По дороге до работы, покупаю себе четыре апельсиновых печенья с горячим кофе, сделанном на кокосовом молоке. Паркуясь, готовлюсь к новым рассказам Руби. Обычно они исключительно состоят про мужчин, с которыми она ходит на свидание, а после страстно занимается сексом. Иногда эти рассказы отвлекают от сонливости, порой от грязных взглядов, но зачастую я пропускаю их мимо ушей. Не совсем интересные мне истории.
Переодевшись приступаю к работе, что вызывает одно лишь отвращение. В голове звучит голос матери: «Может день и гадкий, но выстояв его, ты приближаешься к заветной цели. Ничто не делает нас сильнее, чем грядущие трудности». Да, мам, именно поэтому я буду держаться до последних сил.
Вайолет Уайт никогда не ищет легких путей и она никогда не сдается.
Рабочая смена близилась к концу, а мои коленки уже подгибались от усталости. Подхожу к последнему столику, но увидев посетителя, сдерживаюсь, чтобы не дрогнуть.
Святое дерьмо, кто-нибудь убейте меня…
Лишённые жизни, голубые глаза поднимаются вверх. Он ухмыляется, знакомой ухмылкой. Невооруженным глазом было понятно – он продолжает употреблять.
– Не думал, что встречу тебя в таком месте, – промурлыкал парень, опуская меню. Рядом сидящие двое мужчин, подражая ему, обращают внимание на меня. Они определенно старше. Скорее лет на пять.
– Добрый вечер, на сегодня я ваш официант. Что желаете заказать? – сдерживая порыв отвращения, игнорируя его слова, твердо произношу.
Скотт смеется, словно, услышал шутку. Его подхватывают два друга. Меня бьет озноб, но в следующую секунду укусив за задницу подкатывающую панику, поднимаю гордо подбородок вверх. Людное место, где этот мерзавец ничего не сможет мне сделать.
Мое тело до сих пор помнило каждое грубое прикосновение, хоть разум практически заблокировал воспоминание. По позвоночнику пробегает неприятный холодок.
– Пиво, официант, – выплюнув, подобие яда последнее слово, наконец ответил он.
Приказав своему телу не давать слабину, поворачиваюсь, но слышу следом.
– Нет, пиво дерьмо на вкус, пожалуй виски, – таким же ядовитым голосом, сказал Скотт.
Как только удалось убраться от столика, я облегченно выдыхаю. В мире миллионы людей, но почему судьба решила преподнести мне этот гребанный подарок сейчас? Именно этого гнилого человека, про которого удалось забыть. Вычеркнуть из памяти. Видимо, судьба тролль, раз решила так жестоко пошутить.
Беру бутылку спиртного, а после отношу за столик. Двое незнакомых мужчин откидываются на спинку, сдерживая смех, а Скотт с презрением оглядывает принесенный заказ с бокалами.
– Разве я не просил принести нам ром и картошку?
Открываю рот, но тут же захлопываю. В этом заведении никому не будет дело до того, что кто-то потешается над официантом. Делаю глубокий вдох.
– Конечно, приношу извинения за свою невнимательность.
Он оглядывает меня с ног до головы, довольный ответом. Конечно. Скотта всегда забавляет заниматься унижением людей. Забираю виски с бокалами, отправляясь за стойку.
Когда новый заказ готов, забираю поднос с содержимым. Отношу за столик, но получаю новую порцию смешков, а следом слова:
– Я просил вино и куриные крылышки с картошкой. Неужели, здесь такие тупые официанты? Может быть ты просто хочешь, чтобы тебя уволили? Или любишь привлекать к своей попке больше внимания?
Огнедышащий дракон рвется наружу, но я заталкиваю его силой обратно. Прикусываю щеку до боли, боясь сорваться, но произношу лишь:
– Извините, сейчас я поменяю заказ.
Оставив им картошку, направляюсь к стойке для другого заказа. Руби вопросительно на меня смотрит, но ничего не говорит. Спасибо и на этом. Закрываю глаза, пытаясь унять раздражение со злостью, твердя в голове: «Мне нужна эта работа».
Отношу новый заказ. Коленки подрагивают, но я иду ровным шагом, либо это так выглядит в моей голове. Ставлю на стол принесенное, молясь, чтобы Скотт не решил очередной раз отослать назад со словами: «Я не это просил, глупая официантка». В голове невольно всплывает момент из прошлого.
Воспоминания. Вайолет 17 лет.
Он натянул мои волосы, вжимая в колючую поверхность коры дерева, которая беспощадно царапала щеку. Его вес давил сверху, а горячее дыхание обжигало ухо.
– Я надеюсь, услышанное было шуткой, Виола, – прорычал Скотт, – Ты никогда не будешь принадлежать кому-то. Никто никогда не притронется к твоему телу кроме меня. Ясно?
Он всегда меня так называл, зная, что я ненавижу это сокращение своего имени. Знал, но продолжал. Зажмурившись, тихо всхлипываю от боли. Он натянул мои волосы назад, требуя ответа. Как я могла подтвердить то, что была вещью в его руках? Приравнять себя к барахлу?
– Нет, Скотт, – сдерживая слезы, пробормотала я, – Ты не можешь это говорить, когда мне хочется разорвать наши отношения.
Он отшвырнул меня на землю, выбив весь воздух из легких. Вскрикнув, я оказался на коленях в грязи. Мои ладони щипало от жесткого падения. Голова звенела, а сердце… Сердце грозилось остановить от страха. Паника превратилась в железные, звякающие кандалы.
Открыв глаза, замечаю рядом массивные ботинки. В нескольких дюймах от дрожащих рук прижатых к мокрой почве от дождя.
Униженная.
Сидящая перед ним на коленях.
– Думаю, стоит тебе напомнить, грязная шлюха, чей член ты сосешь последние полгода года, – он приподнял мой подбородок, его глаза сверкнули, а я боялась сжаться от ужаса.
Скотт расстегнул ширинку свободной рукой, не отрывая свой взгляд от моего. Сглотнув, пытаюсь покачать головой, но пальцы с болью сжимают подбородок.
По моей щеке скользнула одинокая слеза. Я была полной влюбленной идиоткой, раз не заметила раньше такого отношения к себе. Глупой дурой, а сейчас глотала последствие в виде грязи ртом. Сегодня умерла последняя часть души, что любила этого человека.
– Ненавижу тебя… – последнее, что удалось прошептать, пока он не затолкал в мой рот свой член.
Клянусь, больше не подпускать к себе мужчин. Ненавижу каждой унцией мужской пол.
Вновь ухмыльнувшись, Скотт отодвинул от себя стакан с тарелкой. Он откинулся на спинку стула, а после бросил скучающий взгляд на меня.
– Я передумал. Можешь забрать еду, но оставь вино.
Сжимая руку в кулак от злости, вдыхаю и выдыхаю. Успокойся Вайолет. Одна пройденная трудность – одна ступенька вверх. Этот человек не стоит твоего внимание и эмоции. Он будет гореть в аду.
Собираю на поднос картошку с крылышками. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но мудак подставил подножку. Не заметив вытянутой ноги, я падаю. Осколки, разлетевшиеся от посуды впиваются в ладони, вызывая жгучую боль. Я сдерживаю крик, а следом за ним пытаюсь остановить поток слез. Больно. Нестерпимо больно.
Шум стих в помещении, только для того, чтобы все могли внимательно разглядеть "растяпу девушку", у которой поднялась юбка. Не обращая на боль в руках и коленях, поднимаюсь, оттягивая юбку назад. Стыд пронзил с головы до ног. Зал разразился смехом, а после кто-то присвистнул со словами:
– Вы видели ее нижнее белье?
– Мы такое долго будем помнить.
– Так бы и разложил её здесь не столе!
Кажется, я перестала дышать, но сердце отчаянно пыталось пробиться через грудную клетку. Прикусив щеку, собираю на поднос размазанную по полу еду. Нет. Ты не можешь плакать, давая еще одну причину для смеха, но одинокая слеза назло скатилась по щеке. Кровь капала с ладоней на серый пол, требуя поскорее вытащить застрявшие осколки.
Такая же униженная, как в тот день.
Рядом садиться Руби, останавливая мои попытки убрать беспорядок.