Фигуры в мантиях подходили к умирающим, склоняли колени и погружали в центр животов призрачные пальцы. После этого, тела обреченных едва заметно подергивались, будто становились легче и успокаивались. Едва различимая дымка отделялась от тела, парила вверх и жадно всасывалась воронкой в небе.
До меня дошло, что призраки делали это и до того, как я их заметил. С методичностью пчел, фигуры с неестественной быстротой перемещались к следующей жертве, чтобы собрать нектар души для голодного вихря в небе.
Зачарованный я наблюдал, и вот черная фигура стоит прямо передо мной. Черная ткань полностью скрывает тело, а вместо лица проваливающаяся пустота. Мрак пустого лица заставил меня содрогнуться.
Печальный призрак не спешил засовывать пальцы в мой живот. Нависая надо мной, как ночной морок, он наблюдал за мной, словно застыв в нерешительности. Казалось, он столкнулся с чем-то необычным.
Костлявая рука пришла в движение, прошла мимо живота, плавно двинулась выше и зависла в воздухе. Она протянута будто приглашая меня подняться.
Незнакомая при жизни часть меня ответила на приглашение. Всё что угодно, лишь бы избежать запредельной меланхолии и голодной пасти вихря в небе. Я выразил намерение взять его за руку. Тело не слушалось, но что-то во мне потянулось к мертвой ладони. Контакт, и меня пронзила судорога. Воронка вздрогнула в унисон, будто соглашаясь. Видения умирающего Карфаген поплыли перед глазами, а я почувствовал легкость будто проваливался в сон без сновидений.
Глава 2.
Границы сознания размываются. Душа Малха лишенная тела цепляется за окружение, пытаясь найти что-то знакомое. Сила несущая забвение и холод обволакивает его, словно мать, берущая младенца на руки. Малх обретает тело, эфемерное, сотканное из вибрирующей энергии. Беспорядочный поток из образов, мыслей и воспоминаний иссякает, он снова осознает себя. После этого приходит понимание.
В тот день Мортис явилась сама. Целая цивилизация возвращалась к Истоку, поэтому Жнецов было недостаточно. Энергия подобного порядка поглощалась ею самостоятельно.
Сознание Малха восприняло эту информацию как само собой разумеющееся. Помимо гибели целой нации, нужна была поддержка обычных Жнецов. Много созревших душ, много работы.
Он был среди дозревших, но его смерть несла аномалию. Душа Малха не была поглощена, в ней обнаружили потенциал полезный для Мортис. Жнец вознёс его, сохранив душу невредимой.
Сознание Малха сплелось с сознанием остальных Жнецов. С единением пришло предназначение, понимание его задачи. Ум его теперь был разделен. Часть принадлежала ему, а другая погружена в поток, в котором звучали тысячи шепчущих голосов, кружились сотни видений и разворачивались события за гранью его понимания. Казалось, он обрел миллионы новых глаз и ушей. Поток информации шокировал и сбивал с толку.
Он будет служить Мортис сколько сам того пожелает. Энтропия дала выбор: служить или раствориться, погрузившись в вечное небытие. Малха обожгло ужасом Бездны, в которую возвращается сознание каждого из живущих, поэтому долго он не раздумывал.
Древо миров раскинуло перед ним ветви, поражая воображение. Мириады видов, отличных от человеческого, неслись в круговороте бесчисленных рождений и смертей. Жнецов набирали для каждого вида отдельно. Великий Замысел.
Что-то внутри, что не утратило способность удивляться, отметило, что неразумные животные умирали сами. Жнецы забирали лишь тех, кто себя осознавал. Малх почувствовал, что здесь кроется какая-то тайна. Возможно, он вернется к этому позже.
Мортис втягивала целые цивилизации и расы, не прерываясь ни на мгновение. Исток, её Хозяин – скорее сила, чем личность, не имел ни очертаний, ни образа, но одну за другой, именно он порождал жизни, которые ей приходилось обрывать.
Мортис временно поддерживала рассудок Малха, чтобы тот мог удерживать образы и формировать логические связи. Без этого, еще неокрепший смертный разум, мог треснуть, как скорлупка и покинуть своего обладателя.
Жнецы были её руками. Частичка Мортис, черным сердцем билась в каждом, исподволь наставляла и вела. Малх ощутил Её биение внутри себя и поразился величию того Великого Организма, частью которого стал.
Исток отсекал искру осознания, и где-то во Вселенной рождалось Творение. Он смотрел на мир миллионами глаз и ждал, когда сознание, пройдя через радости и невзгоды жизненного пути, наберется опыта, созреет, подобно плоду и возвратиться к нему обратно спелым и наполненным.
Цикл повторялся, и будет повторятся бесконечно. Каждая высеченная искра возвращалась обогащенным жизнью пламенем. Исток креп, становился сильнее, разрастался и проникал во все новые и новые сферы реальности, подобно невообразимому мицелию, сотканному из бесчисленных светящихся нитей. Каким-то образом и он, и жнецы, и Мортис были связаны этими нитями между собой и пребывали в постоянном обмене энергией.
Жизни Жнецов не возвращались в цикл. Не сразу. Частичка их самости оставалась тлеть между мирами, подобно остывающему угольку. Эмоций и чувств не осталось, так как не осталось жизни, которая питала бы их впечатлениями. Жнецы были гончими Мортис, ловцами душ. Они следили за просветами в центре тела смертных, чтобы, когда настало время, они могли отделить душу от тела, отправив последнюю к Создателю.
Образ фигуры в мантии, полностью скрывавшей лицо, пробирался из глубин бессознательного и формировал внешность Жнеца. Через пару тысяч лет Карл Юнг назовет это архетипом. Были ли жнецы по-настоящему мертвы? Внутри каждого жнеца, томились отголоски былой человечности, подобно тому как в давно пустой амфоре еще угадывался слабый запах некогда хранившегося там вина.
Жнецы, используя силу Мортис оказывали на смертных постоянное давление. Они терпеливо ждали, когда человек ослабнет, совершит ошибку, и душа будет готова к экстракции. Существовали силы, которые противостояли их замыслу, помогали людям закрываться от Смерти, но о них Жнецам было известно мало. Слуги Мортис просто делали свою работу, находясь в постоянном поиске брешей в обороне светимости человеческих существ. Остальное не должно было их заботить.
Когда совершалась жатва, и спелая душа отделялась от тела, Исток выражал удовлетворение и делился с Мортис частичкой полученной силы. Жнецу доставалось совсем немного, но и этого было достаточно, чтобы его сознание и омертвевшая душа немного окрепли.
Слуги Мортис через служение, набравшие достаточно энергии осознания, призывались к Истоку, но не исчезали, а выполняли для него задачи иного, высшего порядка. Мортис показала Малху высшее свершение для жнеца, путь которому лежал через тысячи срезанных душ – грозные фигуры темных прелатов, стражей мертвого мира. Их могущество позволяло им уничтожить любое существо, независимо от структуры его тела, даже жнеца.
Энергетическое тело Малха покрылось рябью и затрепетало, как крылья испуганной птицы. Он осознал каким великим силам ему теперь предстоит служить.
Глава 3.
Первой возвращенной была женщина.
Сколько прошло времени с тех пор как он умер, Малх не знал, восприятие времени изменилось – там, где он обитал после смерти, его не было. Его окружала лесистая местность, на полянах белые пятна снега, очевидно, он далеко от родного Средиземноморья.
Он помнил, как она родилась. Душная и тесная хижина; из мебели только грубо сколоченный стул и лежанка, покрытая сеном.
Повитуха с красным, взмокшим от пота лицом, обмакивала ветошь в тазу с горячей водой и пыталась успокоить, кричащую от боли роженицу.
Малх мог забрать мать: боль от схваток могла в любой момент остановить сердце. Она была близка, но всё же её просвет был стиснут, а значит время не пришло. Роды прошли успешно, пуповину обрезали, и комок жизни тут же запеленали.
Девочка.
Малх знал, как её зовут, но это не имело никакого значения.
Ребенок рос и креп, осваиваясь в новом мире. Тянулись дни и ночи: режутся зубы, она начинает ползать, а потом ходить и разговаривать. Малху спешить некуда, впереди вечность. Мать ни отходит от неё, кормит грудью, нежным голосом поёт колыбельные на неведомом языке. Иногда приходит коренастый, похожий на медведя мужчина – отец. Когда он видит дочурку, его взгляд наполняется нежностью. Верзила улыбается ртом, в котором не хватает двух передних зубов.
Местные напомнили Малху дикарей, которые преследовали их в Альпах, но у этих была другая одежда, более светлая кожа. Язык тоже отличался.
Однажды, играя в лесу, девочка зашла далеко. Прямые светлые волосы, глаза цвета стали, ей десять. Она собирала цветы и плела из них венок.
В глубине чащи движение. Девочка насторожилась, ярко-синий цветок горечавки упал на землю. Серая шерсть, острый взгляд. Что-то внутри девочки будто провалилось, сердце екнуло. Колючий страх начал расползаться по телу.
Волк застыл, принюхался. Крупный, в холке приходился бы Малху почти по пояс. Учуяв запах девочки, тенью сорвался с места. Сущность девочки начала обнажаться, Просвет потихоньку открывался.
Ужас, эмоциональные потрясения всегда приоткрывали Просвет, а сила воли, физическое здоровье и стойкость – наоборот серьезно работе мешали. Малх наблюдал. К списку вещей, помогающих работе, стоило добавить родителей, неспособных нормально следить за детьми.
Девочка уронила венок и бросилась бежать. Волк пустился следом, сокращая расстояние, приближая кровавую развязку.
Дикарка бегала быстро. Молодые ноги ловко перепрыгивали через корни деревьев, коварные ямки, огибали колючие кусты и трухлявые пни. Малх ждал, когда же она наконец споткнется и упадет. Девочка тяжело дышала, вытаращенные от страха глаза искали путь к спасению. Волк подбирался ближе, мощные лапы отбрасывали комья земли, пасть полная клыков хватала воздух. Глаза хищника холодны и полны ясности. Малх вспомнил глаза гоплита в прорезях бронзового шлема. Эфемерное тело жнеца содрогнулось.
Натиск на просвет усиливался, призрачным покрывалом ужас окутал девочку, она теряла контроль. До нее доходило, что возможно, сейчас – последние мгновения её жизни.
Наконец ножка поскользнулась. Тело кубарем покатилось вниз по склону, сминая мелкие растения, ломая сухие ветки.
Хищник на время потерял жертву из виду, но запах человеческого пота еще щекотал ноздри. Добыча неподалёку.
Кувыркаясь, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, девочка продолжала падение в неизвестность. Малх знал, что любое дерево, пень, может камень, помогли бы закончить работу быстрее.
Падение прекратилось, и она восстановила равновесие. Вверх по склону, волк шевелил влажным носом, надеясь уловить запах еще живого мяса. Он посмотрел вниз, нашел её взглядом. Сильные лапы пришли в движение. Спуск зверя грациознее, но и он пару раз, чуть не потерял равновесие.
Силы покидали девочку, и она позвала на помощь. Лес отвечал лишь шумом ветра и щебетом птиц.