Метро 2035: Муос. Падение

– Нет.

– Ладно, работаем дальше. Тайник во входном тамбуре?

– Нет.

– В холле?

– Нет.

– В кладовке?

– Нет.

– В квартире?

– Нет.

– Молодчина, значит, все-таки в стене одной из квартир. Осталось узнать – в какой… Так, где там у нас планчик…

Чтобы взять со стола схему поселения, Жанна отпустила щеки администратора. Его колотило, он был бледным как труп, только на щеках оставались продолговатые бурые пятна от цепких пальцев Жанны. Жанна, держа в одной руке схему, второй схватила администратора снова, теперь уже за подбородок, и еще громче проорала прямо ему в лицо:

– Ну так что, продолжим поиски или расскажешь сам? Ты скрываешь излишки урожая?

– Да! Я расскажу, расскажу…

– Вот и правильно, вот и молодец, – Жанна быстро поменялась в лице, улыбнулась администратору и ласково, словно любящая мать, пригладила ему волосы. – Да ты успокойся, красавчик, не трясись так. Ты молодец, держался мужчиной. Некоторые вот прямо на этом стуле обделывались во время тестирования, а ты ничего. Не переживай, будем считать, что ты просто рассказал мне все добровольно, после моих взываний к совести. Напишешь сейчас явку с повинной, сходишь с зональным инспектором, изымите излишек. Жить будешь, даже на Поверхность не отправят. Переселят в другое поселение, а там, глядишь, и снова до администратора дослужишься, верно?

Парень кивал, но по щекам его текли слезы.

Вера смотрела на это спокойно, с холодным интересом. Она запоминала все, что говорила и делала Жанна, стараясь перенять все ее мастерство. И незаметно в ее строго структурированном мышлении, уже научившемся буквально все запоминать и расщеплять на составляющие, было заведено дело на незадачливого, уже можно сказать, бывшего администратора. И не то чтобы она серьезно рассчитывала когда-нибудь воспользоваться этими знаниями о мелком администраторе, который за последние полчаса стал крестьянином или разнорабочим. Просто он нарушил Закон, Вера узнала это и должна всю информацию о преступлении и об этом человеке складировать в своей голове, как ее учил следователь. Это второе заведенное Верой мысленное досье. Первое чуть раньше было заведено на Жанну, которая ничего не нарушала. Но следователи имели право по собственной инициативе собирать информацию о ком угодно в Муосе, и Вера была уверена, что информация о Жанне ей когда-нибудь непременно понадобится.

Во время тестирования Жанна упомянула о гипнозе, и вскоре Вера смогла узнать, что это такое. В ходе до занудства спокойного разговора психолог начинала говорить какие-то бессмысленные слова, иногда прикасалась к тестируемому, после чего он застывал и, уже как машина, монотонно отвечал на вопросы психолога. Повергнув человека в ступор, Жанна откровенно наслаждалась этим состоянием своих подопытных. Она задавала вопросы, явно не имеющие никакого отношения к цели тестирования, извлекая из людей такие интимные подробности их жизни, которые даже хладнокровную Веру приводили в смущение. Заметив брезгливую реакцию своей ученицы, по окончании одного из таких опытов Жанна с холодной улыбкой поведала:

– А что ж ты думала, девочка? Человек мерзок, до безобразия мерзок! Для того чтобы не терзаться из-за каких-то гуманистических комплексов, надо периодически встряхивать людские души и убеждаться, какая муть лежит на их дне.

– Ты и со мной могла бы это сделать?

– Да нет, не думаю. Дело в том, что не каждого можно подвергнуть гипнозу, хотя я буду тебя учить и этому. И тем более это тяжело сделать, если человек сопротивляется. Ведь сознание человека – как эта лампочка, посмотри на нее, она такая теплая и такая яркая… такая теплая и такая яркая… так приятно на нее смотреть и думать, что ничего нет в мире, кроме этого яркого тепла… сядь спокойно, расслабься… плыви по воздуху к лампочке… и не надо ни о чем думать… на счет «три» возвращайся! Раз! Два! Три!

Вера вздрогнула. Жанна находилась у нее за спиной, хотя Вера была уверена, что только что была напротив нее за столом.

– Ну вот, ты примерно прочувствовала на себе, как это может быть. Сейчас это с тобой получилось, потому что ты немного устала и была неготова к этому. Я перевела твое внимание на лампочку, зациклила все твое сознание на ней и отключила твое критическое восприятие происходящего. То есть в цепочке «вопрос – осмысление – ответ» я выбила среднее звено.

– И все следователи это умеют? – бойко спросила Вера с восторженной заинтересованностью. – Научи и меня!

Жанна внимательно посмотрела на Веру и после паузы снова улыбнулась своей лучистой улыбкой:

– Конечно, прямо сейчас и приступим…

Вера сделала вид, что слушает Жанну оживленно и внимательно. Слушала только одной частью своего располовиненного сознания, а вторая часть обдумывала то, что произошло. Жанна погрузила ее в гипноз, и она совсем не помнит, что с ней происходило. Сколько времени она была отключенной – тоже сказать трудно, но по своим ощущениям (ноги от сидения на стуле не затекли, спина от неподвижности не устала) – видимо, не больше нескольких минут. Однако и за несколько минут у отключившегося человека можно выяснить многое. Задавала ли ей Жанна вопросы, и если да, то какие именно? В общем-то, никаких тайн у нее ни от кого и нет. Разве что об этом инциденте в Ботаниках? А может, в день приема в Университет в этом кабинете она тоже была под гипнозом? В любом случае сейчас ничего изменить нельзя. Можно только впредь быть все время настороже и не допускать таких ошибок… И еще одно: Жанна – очень опасный человек, с ней нужно быть предельно осторожной.

То, чему Жанна должна была научить Веру за двадцать дней, Вера успела освоить за полторы недели. Несколько раз Вера сама подвергала тестируемых гипнозу, да и без гипноза все чаще «раскалывала» этих бедолаг, узнавая их грехи перед Республикой. Но в отличие от Жанны, ей не хотелось лезть в те темные уголки человеческих душ, в которых хранился всякий зловонный хлам, до которого Республике нет никакого дела. Жанна это заметила и истолковала правильно – как пассивное осуждение ее действий. Еще Жанну заметно пугали успехи Веры, ступившей на черту, за которой хранились знания, открывать которые Жанна не хотела. Но срок обучения не закончился, а Вера с простоватой напористостью ставила перед инспектором-психологом такие вопросы, на которые ни соврать, ни отмолчаться та не могла и поэтому была вынуждена выдавливать из себя информацию.

Они по-прежнему играли в наставника-обучаемого, почти в приятельниц, но испытывали все нараставшую антипатию, скрывали это чувство, а также делали вид, что не замечают неприязни другого. И в этой игре, которая была не хуже самого обучения, против огромного опыта и беспредельного цинизма Жанны выступали гибкий ум, холодное самообладание и раздвоенное сознание Веры. Однажды поздно вечером, когда психологический диспут почти перешел в бабский треп о человеческих пороках, Жанна снова попыталась отключить Веру. Вера вовремя поняла это и попробовала прикинуться загипнотизированной, но что-то сделала не так, и Жанна обнаружила фальшь в ее «оцепенении». Она как ни в чем не бывало посоветовала Вере идти отдохнуть, но на следующее же утро доложила куда-то о необходимости досрочного прекращения обучения кандидата в следователи Веры Пруднич ввиду успешного овладения курсом психологических дисциплин.

7

Вера находилась в одном из самых тайных мест Муоса – в следотделе. Так был назван маленький отсек бункера Штаба, в котором, кроме комнаты следователей с четырьмя полками для сна, было еще два помещения – камера хранения инвентаря и кабинет начсота, единственным украшением интерьера которого, не считая стола, стула и койки, был огромный сейф во всю стену.

Она помнила присягу в Урочище, ожидала чего-то подобного и при посвящении в следователи. Однако посвящение, как и все в жизни следователей, было напрочь лишено пафоса и внешнего действа. Единственной исключительной особенностью этого ритуала было обязательное участие всех следователей – пока все следователи не являлись, посвящение не проводилось. Следователи безучастно сидели на нижних полках для сна или стояли, опершись о лишенную штукатурки стену, и без всякого интереса наблюдали за происходящим. Девять следователей, начсот и Вера. Убедившись, что собрались все, начсот монотонно сообщил:

– Это одиннадцатая, которая пришла вместо четвертого. Ее абсолютный номер – тридцать семь. Сегодня с пятого по десятый переходим на один счет вперед. Одиннадцатая становится десятой…

Вера не сразу разобралась в череде числительных. Следователь (ее следователь) говорил, что одним из гарантов отказа от штатской жизни является отречение от своего имени. Следователи называют себя не по именам, а по числам – от одного до десяти: «Первый следователь», «Второй следователь» и так далее. Погиб Четвертый следователь, для восполнения десятки призвали Веру, после чего пятый следователь становится четвертым, шестой – пятым… А Вера, соответственно, становится десятой. Привлекший ее следователь был одним из самых старых в следотделе – он был Вторым следователем. Единственной новостью для Веры было то, что она еще до посвящения значилась Одиннадцатым следователем. А потом она узнает значение присвоенного ей абсолютного номера: она является тридцать седьмым человеком, прошедшим процедуру посвящения в следователи, и это же значит, что в замыкаемом ею ряду двадцать семь следователей числятся погибшими.

Все так же спокойно, как будто проверяя домашнее задание, начальник следотдела последовательно задал всем своим подчиненным вопрос:

– Первый, если десятая нарушит Закон, откажется быть следователем или не убьет себя, когда не сможет быть следователем, что ты сделаешь?

– Ликвидирую ее!

– Второй, что ты сделаешь?

– Ликвидирую.

– Третий?

– Убью ее…

Все это было записано в Уголовном законе – обязанность каждого из следователей ликвидировать своего коллегу, если тот не сможет или не захочет выполнять свою работу или преступит Закон. И все же от этого зловеще спокойного, странного и страшного ритуала у Веры по спине прошел холодок. Каждый из следователей сообщал о готовности убить ее настолько безразлично и спокойно, что не оставлял сомнения в истинности своих слов.

– Десятая! Если один из следователей нарушит Закон, откажется быть следователем или не убьет себя, когда не сможет быть следователем, что ты сделаешь?

С непривычки Вера не сразу сообразила, что обращаются к ней, но потом спохватилась и поспешно, но уверенно ответила:

– Я убью его.

Начальник следотдела, едва дослушав Веру, сообщил:

– Расходимся. Десятая и третий, зайдите ко мне.

И все! Это и была процедура посвящения: никакой присяги, никаких торжественных клятв, никаких атрибутов – только пресное обещание о взаимном убиении. Но Веру интересовал еще один вопрос. Она остановила, коснувшись рукой плеча Второго следователя, который уже собирался уходить. За все время посвящения он не обращал на Веру никакого внимания, как будто не он раскрывал убийство всей ее семьи, не он отвел ее к диггерам, а потом – в спецназ, и не он привел ее в следователи. Вера спросила прямо:

– Скажите, когда я стала считаться одиннадцатым?

– Когда я тебя привел в келью.

– И на Одиннадцатого следователя распространяется сорок девятый параграф о ликвидации, если он не станет справляться или решит отказаться?