Порошок жизни

Рухнув на землю и подняв тучу пыли, Джаг быстро кувыркнулся через голову, вскочил на ноги и хотел выхватить винчестер, но обезьяна, резко оттолкнув его, схватила винтовку и, без всяких усилий согнув ствол пополам, отшвырнула далеко прочь.

Джаг был обезоружен и ему оставалось лишь одно – вновь попробовать воспользоваться своим кинжалом, который сейчас торчал из глаза валявшегося в пыли примата. Подскочив к нему, Джаг крепко сжал рукоять, резко дернул и тут же отшатнулся от хлынувшего потока крови вперемежку с частичками мозгового вещества.

Быстро повернувшись к противнику, Джаг вдруг почувствовал, как у него похолодело в груди.

– Нет! Не надо! – выдохнул он.

Примат держал на руках ребенка! Положив его на сгиб локтя, обезьяна с любопытством таращилась на Энджела своими черными круглыми глазищами. Словно загипнотизированный необычайным лицом мальчика, самец, казалось, забыл обо всем, что происходило вокруг.

– Брось его! – закричал Джаг.

Будто очнувшись, обезьяна подняла голову:

– Сам брось его! – с ухмылкой произнес самец, указав подбородком на кинжал.

На мгновение задумавшись, Джаг решил подчиниться.

– Ладно, – сердито буркнул он и отшвырнул кинжал. – Разберемся вдвоем, без оружия!

Примат торжествующе заулюлюкал, отбросил ребенка в сторону и запрыгал на месте, подняв облако пыли.

Не двигаясь с места, Джаг задавался массой вопросов. Прежде всего, как чувствует себя Энджел? Он сильно ударился, когда упал с коня, и, может быть, конь даже наступил на него. А теперь еще и обезьяна отбросила его, как тряпичную куклу…

Джаг подумал, что его шансы победить в схватке с приматом весьма незначительны. Если судить по огромной силе и скорости реакции противника, то он почти обречен. Достаточно вспомнить, как легко, словно бамбуковая папка, был согнут ствол винчестера. Значит, Джагу нельзя допускать ни малейшего промаха. Ему нужно было уходить от ударов и захватов, выжидая удобного момента, чтобы нанести решающий удар самому. Кроме того, Джаг совершенно не знал о том, как его противник "держит" удар.

Внезапно примат бросился на Джага. С перекошенной ярко-красной рожей он подскочил к человеку, и Джаг, увернувшись в самый последний момент, изо всей силы нанес удар кулаком в брюхо.

Удар был очень силен, и Джагу на мгновение показалось, что его кулак натолкнулся на гранитную стену. Сильная боль пронзила руку до плеча, перед глазами поплыли огненные круги, и ему пришлось сжать зубы, чтобы не закричать.

Обезьяна, по-прежнему улюлюкая, стояла в нескольких метрах и с любопытством смотрела на Джага. Видимо, удар не причинил ей никакого вреда.

– Разберемся вдвоем, – ухмыльнулся примат и опять принялся подпрыгивать.

Джаг был в отчаянии: он ударил так, как никогда еще не бил, а все, чего он добился, – серьезно повредил свою руку. Она посинела и прямо на глазах стала быстро опухать. Теперь малейшее движение рукой причиняло Джагу невыносимые страдания, а схватка еще только началась. Если дела и дальше так пойдут, противник легко с ним расправится.

На секунду какой-то шум отвлек Джага от мрачных мыслей: его конь, испугавшись, рванулся и понесся к вершинам гор. Джаг выругался, потому что теперь его шансы на победу стали еще меньше. В седельных сумках лежал тесак, которым можно было бы воспользоваться, ведь в сложившихся обстоятельствах Джагу позволялось играть без правил: рука болела все сильнее, а значит, он стал слишком легкой добычей.

Джаг огляделся в поисках кинжала и увидел его слева сзади от себя. Он нагнулся за оружием, но в этот момент примат бросился на него.

Глава 4

Джаг метнулся в сторону и, упав на землю, ловко перекатился через голову, чтобы избежать столкновения с противником. В следующее мгновение, готовый к самому худшему, он пружинисто вскочил на ноги.

Но примат бросился вовсе не к нему: схватив кинжал, он отбросил его далеко в сторону. Когда самец повернулся, его морда почернела, приобретя цвет запекшейся крови, щеки раздулись, а выдвинутые вперед челюсти хищно разомкнулись, обнажив огромные зубы, которые клацали, словно волчьи клыки.

Джаг почувствовал, как им овладевает паника. На сей раз ему не удастся победить. Видимо, его путь закончится здесь, на этом выжженном солнцем плато, где в беспорядке расставлены странные камни.

Он внимательно смотрел на противника, пытаясь найти хоть одну уязвимую точку в этой горе мышц.

Он нашел ее как раз в тот момент, когда противник бросился в атаку, размахивая огромными ручищами, словно двумя гигантскими цепями.

Джаг весь напрягся и внимательно следил за приматом. В последнее мгновение он нырнул в сторону, едва избежав смертельного удара. Очутившись за спиной проскочившего мимо самца, Джаг прыгнул, схватил левой рукой его член и сильно рванул вниз.

Потерявший равновесие примат упал навзничь, взметнув тучу пыли. Не успел противник прийти в себя, как Джаг уже взгромоздился на него и, превозмогая боль в правой руке, словно тисками сжал мошонку примата.

Обезумев от боли, примат захлопал руками по земле, как стучат по ковру борцы, когда хотят показать, что они сдаются.

Не обращая внимания на острую боль, пронизывающую всю руку, Джаг продолжал сжимать кулак. Вдруг он почувствовал, как под его железными пальцами нежная ткань мошонки лопнула, словно перезрелый плод.

Противник был невероятно силен, и Джаг отлично понимал, что добился лишь временного преимущества. Поэтому он мгновенно вскочил на ноги, схватил обезьяну за загривок и, рывком приподняв ее, бросился к ближайшей скале.

От удара о камень, губы животного разбились и зубы вылетели.

Обезумев от жестокости и боли, Джаг бил головой примата о скалу, словно хотел раскрошить эту глыбу. Странный голубоватый мох на скале всякий раз сжимался.

Наконец, Джаг решил нанести последний удар: крепко сжатым кулаком здоровой левой руки он изо всех сил врезал по затылку обезьяны. Примат тяжело рухнул на землю и, застонав, остался неподвижно лежать.

Тяжело дыша и все еще удивляясь, что ему удалось одолеть такого сильного противника, Джаг решил хоть немного передохнуть.

Сотрясаемое конвульсиями тело примата лежало на земле. Обезьяна слабо стонала, и песок вокруг ее головы медленно пропитывался кровью. Джагу на секунду показалось, что животное может опять вскочить и броситься в бой: сам факт, что примат был еще жив после того, что с ним случилось, свидетельствовал о необычайной выносливости его организма. От такого противника можно было ожидать любого сюрприза.

Посматривая на обезьяну, Джаг подошел к Энджелу: обернутый в свой кокон из ремней, ребенок, скрючившись, лежал на боку, а его худенькая грудь вздымалась от неровного с присвистом дыхания. Кожа мальчика была синеватой и холодной.

Джаг осторожно поднял ребенка и осмотрел его. Он искал большой синяк или какую-нибудь рану, но ничего не обнаружил и расстроился еще больше. Естественно, Джаг не имел ни малейшего понятия о химических процессах, управляющих существованием организма, но догадывался, что смерть может наступить и от внутреннего кровоизлияния.

Огорченный тем, что произошло, он прижал ребенка к себе и внимательно осмотрелся. Он был совершенно один на затерянном в горах выжженном солнцем плато, без коня, без еды, на руках с ребенком, о здоровье которого ему было трудно судить, потому что мальчик не разговаривал, а отсутствие глаз на его лице не позволяло ни о чем догадаться.

– Энджел, ты не должен умереть, – тихо сказал Джаг.

Им овладело состояние полнейшей апатии и безысходности, но в тот же миг его правая рука напомнила о себе: на мгновение забытая боль вернулась вновь. Каждый прилив крови от удара сердца вызывал острую ломоту в руке.

Закусив губу, чтобы не закричать, Джаг попытался подвести итоги. Его дела были далеко не блестящи: конь ускакал и сам никогда не вернется. Трудно было даже предположить, сколько он проскачет, пока остановится… если вообще остановится, ведь Джагу приходилось видеть напуганных лошадей, которые бежали до тех пор, пока у них не останавливалось сердце.

Во всяком случае, возвращаться не имело смысла. С тех пор, как Джаг уехал из Палисады, он не встретил ни одного города или деревни. На его пути лишь изредка попадались хижины, построенные в труднодоступных пустынных местах. Значит, нужно двигаться вперед, пройти сквозь туман и спуститься в долину. Возможно, там окажется какой-нибудь город, где есть медикастры.

Джаг попытался стряхнуть с себя усталость: нужно немедленно двигаться дальше. Ушибленная рука могла подождать, а вот ребенок – нет.

Осознав во всей полноте сложность ситуации, в которой оказался, Джаг понял, почему некоторые люди, хотя они и очень любят свободу, предпочитают попасть под командование Властелина или идут служить в армию: одиночкам трудно выжить в этом мире!

Волна гнева охватила его – нет, никогда он не будет принадлежать к расе послушных! Он никому не позволит решать свою судьбу, какой бы она ни была! Он сам будет ее хозяином и сам будет планировать свое будущее!

Ведь он поклялся никогда больше не быть ничьим рабом!

Прежняя энергия вернулась к Джагу, и он решил продолжить путь, оставив ненужные размышления. Джаг подобрал свой кинжал, очистил лезвие, воткнув его несколько раз в песок, а потом вложил в ножны, закрепленные на голенище сапога.

Склонившись над ребенком, он внезапно услышал чьи-то шаги. Может быть, вернулся Зак? Джаг захотел свистнуть и позвать коня, но из осторожности промолчал, схватил Энджела на руки и спрятался за первым же монолитом. Сердце бешено колотилось в его груди, и Джагу казалось, будто за целую милю вокруг слышно, как громко он дышит.

Джаг напряг слух и понял, что к нему приближаются две лошади. По стуку копыт он определил, что на одной из них едет всадник, а вторая свободна. Тогда он положил ребенка в тени за камнем, и, достав кинжал, поудобнее взял его в левую руку. Конечно, удары левой у него менее сильны и точны, но он во что бы то ни стало решил добыть себе коня. Теперь это был вопрос жизни или смерти.