала своё чёрное дело. Запасов энергии уже теперь точно двум кораблям на обратный путь не хватит. А очередные трудности – какие? Усыплять на следующий день всех арамисовцев; торможение, разумеется, далеко не первое, но всё равно это процедура какая-то не жизнеутверждающая. Ещё эта коррозия… Дар какого-то невидимки. Не прогрыз бы этот невидимка обшивку вообще…

Как-то в купе к Врежу, собиравшемуся уже напоследок увидеть земной сон, вплыл Ли Даогунь. Бакунц понял, что попался. Он лёжа замер, всё ещё в надежде выкрутиться.

– Вреж! …А Вреж!

Не Рей, а Вреж! Это уж было поразительно.

– А… Ли! Только, что-то ты поздно. Или что стряслось?

– По-моему ты понимаешь, зачем я зашёл.

– Дай подумать, может пойму.

– Подумай.

И молчание. Вреж решил не тянуть резину: бунты на кораблях известны ещё с Карфагена, но не всегда же – за борт.

– Тебя интересуют мои отношения с командиром?

– Поделись… Может, не пожалеешь.

– Ты за ним ничего не замечал?

– То, что он постарше нас, да и это не очень бросается…

Ли Даогунь улыбался, но смотрел прямо в глаза, а это не всегда приятно.

– Хочешь узнать. Ли, что за процедуру я с ним проделал, тогда, на глазах у тебя?

– Зачем ты за ним, извини, шпионил? Или это – такие игрушки?

– Извини, что не встал при допросе!